Безжалостный обольститель - Лэндон Джулия. Страница 28
Видит Бог, если бы он мог все исправить, он бы сделал это для нее.
– К сожалению, единственное, что я могу сделать, – это жениться на тебе.
Лицо Клодии порозовело, и она, обхватив руками себя за талию, опустила голову.
– Должен быть другой выход!
– Его нет, – коротко ответил Джулиан, не желая развивать эту болезненную тему. Больше он ничего не мог сказать. Ему было жаль, что она настолько против брака... против него, но что тут поделаешь?
Джулиан услышал какой-то странный звук и резко обернулся, Клодия, прижав кулак к губам, пыталась сдержать слезы. Джулиан мгновенно оказался рядом с ней, попытался обнять ее, но она отшатнулась.
– Не плачь, Клодия, – сказал он. – Все будет хорошо.
– Я чувствую себя такой беспомощной.
– Я знаю.
– У меня нет даже права голоса. Я – ничто! Чиверс отказался принять меня. Обо мне говорят ужасные вещи, отец едва разговаривает со мной!
Он поморщился, искренне сожалея о том, какому унижению она подвергалась. Внезапно она подняла голову и сердито смахнула слезы.
– Но назад пути нет, ведь так?
– Нет.
– Ну что ж, я... я не буду плакать. Я только хотела спросить...
– О чем?
– Мне бы хотелось знать, как все будет после того, как мы... после субботы.
– Что будет?
– Ну... я имею в виду нас. – Обведя судорожным жестом комнату, она спросила: – Ты будешь меня ограничивать?
– Ограничивать? – тупо повторил он, не понимая, о чем она говорит.
Клодия со вздохом возвела глаза к потолку и вытерла слезы.
– Ты не облегчаешь мне задачу, Джулиан.
– Я прошу прощения, но какие ограничения ты ожидала?
– Ты будешь ограничивать мою свободу? – спросила она раздраженно. – Указывать, куда я могу ездить, а куда нет? С кем могу встречаться, а с кем не могу?
Подумать только! Она полагала, что он способен заточить жену дома, словно в тюрьме.
– Какая чушь, Клодия! С какой стати мне ограничивать тебя? Ты вольна поступать, как тебе вздумается.
– То есть мне будет позволено остаться в Лондоне? – скептически поинтересовалась она.
– Я вообще-то полагал, что ты будешь со мной, где бы я ни был. Я что, слишком многого требую?
Она заморгала, и в ее серых глазах мелькнула растерянность.
– Значит... значит, ты не отошлешь меня в Кеттеринг? Господи, откуда у нее эти нелепые мысли?
– Клодия, – нетерпеливо сказал он, – я собираюсь жить с тобой, как живут обычно муж и жена, там, где нам это будет удобно, в Лондоне или в Кеттеринге. И я, конечно, не собираюсь запирать тебя или отсылать прочь.
Клодия опустила глаза, водя носком туфли по ковру. На туфельке был крошечный бантик, такой хрупкий, что что-то внутри Джулиана резко отозвалось на это зрелище. Как это ни нелепо, но украшение напомнило ему о Валери и другом времени, когда он чувствовал необходимость все исправить и не сумел. Он не сумел ничего поправить и для Филиппа. Клодия презирала его за это, и внезапно Джулиан почувствовал, что не хочет отвечать за чье-либо благополучие.
Боже милосердный, он не хотел ничего чувствовать к этой обольстительной девушке, которая смогла соблазнить его всего лишь одной улыбкой, а через мгновение оттолкнуть. И у нее было по меньшей мере полдюжины разных улыбок, улыбок, которые могли пленить, коснуться его сердца, околдовать его...
Когда она смотрит на него, она думает о Филиппе?
– Ну, тогда остался еще один момент, – тихо сказала она.
– Да? – коротко поинтересовался он.
– Ты... выделишь мне содержание? Он фыркнул:
– Нет, я намерен оставить тебя еще и без пенни. – Этот саркастический ответ, похоже, снова привел ее в смятение, и Джулиан нетерпеливо продолжил: – Разумеется, я выделю тебе содержание, Клодия. Я обеспечу тебя всем, чего твоя душа пожелает, ни в чем не буду отказывать. Господи, неужели ты совсем не помнишь то время, когда проводила лето в Кеттеринге? Можешь сама назвать сумму содержания...
– Тридцать фунтов.
– В год? – спросил он.
– В месяц... – робко ответила она. Расточительно, но что ему за дело? Он, безусловно, мог себе это позволить. Если это заполнит ее время...
