Прекрасный незнакомец - Лэндон Джулия. Страница 9

— Ну-ка выпейте это.

Монкрифф сунул ей в руку стакан с шотландским виски. Керри с трудом вспомнила, где находится, оттолкнула стакан и покачала головой.

— Я… я не знала, — хрипло прошептала она.

— Я уверен, что муж просто не хотел вас тревожить.

В ответ она фыркнула без всякого изящества.

— Действительно, какая мелочь!

— Перестаньте, миссис Маккиннон, — сказал Монкрифф неожиданно деловым тоном. Он подошел к окну и посмотрел на расстилающуюся перед домом зеленую лужайку. — Фрейзер знал, что умирает и ничего не может сделать, чтобы исправить положение. Он знал, что вы будете соответствующим образом обеспечены, и предпочел не омрачать последние месяцы своей земной жизни.

При этих словах Керри подняла глаза и повернулась к Монкриффу.

— Он знал, что я буду соответствующим образом обеспечена? — потрясение спросила она. — Вы, милорд, не можете не понимать, в каком я оказалась положении, и поэтому я просто не могу взять в толк, о чем вы говорите!

— Разумеется, я все понимаю, — улыбнулся он, поворачиваясь к ней. — Лучше, чем вы. — От странной улыбки, внезапно растянувшей его губы, кровь у нее похолодела. — Видите ли, мы с вашим мужем пришли к некоему соглашению касательно вашего долга, и он настоял на том, чтобы ваше будущее было частью нашего договора. Я с радостью пошел ему навстречу.

Внутри у Керри все сжалось от страха.

— Какого договора? — еле выговорила она. Монкрифф поманил ее к себе.

— Подойдите сюда, прошу вас. Я вам кое-что покажу.

Керри медленно поднялась, прошла, как сомнамбула, через всю огромную комнату. Ей было так страшно, что она чуть не потеряла сознание. Наконец она подошла к окну, Монкрифф обнял ее за плечи и тепло улыбнулся.

— Видите, вон там? — показал он на лужайку. Там, на лужайке, его сын Чарлз играл с двумя собаками в «ну-ка, отними» — совсем как маленький мальчик. С другой стороны лужайки, под деревом, стоял Томас и смотрел на Чарлза из-под полей шляпы. — Чарлзу пошел тридцать первый год. Надеюсь, вы понимаете, что он никогда не будет обладать разумом взрослого человека. Но я позабочусь о том, чтобы это не имело значения. Мой сын унаследует значительное состояние. Вдобавок к тому, чем я владею сейчас и что вскоре получу от вас, я почти уверен, что Шотландский банк с удовольствием продаст мне вашу землю, миссис Маккиннон.

— Но… но ведь земля, о которой идет речь, принадлежит кому-то еще. Так написал мне Шотландский банк, — растерянно проговорила она.

— Да, владельцу, который проживает далеко от своей земли и который ни разу не ступил на нее ногой. Думаю, он будет очень рад избавиться от нее.

В этих словах для Керри не было никакого смысла. Она покачала головой и высвободилась из-под руки, лежащей у нее на плечах.

— Я не понимаю.

— Тогда позвольте мне объяснить вам все попроще, — вздохнул он, точно говорил с ребенком. — Банк захочет получить то, что ему задолжали. Владелец земли захочет избавиться от того, что превратилось в огромный долг. Я могу купить ваши ничтожные земли за небольшую долю их рыночной цены и осчастливить и банк, и владельца.

В голове у нее все смешалось; взгляд ее переместился на Чарлза и лужайку, и она машинально отметила, что его рубашка выбилась из брюк, а волосы растрепались — и это сильно контрастировало с аккуратной внешностью его отца.

— Я вам не верю, — пробормотала она. — Фрейзер хотел, чтобы я жила в Гленбейдене. Он не согласился бы отдать то, что у него осталось, ни вам, ни кому-то еще.

Монкрифф засмеялся, снова положил руку ей на плечо и наклонился к ней так, что его губы были совсем близко от ее уха.

— Вы сильно ошибаетесь. Ему не хотелось, чтобы Томас Маккиннон заполучил вас, поэтому в обмен на то, что я прощу ему долг, Фрейзер пообещал, что вы станете красивой женушкой моему Чарли.

Услышав это, Керри отшатнулась и резко повернулась к нему, прижав руку к бешено забившемуся сердцу.

— Да как вы смеете! — вскрикнула она; от густого страха в горле у нее появилась горечь. Как посмел Фрейзер? Как посмел он так ее предать?

