Безжалостный обольститель - Лэндон Джулия. Страница 58

– О Боже! Как ты хорош!..

Ее приглушенный голос застал Джулиана врасплох. Он не слышал, как Клодия вошла, и неловко повернулся, чувствуя, что ему стало трудно дышать, как только увидел ее.

Господи! Она предстала перед ним, словно принцесса во всей своей красе. Он не мог отвести от нее глаз.

Она покраснела и улыбнулась, нервно заправляя локон за ухо.

– Я не обидела тебя? Прошу прощения. Просто ты выглядишь... так замечательно, – сказала она, смущенно рассмеявшись.

Джулиана бросило в жар от этого комплимента. Он все еще не мог оторвать от нее взгляда, поражаясь тому, как она снова сумела околдовать его и увлечь в омут желания.

Ее щеки порозовели.

– Я искренне надеюсь, что не обидела тебя.

– Нет, – сказал он спокойно, что стоило ему немалых усилий. – Прошу, – сказал он, жестом указав на одно из кожаных кресел, стоявших у камина. – Еще рано. Не хочешь ли вина? – Он бросил взгляд на лакея у двери и кивнул ему.

Клодия колебалась, настороженно посмотрев на него, прежде чем последовать его приглашению присесть. Она устроилась на краешке кресла, и, пока расправляла юбки, Джулиан с восхищением смотрел на плотно обтянутую лифом платья с искусной вышивкой грудь, которая волнующе поднималась при каждом ее вдохе.

Лакей появился слева от Клодии, склонившись и протягивая серебряный поднос. С милой улыбкой Клодия взяла бокал и, прежде чем пригубить вино, ждала, пока лакей обслужит Джулиана. Джулиан не пил, а продолжал смотреть на нее поверх хрустального бокала, испытывая знакомое чувство неловкости. И еще его терзал давно знакомый страх. Он снова испугался, что ему никогда не удержать в своих руках такую красоту.

Клодия опустила бокал и стала нервно теребить ожерелье на шее. Через несколько долгих мгновений она взглянула на него из-под густых темных ресниц.

– Уже почти год миновал с тех пор, как я увидела тебя на рождественском балу у Фарнсуортов, – сказала она. – Я хорошо запомнила этот момент, потому что ты был весь в черном. Черный сюртук и черные брюки. Черный жилет и черный галстук. Ты очень походил на разбойника. – Клодия помолчала и, не услышав в ответ ни слова, нервно кашлянула, снова и снова обводя пальцем край бокала.

Джулиан хорошо помнил тот бал. Он оказался там после совершенно безумной поездки, когда ему пришлось миновать Данвуди, где был похоронен Филипп. Что заставило его остановиться у могилы Филиппа, он никогда не сможет понять, но, как бы то ни было, он там остановился с букетиком оранжерейных цветов. А когда уезжал оттуда, голова у него буквально разламывалась от боли. Джулиан твердил, что нужно больше спать и меньше пить. А чувство вины здесь ни при чем.

– И ты даже не снял шпоры, – добавила Клодия. – Мисс Чэтем тоже высказалась по этому поводу: ей показалось, что ты скакал от самого Кеттеринг-Холла исключительно ради бала Фарнсуортов.

Джулиан вопросительно приподнял бровь.

– А что ты думала? – тихо спросил он.

– Что ты самый красивый мужчина во всем Лондоне, – мгновенно ответила Клодия.

Джулиан почувствовал, как появляются первые трещины в ледяном панцире, сковавшем его сердце. Неторопливо отставив в сторону бокал, он спросил:

– Почему ты мне льстишь?

– Это не лесть, Джулиан. Просто восхищаюсь тобой и ничего не могу с собой поделать, – сказала она, отпив из бокала вина. – Взглянув на тебя, я вспомнила тот вечер. Прошу простить меня.

– Я тоже помню тебя, – услышал Джулиан собственные слова. – У тебя в волосах была лента из сухого остролиста.

Клодия была приятно удивлена и расплылась в улыбке, одной из тех, что были способны мгновенно всколыхнуть его душу.

– Ты это помнишь? – спросила она, явно довольная.

– Да, как и ягоды остролиста на твоих туфельках. Клодия просияла, и Джулиан почувствовал, как тепло и свет ее улыбки растапливают лед в его сердце. Она весело засмеялась. Впервые за много недель.

– Да будет тебе известно, папа очень рассердился за то, что я испортила прекрасную пару туфель.

– А мне понравилось, – сказал он с улыбкой.

– Не знаю, как ты сумел все это разглядеть, – со смехом продолжила Клодия. – Ты стоял в другом конце зала, в окружении поклонниц. Мисс Чэтем была одной из самых пылких.

