Кошка, которая умела плакать… - Аникина Наталия. Страница 58

Свет излучали и широкие полоски зелёного зачарованного камня, тянущиеся на уровне двух алайских ростов от пола по всему периметру зала и огибающие двери, скрещиваясь над ними треугольниками, в центре которых сияло по алайскому глазу, уже куда более реалистичному, если не сказать живому. Их каменный взор очень напоминал взгляд бриаэлларских анеис, но причиной страшноватого его выражения вряд ли была неимоверным усилием обузданная звериная эмоциональность, скорее уж, мертвящая холодность равнодушного существа. По спине Алу, как и при встрече с Чувствующими, побежали мурашки, и она постаралась сосредоточить своё внимание на стенах, пустых, гладких, кажущихся мокрыми стенах, из чёрных зеркал которых на сианай смотрело только её собственное растерянное отражение – бледный овал с двумя синими пятнами вместо глаз. Ни рисунков, ни текстов, ни хотя бы потайных дверей, ведущих туда, где они есть, не обнаружилось. Аниаллу остановилась в нерешительности. Этого просто не могло быть! Руалские алаи свято чтут обряды, соблюдая их до последнего слова, и вот перед её глазами предстаёт вопиющее их нарушение! Ни одна из стен гробницы не была Стеной Жизни – высеченным в камне жизнеописанием покоящегося здесь владыки…

Алайка задумчиво постукивала ногтями по гладкому камню, лихорадочно соображая, что ей делать дальше. Если что и было начертано на этих стенах Освободителем, то оно было так умело стёрто с них чьим-то волшебством, что и следов не осталось. А если это не так, если предположить, что Агир не писал ничего на своей Стене Жизни, то чем же он занимался в своей Гробнице десяток дней? Непонятно…

Но не спросить ли ответа на этот вопрос у самого Агира? – Аниаллу подошла к покоящемуся на возвышении в центре зала саркофагу. Иногда мертвые бывают удивительно разговорчивы… хотя это вряд ли применимо к Освободителю, но попытаться всегда можно! Алайка поднялась по ступеням, окинула взором роскошный золотой гроб Агира…

– Прости, но я не могу позволить тебе сделать это, – внезапно прозвучал за её спиной решительный и вместе с тем мягкий голос Анара. Рука его накрыла её пальцы, осторожно, но так, что не вывернешься, прижав к саркофагу и не давая открыть крышку.

– Почему? – Аниаллу обернулась к алаю, не убирая руки. Он стоял позади неё и старательно прятал волнение. Только теперь Алу поняла, что значило для него войти в гробницу. Но ведь он сделал это, потому что волновался за неё. Алу вдруг захотелось бросить всё к демонам.

– Потому что это святотатство.

– Ой, посмотрите на этого праведника! – непонятно почему Аниаллу ужасно развеселили слова алая. – Там у вас, у жрецов, сейчас время вечерней молитвы, может быть, тоже помолишься?

– Можно подумать, что я его собираюсь на куски порезать и по полу разбросать! – совсем разбушевалась она. – И кто это мне говорит – первейший богохульник и нарушитель всех священных законов своего народа!

– Я боюсь не за кости Агира, а за тебя, за твою душу, – всё так же тихо и ласково сказал Анар.

– Я знаю, – уже стыдясь своей вспышки, растроганно сказала Алу. – Но поверь мне, что если бы за каждое богохульство вроде этого Аласаис отщипывала от моей души хотя бы вот та-кусенький кусочек, то от меня уже давно ничего бы не осталось. Я знаю волю и желания богини гораздо лучше руалских и каких бы то ни было её жрецов просто потому, что разговаривала с наэй так же, как сейчас говорю с тобой. Я вообще мастер в искусстве умиротворения разгневанных богов, так что могу сначала насвятотатствоваться вволю, а потом замолить грехи. И свои, и твои тоже, – она подмигнула Анару, все еще изумленному её неожиданным весельем, и направилась к саркофагу.

Хотя Аниаллу говорила чистую правду, и Аласаис никогда не покарала бы её за вторжение в гробницу, девушке тоже было как-то не по себе, она словно чувствовала, что вот-вот перед ней предстанет нечто ужасное. И смех, которым она попыталась заглушить это чувство, не принес облегчения. Но Алу отогнала от себя это леденящее предчувствие и, не позволив улыбке погаснуть на своём лице, решительно толкнула изрезанную ритуальными символами крышку.