— Но послушайте, ведь у вас нет выбора! — напомнил Монкрифф. — Неужели вы думаете, что, когда вы избавитесь от вашего вдовьего траура, какой-нибудь приличный джентльмен прибежит к вашим дверям? Тогда вас не возьмет даже Маккиннон! У вас же ничего нет! Единственная альтернатива для вас моему довольно щедрому предложению — это искать убежища у вашей матери, а уж она-то, я уверен, найдет того, кто захочет вас обеспечить!

Слова не шли с ее окоченевшего языка. Удар был слишком силен; Керри показалось, что она рухнет сейчас под его тяжестью.

Монкрифф тяжело вздохнул.

— Вы не можете надеяться на лучшее решение проблемы, миссис Маккиннон. Да, мой Чарлз умственно отсталый, но у вас будет все, что вы пожелаете…

— Я никогда не выйду замуж за Чарлза, — заявила она, сама, удивившись тому, как спокойно это прозвучало. — И вы не сможете меня заставить!

Монкрифф крепко сжал губы, и некоторое время смотрел на нее.

— Подумайте, прежде чем говорить такое, миссис Маккиннон. Вы можете пожалеть о своих опрометчивых словах.

— Я ни о чем не стану жалеть, — возразила она, и голос ее зазвучал тверже. — Я не выйду за вашего сына ни при каких обстоятельствах! — Монкрифф побагровел, и Керри вдруг страшно захотелось уйти отсюда. — Вы получите ваши пять тысяч, — высокомерно процедила она и, круто повернувшись, направилась к двери. Думать о том, как она совершит, сей необыкновенный подвиг, она не могла и не хотела.

— Миссис Маккиннон!

Рука ее замерла на дверной ручке; инстинкт подсказывал ей бежать, покуда можно, но она вздернула подбородок, заставив себя оглянуться и встретиться с Монкриффом взглядом. В его глазах сверкала ярость, кулаки были крепко сжаты.

— Вы никогда не сможете добыть пять тысяч фунтов! Но я дам вам время попытаться — по правде говоря, вы нам не нужны в ваших траурных одеждах. У вас есть один месяц, и после этого вы выплатите мне долг вашего мужа. Вы хорошо поняли? — процедил он сквозь зубы.

О, она все прекрасно поняла. Поняла так ясно, что чуть не рассмеялась громко — так нелепо было это предположение.

— Я уже сказала. Вы получите пять тысяч фунтов, — повторила она с фальшивой уверенностью, рывком распахнула дверь и вышла, высоко подняв голову, словно у нее было некое представление о том, какое чудо поможет ей раздобыть эти проклятые пять тысяч.

Глава 4

Когда Керри объявила, что собирается съездить в Данди и встретиться с агентом Шотландского банка, Томас воспротивился.

— Это пустая трата времени, вот что. Смысла никакого, — повторял он снова и снова, утверждая, что банк ни в коем случае не одолжит ей денег.

Но поскольку ничего лучшего он придумать не мог, Керри упорствовала. Она не позволит Монкриффу победить, пока она жива. И она надела свое черное бомбазиновое платье, упаковала маленькую потертую сумку — вместе с пистолетом, который ее заставил взять Томас, — и сунула красивую тройную нитку жемчуга в карманчик, пришитый к нижней юбке.

Когда Мэй возразила против ее намерения использовать жемчуг в качестве дополнительного обеспечения долга, Керри рассвирепела. Они что — могут предложить что-нибудь получше? Нет? Она была до смерти напугана тем, что собиралась сделать, и ей совершенно не нужны были их советы. Что ей скажут в банке? Жемчуг принадлежал ее прабабке, потом бабке. Отец подарил его Керри на свадьбу. Воспоминания о свадьбе не улучшили ее мрачного настроения, равно как и воспоминания о летнем бале в Монкрифф-Хаусе, когда она единственный раз за все свои двадцать семь лет надела этот жемчуг. Добрый Боженька на небесах знает, как больно ей будет расстаться с ним: жемчуг был единственной сохранившейся у нее с детства вещью, которая что-либо значила для нее, — но, увы, он к тому же был единственной ее вещью, стоившей больше нескольких фартингов. И она не отдаст свою землю, тем более не отдаст ее Монкриффу, и эта мысль наполнила ее твердой и безоговорочной решимостью. Потрясение, возмущение и удушающее отчаяние, которые овладели ею, когда она вышла из Монкрифф-Хауса, постепенно переросли в дикий гнев. В течение этих суток бывали моменты, когда она прямо-таки радовалась, что Фрейзер мертв, потому что, будь он жив, она бы его удавила. Просто невозможно даже представить, что он мог предложить ее в качестве уплаты долга, посулив ее — и кому? — Чарлзу Монкриффу! Матерь Божья!