Ложь во имя любви - Лэнгтон Джоанна. Страница 13

– Но ведь это совсем другое дело... Его голос был полон иронии:

– Разве?

Девушка в задумчивости сжимала и разжимала пальцы, как будто пытаясь принять какое-то важное решение.

– Если вы не можете вернуть мне Патрика, тогда я поеду в Грецию, чтобы там быть рядом с ним. Этого вы мне запретить не можете!

В ее голосе появились нотки отчаяния.

Тень досады пробежала по его мужественным чертам, а теплые черные глаза несколько изменили свое выражение, сделавшись холодными и высокомерными. С него слетел налет дружелюбия и наносного сочувствия.

– Мой отец в курсе вашего безнравственного поведения, и он не потерпит вашего влияния на ребенка. Так что вам не стоит ждать от нас приглашения навестить Патрика.

Алекс почувствовала, что начинает закипать от злости.

– Кто бы говорил! На вашем месте я не стала бы так уж гордиться вашей семейкой. Один другого лучше. Ваш отец, как капризный ребенок, требует немедленно доставить ему внука, словно новую игрушку, и все идут у него на поводу. Вы похищаете своего собственного племянника, как заправский террорист, не думая ни о моих чувствах, ни о самочувствии маленького Патрика.

Внутри у нее все бушевало.

– А ваш покойный брат, известный своей любовью к низкопробным интрижкам? Может быть, в вас и течет какая-то особенная кровь, в чем я совсем не уверена, но вам вовсе не стоит быть таким надменным, презирая всех окружающих. И совсем уж глупо думать, что я чем-то хуже вас. Я, по крайней мере, люблю Патрика и никогда не стала бы обращаться с живым ребенком, как с бесчувственной вещью.

Костос был вне себя от ее обвинений в адрес его уважаемой семьи. Он побледнел от гнева и резко отбросил назад гордую голову, пытаясь сдержать приступ ярости, охватившей его.

В его глазах внезапно появились злые огоньки. Никогда еще в своей жизни он не слышал, чтобы кто-то так отзывался о близких ему людях. Никто никогда так не оскорблял членов его семьи. Те немногие крупицы правды, которые заключались в ее словах, только еще больше разозлили его.

При этом она, эта преступная мать, еще сидит здесь со своими распущенными белокурыми локонами, словно какая-то Златовласка. Сирена с каменным сердцем! И при этом, смеет походить на обиженную маленькую девочку, поджавшую под себя ноги и вытирающую слезы тыльной стороной ладони...

И Костос пообещал себе, что, как бы ни повернулось дело, кто бы ни одержал верх, он заставит ее заплатить за то, что она пытается сровнять его с грязью, в которой сама увязла по уши. Она еще будет просить у него пощады. Он со злостью посмотрел на нее, не вставая с места.

Алекс убрала прядь волос с лица. Она сама была шокирована словами, вылетевшими у нее. Такая реакция была вовсе ей не свойственна. Но она теперь ни за что бы не пошла на попятную. Она продолжала настаивать на своем. Ее голос, несмотря на все ее усилия казаться спокойной, сорвался на очень высокую ноту.

– Выбирайте: или вы привозите Патрика сюда, или я еду к нему.

Костос попробовал достичь компромисса, не отменяя при этом своих прежних решений:

– Со временем я попробую уговорить отца предоставить вам возможность регулярно видеться с мальчиком. Я думаю, мне это удастся. Но вы не можете не понимать, что для этого мне потребуется время, время, которого у нас с вами сейчас нет, – сдерживая гнев, попытался убедить ее Костос, при этом красиво жестикулируя.

Его жест, взывающий к милосердию, не мог не тронуть ее, но тут же она подумала, что этот негодяй неплохо владеет языком жестов. Великолепный актер и притворщик. Знает, как выглядеть открытым, честным, человечным, в то же время умеет надавить, когда это нужно.

Однако ему не следует думать, что она опять сможет доверять ему, что он заморочит ей голову своим шармом, заговорит ее, наобещает с три короба, убедит в том, что то, что случилось, уже невозможно исправить.

