Клонинги - Люцканова Весела. Страница 2

Несколько моих попыток проникнуть в тайный кабинет Зибеля оказались безуспешными. Но я не терял надежды.

У нас были занятия с Зибелем. Он строил наши характеры медленно, методично, по строго определенной схеме. Первые пятнадцать минут он учил нас отдавать жизнь науке. (Как будто у нас был выбор!) При этих словах его лицо вспыхивало, в голосе появлялись высокие ноты.

Итак, у нас были занятия с Зибелем, я воспользовался переменой, оторвался от группы и бросился бежать. Я весь дрожал и постоянно оглядывался. Ужасно боялся, что кто-нибудь остановит меня на пороге моего открытия. Я должен узнать – потом пусть меня наказывают, как хотят, пусть меня убьют, но прежде я должен узнать! Уже прошло несколько суток с той минуты, когда я пошел за доктором Зибелем, а он не оглянулся. Было несколько неудачных попыток. И сейчас, встав на колени, я искал маленький знак, оставленный моим скальпелем. Я так волновался, что с трудом его нашел. На мгновение я застыл – от радости или от страха, потом наступил на отмеченное место, в стене мелькнула та же самая дверь, и я очутился в обычной комнате. Такие же, как везде, стены и шкафы, такие же экраны и полки с книгами, та же самая простая пластиковая мебель. Почему же тогда о существовании комнаты никто не должен знать? И все-таки эта комната в чем-то была другой, хотя ее отличие не сразу бросалось в глаза. Вглядевшись внимательнее, я понял, что другой была большая карта на стене, зеленая, с какими-то темно-коричневыми линиями и темно-коричневыми кружочками со странными названиями: я попытался прочитать некоторые из них, но ничего не понял, в левом нижнем углу я увидел большой красный круг и слово, написанное большими красными буквами, которое сразу привлекло мое внимание, – клонинги. Что это такое? Повторив его несколько раз, я вдруг начал понимать, что оно каким-то образом связано с нами, что это слово раскроет мне что-то новое и страшное. Я схватил с полки первую попавшуюся книгу – большинство слов в книге мне было незнакомо. Я схватил другую книгу – те же непонятные слова, вытащил третью, лихорадочно перелистал страницы, потом четвертую. Я ничего не мог понять, ни во что не мог вникнуть, только тупо листал страницы очередной книги и тупо рассматривал иллюстрации, на которых люди совсем не были похожи друг на друга, они были черноволосые и синеглазые, высокие и низкие, толстые и худые. Я спрятал под одеждой одну из книг. Перерыл все ящики письменного стола Зибеля. Ничего. На папках стоял непонятный шифр. И я застыл на месте, облокотившись на гладкую поверхность стола, беспомощный, злой и сбитый с толку.

Но я не должен сдаваться.

Я снова начал осмотр комнаты. Карта, незнакомое слово «клонинги», тусклые экраны, книги, раскрытые папки, зияющие ящики, пол, неподвижный и целый, а наверное, он может двигаться, раскрываться, подниматься и опускаться. У меня оставалось еще двадцать минут. Целая вечность. Я нашел скрытый в стене сейф, портрет госпожи Зибель, которая смотрела на меня с улыбкой, затаенной в уголках губ, и шкаф, на котором никелированными буквами было выведено все то же незнакомое и тревожное слово – «клонинги». Кто это такие? И почему я постоянно связывал их с нами? Смутная догадка молнией прорезала мой мозг. И в этот момент…

Я уже все понял, когда Зибель положил мне руку на плечо и сказал:

– Кто много знает, скоро умирает.

Он смотрел на меня сквозь очки пронизывающим взглядом зеленых глаз, которые менялись, темнели и, отражая свет, утрачивали свой блеск, а потом вдруг снова загорались, и я страшно ненавидел его за эти вечно меняющиеся глаза, в которых прятались темные мысли и страшные тайны. Они пугали меня.

– Я согласен.

– На что ты согласен, мой мальчик?

– Знать все – и умереть.

Глаза Зибеля еще больше позеленели, сузились.

– Но ты должен умереть прежде чем выйдешь из этой комнаты.

Пальцы Зибеля жестко впились в мое плечо. Он был очень сильным наш доктор Зибель. Но сейчас он выглядел обеспокоенным. Каким-то до невозможности рассеянным. И он не был опасен.