Гром не грянул с небес и молнии не испепелили Аниаллу, когда золотистая плита отъехала в сторону, и девушка увидела неподвластное тлену лицо Агира Освободителя. Глаза древнего властителя были открыты. Этот застывший в вечности взор чем-то насторожил Аниаллу. Было в нём нечто странное, неуловимое, но без сомнения важное для алайки.

Тело Освободителя ярко сияло в магическом спектре – погребальные ритуалы руалцев подразумевали наложение на тело множества заклятий, имеющих смысл только для посвященных. Этим занимались жрецы одного из великих храмов – храма Возрождающихся.

Аниаллу положила руки на виски покойника и закрыла глаза. Она стояла неподвижно, яркое сияние просвечивало сквозь её сомкнутые веки. Анар стоял рядом с ней, внимательно вглядываясь в застывшее лицо девушки.

Внезапно Аниаллу распахнула глаза, резко выхватила кинжал и сделала надрез на лбу трупа. Движение её было настолько быстрым, что Анар не успел её остановить.

– Аридолен! – с изумлением и испугом вскричала Алу. Анар видел, что девушке стоило огромных усилий, чтобы не отпрыгнуть от саркофага и не броситься прочь из погребальной камеры Освободителя. Но, как бы сильно ей ни хотелось сделать это, алайка осталась стоять где стояла, и вскоре лицо её стало совершенно спокойным. Руки девушки вновь запорхали над лицом Агира Девятого, но на этот раз движения их были какими-то беспорядочными, ломаными и резкими.

– Посмотри, – шёпотом позвала Алу, подкрепив свои слова недвусмысленным жестом. Анар помедлил, и девушка повернула к нему лицо, чтобы спросить о причине его замешательства. Взглянув ей в глаза, алай поразился – они не светились. Совершенно, как у какой-нибудь эльфки!

Тал сианай Аниаллу видела много крови, убивала и сама была убита. За свою долгую жизнь она поняла, что есть в Бесконечном вещи и похуже смерти. Но всякий раз, когда она сталкивалась с чем-то подобным, пусть даже лично для неё никакой угрозы не представляющим, девушке казалось, что мир рушится, и вся вечность, лежащая перед ней, будет сплошным кошмаром. Она не раз ругала себя за слабонервность, но это было потом, когда ей с огромным трудом удавалось взять себя в лапы. Да, именно в лапы, потому что спасение от сводящего с ума страха она находила, лишь носясь по лесу за дичью в своем зверином обличий.

Но сейчас, к несчастью, рядом не оказалось никакой дичи, зато была так неудачно подвернувшаяся рука подошедшего к гробу Анара. Острые ногти впились в его запястье, и ему оставалось надеяться, что тал сианай умеет залечивать раны от алайских когтей не только на себе. Через мгновение Аниаллу взяла себя в руки и ужаснулась, увидев, что она наделала за время своего замешательства. Но прежде чем девушка успела что-то сказать или сделать, произошло событие, поразившее обоих: глубокие кровоточащие царапины уже начали заживать. Они не светились синим изнутри, как у Аниаллу, а просто затягивались и через минуту исчезли вовсе.

– Вот видишь, я тоже тал сианай, – заключил Анар, потирая исцелённое запястье, которое он осторожно высвободил из пальцев остолбеневшей девушки.

– Ты не тал сианай. Такое случается и с самыми обычными алаями, – с деланным равнодушием пожала плечами Алу, всем своим видом показывая нежелание далее обсуждать эту тему, раз уж досадный инцидент уладился сам собой. – Иногда. Но того, что стало с твоим дедом, с нашими соплеменниками ещё не происходило, – продолжила девушка, вновь нагибаясь к саркофагу, и в голос её вернулись нотки тревоги, – эн элео но Аласаис.

Следуя примеру Аниаллу, Анар склонился над Агиром. В ранке на лбу его деда поблёскивало что-то серебристое. Едва его взгляд наткнулся на это, алай невольно отпрянул и зашипел. Но не прошло и нескольких секунд, как странное чувство тревоги исчезло без следа.

– Что это? Какое-то оружие? – спросил он, ища объяснение произошедшему. – Меня словно кто-то рванул за усы, когда я увидел это.