– Идет. И давай договоримся мирно сосуществовать, хорошо? Ты будешь заниматься своими делами, а я – своими. Совершенно незачем страдать из-за нашей глупой ошибки, – сказал он, резко остановившись перед ней. – Я лично не собираюсь терзаться.
Клодия подняла на него растерянный взгляд, пытаясь понять причину внезапной перемены его настроения. Она была так беззащитна, что у Джулиана дрогнуло сердце, хотя сейчас он менее всего хотел этого.
– Ты ведь сможешь сделать это, Клодия? – настойчиво спросил он. – Не обращать внимания на присутствие другого человека? Я-то, безусловно, сумею.
Резкие слова, казалось, повисли между ними, пока она не сказала:
– Я сумею это лучше вас, милорд.
– Чудесно, – протянул Джулиан и, резко повернувшись, устремился к двери, чтобы не совершить какую-нибудь глупость, например, молить ее о любви. – Не вернуться ли нам к гостям? Они, несомненно, гадают, не уложил ли я тебя снова на скамейку, – сказал он, упорно стараясь не замечать укола совести, когда услышал ее полный боли и недоумения возглас. Почему он должен обращать на это внимание? Он был так же растерян, как и она. Да, он чувствовал беспомощную растерянность от того, что жернова судьбы вращаются и он не в силах их остановить. Он знал, что эти жернова раздавят их, если им позволить. В сложившейся ситуации для них обоих не было другого выхода.
Сильный дождь обрушился на Лондон в день их свадьбы. Клодия сидела в ландо напротив отца, избегая его взгляда. В желудке у нее все переворачивалось при каждом рывке кареты. Уже который день она терзалась сожалениями и раскаянием.
Она взглянула на серое небо над крышами домов, в тысячный раз недоумевая, почему позволила уговорить себя. «К сожалению, единственное, что я могу сделать, – это жениться на тебе. Нам совершенно незачем страдать из-за нашей глупой ошибки». Ей ни за что не вынести этого. Закрыв глаза, Клодия с трудом сдерживала слезы.
Карета замедлила ход.
– Взбодрись. Мы приехали, – резко сказал ей отец.
Клодия вздрогнула при виде собора. Группа мужчин толпилась у входа, под навесом. Граф, естественно, настоял на присутствии не менее двух десятков именитых гостей, чтобы те засвидетельствовали «скромную семейную» свадьбу. Он полагал, что это создаст впечатление того, что все это давно планировалось, но мысль была нелепой – весь Лондон знал, что ее вынуждают к этому браку, что это публичное и пожизненное наказание за ее ошибку.
– Ну же, перестань, у тебя глаза на мокром месте. Хватит! Она скользнула взглядом по бесстрастному лицу отца.
Чего он от нее ожидал – что она весело защебечет, словно счастливая невеста? Честно говоря, она никогда не считала его особенно сентиментальным, но безразличие отца в последние дни граничило с бессердечием. Неужели он не понимает, как ей тяжело? Как унизительно, когда тебя силой вынуждают на союз с таким человеком, как Кеттеринг!
– Ты любил маму? – вдруг спросила Клодия.
С таким же успехом она могла бы спросить, не предавал ли он когда-нибудь короля.
– Что? – изумился он.
– Ты любил маму? – снова спросила она, поражаясь тому, что никогда раньше не задавала ему этот простой и главный вопрос.
Не замечая открывшейся двери, граф смотрел на нее так, словно она потеряла рассудок.
– Любил? – повторил он, будто это слово причиняло ему боль. – Что за вопрос, Клодия? Сейчас вряд ли время и место...
– Папа, прошу тебя! Просто скажи: ты любил ее?
Он помрачнел, нахмурился и рассеянно провел рукой по шейному платку. Взглянув на лакея, стоявшего у открытой двери, сказал:
– Одну минуту, Стрингфеллоу, – и жестом велел тому удалиться.
Он долго молчал, прежде чем заговорить.
– Как и большинство браков в нашем кругу, наш союз был заключен семьями. Мы почти не знали друг друга. Однако я очень уважал твою мать. Я, пожалуй, даже стал дорожить ею после первого года брака, когда она носила ребенка. Но было бы неправдой сказать, что я любил ее. И ты не должна тревожить себя подобными идеями, Клодия. Любовь едва ли необходима для удачного брака. Я даже полагаю, что со временем она приносит вред супружеским отношениям. Любовь – словно хорошее вино, которое со временем превращается в уксус. Главное – питать к мужу глубокое уважение. Если будешь ему покорна, дружеское партнерство поможет тебе продержаться.