Ледяное сердце - Лэнгтон Джоанна. Страница 5

Джим захныкал. Он был столь очевидной миниатюрной копией своего отца, что на мгновение Николь усомнилась, что Пол не догадался об этом.

— Ваф-Ваф. Ваф тоже любит машины, — продолжал малыш.

Николь проглотила комок в горле и окинула Пола осуждающим взглядом.

— Может быть, ты ему объяснишь, что игрушка, — это слово она подчеркнула, — с которой он спал все ночи, больше не принадлежит ему.

— О чем ты говоришь? Неужели во время своего бегства ты была столь невнимательна, что забыла взять игрушку?

— Нет, я не это имела в виду, — нервно проговорила Николь. — Нет. Вся его одежда и игрушки раньше принадлежали детям Кэтлин, и она запретила мне взять с собой хотя бы одну из них. Это не так уж удивительно после того, как ты оскорбил ее. Она не могла ответить тебе, но так она выместила злобу на моем сыне.

Тонкое смуглое лицо Пола потемнело.

— И одежда, и игрушки? Николь отрывисто кивнула.

— Игрушка, — настойчиво повторял Джим, — игрушка Ваф.

— Мы купим новую. Особенно этого Ва-фа, — скрипнул зубами Пол решительно. — Я бы никогда не поверил, что женщина может быть настолько мелочной!

— Этого Вафа нельзя купить ни за какие деньги, — сказала Николь глухо. — Его сделала бабушка Кэтлин для правнучки. Это розовый жираф.

Пол развел руками.

— Я найду похожего жирафа.

— Его не проведешь, Пол. — Николь покачала головой, которая раскалывалась от боли. Она вдруг подумала: и что я зациклилась на ничтожной, хоть и горячо любимой мягкой игрушке, когда мы не знаем даже, где придется ночевать. — Куда ты везешь нас?

— В мой городской дом, куда же еще!

— Я не поеду к тебе домой! — в ужасе воскликнула Николь.

— Домой, — сказал Джим. — Ваф.

— Он расстроен, — неуверенно заметил Пол.

— Сын еще такой маленький, — защищаясь, ответила Николь. — Как ты мог так поступить с нами?

— Легко. Я сделал то, что нужно.

— То, что нужно?

— Хорошо это или плохо, но твой ребенок из рода Уэбберов. Он часть нашей семьи и не должен страдать из-за ошибки своих родителей.

Николь окинула его обжигающим взглядом.

— Как мать я, по крайней мере, не совершала никаких ошибок.

— Предлагаю перенести этот разговор на то время, когда мы будем одни.

— Я не хочу ехать к тебе домой, — повторила Николь.

— А я не собираюсь селить вас в гостинице. Ты можешь опять сделать глупость и исчезнуть, а я и так уже потратил уйму времени, чтобы разыскать тебя.

— Я думала, что это Мартин…

— Моему деду за восемьдесят, — сухо напомнил Пол. — Я обратился в сыскное агентство и долго имел дело с ними, поскольку разыскать тебя оказалось не так-то легко.

— Я не хотела, чтобы меня разыскивали, — прошептала Николь. Ее вдруг охватила ужасная слабость.

Наступило молчание. Минуту или две она, ничего не видя, смотрела в окно, а потом повернулась к Полу.

Спокойствие, сквозившее в его эффектной фигуре, возмущало ее, готовую взорваться от напряжения. Однако и невозмутимость Пола была весьма обманчива, поскольку он тоже испытывал дискомфорт и без всякого удовольствия вынужден был делать то, что делал.

— Я боялся, ты кончишь тем, что окажешься на улице, — прервал молчание Пол бесцеремонно откровенным замечанием.

Но и его Николь оставила без ответа, лишь глаза у нее расширились от негодования.

— Это вполне естественное опасение, — спокойно заметил Пол. — Сколько бы денег у тебя ни было, на них долго не протянешь. Я думал, ты будешь вынуждена использовать свою внешность, чтобы выжить.

— Нет, я не дошла до такой степени отчаяния. — Николь стиснула руки на коленях, голос ее дрожал, но не утратил сарказма. — Я выжила… без использования внешности.

— Скоро ты будешь благодарна за мое вмешательство.

— Никогда. Нельзя так играть жизнями людей.