Джулиан все это хорошо помнил. Даже то, как целовал в вестибюле задыхающуюся от страсти мисс Чэтем, сожалея, что это не Клодия.

– Жаль, что тебя не было среди них, – сказал он. Улыбка Клодии постепенно меркла; ее серо-голубые глаза встретились с его глазами и замерли. У Джулиана даже появилось чувство, что этот взгляд проникает сквозь его защитную броню, сквозь лед.

– Я была среди них, – произнесла она наконец. – Я всегда была среди них, просто ты не замечал меня. И я всегда буду в их числе, что бы ни случилось.

Джулиан не мог найти слов. Он вдруг резко подался вперед. Ему хотелось прикоснуться к ней, потребовать от нее правды. Преодолев разделявшее их расстояние, он нежно провел по ее руке и обхватил запястье.

– Клодия, – тихо сказал он, – никогда не произноси подобных слов, как бы тебе ни хотелось успокоить свою совесть, если не веришь в них всем сердцем...

– Милорд, карета подана, – проговорил Тинли с порога. Вздрогнув, Джулиан повернулся к старику, проковылявшему в комнату. – Карета удобная и согрета для миледи, – добавил тот с довольной усмешкой.

Старик обладал поразительной способностью появляться в нужный момент.

– Спасибо, – пробормотал Джулиан и снова взглянул на Клодию. Она улыбалась, глаза ее сверкали. Он медленно поднялся и, поддерживая ее под локоть, помог встать.

Поколебавшись мгновение, она сказала:

– Я говорю от чистого сердца, Джулиан. – И привстав на носочках своих розовых туфелек, застенчиво поцеловала его в уголок рта.

И прежде чем он пришел в себя от неожиданных ощущений, вызванных этим простым поцелуем, Клодия уже подходила к Тинли, поддерживая его, когда тот заковылял к двери. Джулиан растерянно последовал за ней и не спускал с нее глаз, когда она надевала накидку и шляпку. Ему так хотелось поверить ей. Столь же растерянно он последовал за ней к карете, чувствуя, как ее веселый смех заполняет его душу, когда она, поскользнувшись, невольно оперлась о его руку.

И когда карета тронулась, он с подозрением смотрел на нее, все еще не веря. Клодия ответила мягкой улыбкой, ее глаза сияли так же ярко, как бриллианты в ее ожерелье.

– Ты не веришь мне, – наконец сказала она.

– Не совсем, – осторожно признался он. «Но, видит Бог, я так хочу поверить!»

Карета дернулась, и Клодия попыталась удержаться, но начала сползать с бархатных подушек. Джулиан мгновенно потянулся к ней, подхватил под руки и не задумываясь усадил к себе на колени.

– Я хочу верить тебе.

Что-то вспыхнуло в ее глазах. Она внезапно обхватила руками его голову и припала к его губам. Она прижалась к нему всем гибким телом, пока Джулиан медленно, почти неохотно скользил рукой по ее плечу, шее, щеке, осторожно коснулся лица.

Карета снова дернулась, и все прекратилось так же внезапно, как и началось. Клодия подняла голову и несколько долгих мгновений смотрела на него, тяжело дыша.

– Я не знаю, как убедить тебя, – сказала она. – Я даже не знаю, следует ли это делать.

Она соскользнула с его колен и села рядом. Джулиан не ответил, боясь показать, как отчаянно ему хочется, чтобы она его убедила, как опасно близок он к тому, чтобы поверить ей, и всего лишь из-за одного жаркого поцелуя. Клодия, задумчиво глядя в окно, прижалась к нему. Джулиан накрыл ее руку своей, и она ответила легким пожатием.

Это успокаивающее движение отдалось в сердце Джулиана, и он раздумывал, не сошел ли с ума, полагая, что все у них может быть хорошо, что когда-нибудь они станут по-настоящему близки.

Граф Олбрайт, вопреки здравому смыслу, все-таки решил привезти с собой жену в Лондон, рассчитывая, что поездка будет очень короткой. Он был уверен, что к концу недели они уже вернутся в Лонгбридж, их загородное имение. И он, конечно, не собирался устраивать званый ужин. Но его жена Лилиана настояла на этом, сетуя, что уже столько недель провела в Лонгбридже и за это время не приняла ни одного гостя! Ей даже не с кем было поговорить, кроме мужа, ребенка и сонных коров. Потом она толкнула его на спину, чтобы добиться нужного ответа жаркими поцелуями, и не только поцелуями. Адриан, как обычно, не смог устоять перед ее натиском.