– То, что вы говорите, очень интересно, но я не верю ни единому вашему слову. Мне нужен Патрик, или я сейчас же иду в полицию. Если в полиции меня не захотят слушать, потому что вы относитесь к мировой знати, богаты и влиятельны и у вас найдется море защитников, то я обращусь в газеты, а журналисты, уж поверьте мне, выслушают меня внимательно. Эта история будет для них очень интересна.

Костос выглядел раздраженным. Мало было людей на свете, которые могли довести его до подобного состояния. Теперь он стал похож на большую дикую кошку перед прыжком. Так же собран и беспощаден.

– Вы думаете, что ваш сын, когда вырастет, скажет вам спасибо за то, что вы обнародовали факт его внебрачного зачатия? За то, что вы родили его только для того, чтобы обеспечить себя?

Его голос повысился до опасного предела, а глаза метались по всей комнате.

– Таким образом, вы собираетесь рассказать всему миру, что ребенок вам был нужен только как гарант вашего безбедного существования и вы совершенно не интересовались его воспитанием? А о том, что через несколько дней после рождения Патрика, когда он был еще в больнице, вы уже веселились на вечеринке, не зная даже, выживет ли он или нет? Об этом вы тоже собираетесь рассказать?!

Алекс почувствовала, как будто ее ударили по лицу. Ее бирюзовые глаза широко раскрылись в ужасе. Несколько крупных слезинок выкатились из них, прокладывая мокрые дорожки на щеках. Она бросилась лицом в подушку, пытаясь скрыть от него свои слезы, и забилась в неудержимых рыданиях.

Она и без этого выглядела ужасно – измученная, бледная, с осунувшимся лицом; в глазах застыло какое-то трагическое выражение...

Костос подошел и, вздохнув, присел подле нее, гладя ее по голове неловкими движениями, утешая, будто маленькую девочку. От его скупой ласки Алекс зарыдала еще горше. Сейчас она была полностью раздавлена всеми неприятностями, которые обрушились на нее в последние несколько дней. Он пересел поближе и крепко обнял ее.

– Алекс... – Голос Костоса был мягким. Ее глаза, похоже, старались избежать его взгляда. Ее лицо, намокшее от слез, было закрыто руками, и слова были едва различимы.

– Ваш престарелый отец захотел увидеть своего внука, и мальчика похищают по вашему приказу. А что будет, если ваш отец потеряет интерес к нему или если он умрет? Кому будет нужен Патрик тогда, особенно если это будет грозить вашей семье неминуемым скандалом? – проговорила Алекс между приступами рыданий.

Костос понял, что он никогда не смотрел на вопрос под этим углом. Он хранил молчание, дав ей выплеснуть всю накопившуюся горечь. Его основной целью на тот момент было заставить Алекс согласиться с ним. Как раз в эту минуту в комнату вошел посольский врач.

Прошли, казалось, долгие часы, пока Алекс наконец прекратила рыдать. В голове у нее крутились тревожные мысли о том, как, должно быть, сейчас несчастен Патрик, как он расстроен! Может быть, он плачет, не находя ее рядом, а она ничем не может помочь ему. Что бы она ни сделала, к кому бы ни обратилась, это вряд ли поможет вернуть мальчика домой. Давно известно, что влиятельные люди обычно глухи к общественному мнению, особенно если оно выражается далеко от границ их государства.

Алекс начинала подозревать, что Никифорос Сикельянос, да и его сын тоже, видимо, отличаются редким упрямством, они вряд ли признают свою ошибку, как бы велика она ни была. В ее власти было только немного напугать их, взвинтить их нервы, но стоит ли делать это, если ее действия могут повредить дальнейшей жизни Патрика?

Алекс почувствовала, как что-то кольнуло в предплечье, но, глубоко погруженная в свои мрачные мысли, она не обратила на это внимания. Она было снова собиралась протестовать, но у нее началось вдруг сильное головокружение.

Девушка откинулась обратно на спинку дивана. Внезапно лица Костоса и врача поплыли у нее перед глазами, все мысли смешались в голове. Мир залила темнота. Она погрузилась в эту беспросветность, а когда ей удалось наконец открыть глаза, увидела голову Костоса совсем рядом с собой.

– Вы похожи на льва, у вас такие же глаза... – сонно сказала Алекс, с трудом пытаясь разжать слипающиеся веки. Ей хотелось дотронуться до него, но у нее не было сил пошевелить хотя бы пальцем.