Хотя Николь говорила внешне спокойно, ей было тревожно и она чувствовала полную безысходность. Бездомная, без копейки в кармане, безработная! Пол разрушил все, что у них было. Он сделал то, чего нельзя простить: поставил ее в унизительное положение, заставив принять тот факт, что теперь они полностью зависят от его великодушия. Больно переносить такое, но, видимо, ничего не поделаешь — у нее есть сын и она не может бросить все и уйти. Да и куда?

Машина подъехала к большому впечатляющего вида особняку, стоявшему на тихой площади. Николь выбралась из лимузина и хотела взять на руки Джима, но он стал выкарабкиваться сам, умышленно ускользая из ее рук, проявляя черты упрямой независимости, которые она стала все чаще замечать по мере того, как подходило к концу его младенчество. Пожилая женщина открыла входную дверь, прежде чем они поднялись на верхнюю ступеньку крыльца. Она склонила седую голову, сосредоточив все внимание на Джиме.

— Моя экономка Анна. Она будет смотреть за ребенком, — сообщил Пол.

— За ребенком… — Как больно было слышать эти равнодушные слова, ведь их говорил отец этого ребенка. — Я сама буду смотреть за ним.

— Анна когда-то нянчила меня, — сухо сказал Пол. — Могу заверить, что она лучше тебя справится с маленьким.

Женщина внимательно оглядела Николь, потом перевела взгляд на хозяина, чтобы выслушать его наставления.

Няня Пола. Ну и дела, подумала Николь, розовея от замешательства. Итальянка-то быстро заметит сходство, особенно если она ухаживала за Полом, когда тот был в таком же возрасте. Правда, посмеет ли она заикнуться об этом и вообще что-либо комментировать? Николь убедила себя, что ее тайна не раскроется.

Она сама не имела намерения рассказывать Полу, что он отец ее ребенка. Это было бы нечестно — она же обдуманно пошла на риск забеременеть. Действительно, как ни тяжело это вспоминать без постыдного чувства презрения к себе, Николь и вправду хотела зачать в те памятные выходные.

В то время больше всего на свете она хотела дать Полу ребенка вместо того, которого он потерял, совсем не представляя, что будет в дальнейшем. Или все-таки представляла? В глубине души не надеялась ли она на то, что Пол сочтет невозможным бросить своего ребенка?

Конечно, она поступила безрассудно, но поняла это только в момент, когда Пол отверг ее. Безнадежная влюбленность в Пола все объясняла. Но этот человек никогда бы не понял и не простил того, что она сделала. Решил бы, что Николь солгала, потому что хочет завладеть его богатством. Услышав признания свалившейся на его голову воровки, что еще можно было подумать? Вряд ли он заподозрил бы искренние чистые мотивы в ее умышленном и удавшемся стремлении забеременеть.

Закончив разговор с Анной, которая уже держала Джима на руках, Пол распахнул дверь.

— Теперь мы можем поговорить, Николь, — тихо начал он. Эти спокойно сказанные слова подействовали.

Ругая себя, она последовала за Полом в великолепно обставленный кабинет и, посмотрев на свое отражение в зеркале на стене, испугалась. Перепутанные волосы напоминали пучок соломы; лицо, лишенное какой-либо косметики, поскольку косметику, как и многое другое, она считала не обязательным в однообразной и унылой ее жизни, было бледным. На ней был черный свитер, джинсы и бархатный жакет — поношенные вещи из благотворительного магазина.

Убожество своего вида она ощутила всем существом, когда вошла в кабинет, обставленный с потрясающей роскошью: старинная мебель, тяжелые, замысловато задрапированные занавеси, большие персидские ковры. Всюду свежие цветы.

Пряча руки в карманы, Николь как затравленный зверек смотрела на Пола.

Опершись на край письменного стола из красного дерева, он наблюдал за ней. Красивые глаза смотрели открыто и безжалостно оценивающе. Застигнутая врасплох этим взглядом, Николь восприняла его как физическое прикосновение. Ее стройная фигура напряглась, скулы залило краской, и у нее перехватило дыхание, сердце лихорадочно застучало. Пол выпрямился и пошел к ней, уверенный и молчаливый, словно крадущийся хищник. Николь готова была убежать, спрятаться от его пристального взгляда. Он остановился в двух шагах от нее. Воцарившееся молчание гнетуще действовало на Николь.