– Как ваша супруга, доктор Зибель?

Он вздрогнул отвернулся к стене с которой смотрели на меня ее задумчивые глаза и снова мелькнуло видение детства – вот она идет по коридору живая, теплая, гибкая.

– Она очень красивая – сказал я и с трудом перевел дух, а он грустно улыбнулся, и глаза его снова потемнели.

– Она не просто красива – ответил доктор, – в ней есть что-то свое что отличает ее от остального мира и делает для меня самой красивой. Наши девушки – это только клонинги от «Мисс Европы».

– А кто наш отец?

– Ваш отец?

Зибель уже не видел меня, он вернулся в прошлое, смягчился, стал совсем другим, каким я его не знал. Он медленно наклонился над перевернутыми ящиками, словно хотел схватиться за них, чтобы не потерять равновесие. Порывшись в ящике, доктор извлек какую-то фотографию, и я вдруг увидел знакомое лицо во всем повторяющее мое, или, вернее, мое лицо было точной копией этого лица. Дрожащими пальцами я взял карточку, вытер ладонью выступивший на лбу пот и судорожно сглотнул скопившуюся слюну.

– Вот он, большой ученый, один из самых великих лет тридцать назад. Когда-то я был его ассистентом. И даже любил его… – Голос Зибеля неожиданно сорвался.

Я взглянул на него – его руки дрожали. Почему? Вероятно, сейчас я выглядел так, как в то время выглядел мой отец. И, наверное, через тридцать-тридцать пять лет я буду его точной копией, я смотрел на свое собственное лицо, измененное годами волнений, забот раздумий. Я уже любил своего отца, как будто не было этих двадцати лет, как будто я рос на его глазах и каждый день он бывал со мной, учил меня говорить, ходить, писать. В одну минуту я вообразил себе другое детство, другую юность – совсем другое будущее.

– А он… о нас знает?

– Глупости! – нервно засмеялся Зибель. – Как он может знать? Да он такое бы устроил! Произошла катастрофа, мы кое-как подлатали его и взяли из его кожи сотню соматических клеток, столько, сколько нужно было для вашего рождения. Трудности начались потом, когда нужно было найти сто беременных женщин, извлечь их собственные зародыши и ввести вас. И еще труднее было через девять месяцев, когда мы постарались освободить их от чужого бремени, а они и не подозревали, что оно чужое.

– А эти наши матери? – Я старался тянуть время.

– Матери? Им было сказано, что у них родились мертвые дети.

– Но ведь они все разные?

– Если бы ты так не волновался, – заметил Зибель, – ты бы понял, что это не имеет никакого значения, ведь они выполняли лишь роль инкубатора. У вас есть только отец, и его вы повторяете во всем. Мы растили вас в условиях, в которых рано развиваются необходимые для науки качества. Просто сэкономили массу времени.

– Для кого?

Зибель улыбнулся и не счел нужным отвечать на мой вопрос. Просто и без всякого пафоса он сказал.

– Когда-то ваш отец сам занимался этим явлением – клонированием, но потом отказался.

– Почему?

– Испугался бессмертия… Мальчик мой, – его голос обволакивал лаской и нежностью, – мы стоим на пороге великого переворота, который изменит мир. Мы можем создавать людей по собственному желанию. Если нам нужна будет сотня таких, как ваш отец, мы их получим. Если нам потребуется, мы будем иметь сто Эйнштейнов, сто Ньютонов, можешь ли ты осознать неограниченные возможности клонирования людей. Ты только представь себе… Осознав свою великую миссию, они станут счастливыми.

– Счастливыми! – Я все больше ощетинивался. – А вы счастливы, доктор Зибель? И как вы думаете, я счастлив?

В этот момент вспыхнул экран в стене, появилось лицо молодой женщины, и ее мелодичный голос сообщил:

– Доктор Зибель, к генералу Крамеру. Вас ждут через пятнадцать минут.

– Принял! – Доктор Зибель нажал на какую-то кнопку, и экран погас. Руки доктора беспокойно шарили по письменному столу, а я внимательно следил за ними. – Пока сто таких ученых, как вы, стоят одной жизни, стоят жизни… Если бы с Еленой все было в порядке, я был бы самым счастливым человеком, а что до тебя, мой мальчик, с тобой покончено…