Конь и его мальчик - Льюис Клайв Стейплз. Страница 12

Шаста неслышно пробежал по крыше, такой горячей, что он чуть не обжег ноги, взлетел вверх по стене, добрался до угла и мягко спрыгнул на кучу мусора в узкой, грязной улочке. Прежде, чем спрыгнуть, он огляделся, по-видимому, он был на самом верху горы, на которой стоит Ташбаан. Вокруг все уходило вниз, плоские крыши спускались уступами до городской стены и сторожевых башен. За ними, с Севера, текла река, за ней цвели сады, а уж за ними лежало странное, голое, желтоватое пространство, уходившее за горизонт, словно неподвижное море. Где-то в небе, совсем далеко, синели какие-то глыбы с белым верхом. «Пустыня и горы», – подумал он.

Спрыгнув со стены, он поспешил вниз по узкой улочке, и вышел на широкую. Там был народ, но никто не обращал внимания на босоногого оборвыша, Однако он все-таки боялся, пока перед ним из-за какого-то угла не возникли городские ворота. Вышел он в густой толпе. По мосту она двигалась медленно, как очередь. Здесь, над водой, было приятно вздохнуть после жары и запахов Ташбаана.

За мостом толпа стала таять, народ расходился, кто налево, кто направо, Шаста же пошел прямо вперед, между какими-то садами. Дойдя до того места, где трава сменялась песком, он уже был совсем один, и в удивлении остановился, словно увидел не край пустыни, а край света. Трава кончалась сразу; дальше, прямо в бесконечность, уходило что-то вроде морского берега, только пожестче, ибо здесь песок не смачивала вода. Впереди, как будто бы еще дальше, маячили горы. Минут через пять он увидел слева высокие камни, вроде ульев, но поуже. Шаста знал от коня, что это и есть усыпальницы древних царей. За ними садилось солнце, и они мрачно темнели на сверкающем фоне.

Свернув на запад, Шаста направился к ним. Солнце слепило его, но все же он ясно видел, что ни лошадей, ни девочки на кладбище нет. «Наверное, они за последней усыпальницей, – подумал он. – Чтобы отсюда не заметили».

Усыпальниц было штук двенадцать, стояли они как попало. В каждой чернел низенький вход. Шаста обошел кругом каждую из них, и никого не нашел. Когда он присел на песок, солнце уже село.

В ту же минуту раздался очень страшный звук. Шаста чуть не закричал, но вспомнил – это трубы оповещают Ташбаан, что ворота закрылись. «Не дури, – подумал он. – Не трусь, ты слышал этот звук утром», – но прекрасно понимал, что одно дело – слышать такие звуки при свете, среди друзей, и совсем другое – одному и в темноте, «Теперь, – думал он, – они не придут до утра. Они там заперты. Нет, Аравита увела их раньше, без меня. С нее станется! Что это я? Игого никогда на это не согласится!»

К Аравите он был несправедлив. Она бывала и черствой, и гордой, но верности не изменяла, и ни за что не бросила бы спутника, нравится он ей или нет.

Как бы то ни было, ночевать ему предстояло тут, а место это с каждой минутой привлекало его все меньше. Большие, молчаливые глыбы все-таки пугали его. Шаста изо всех сил старался не думать о привидениях, и уже немного успокоился, когда что-то коснулось его ноги.

«Помоги-и-те!» – закричал он неведомо кому, окаменев от страха. Бежать он не смел; все-таки, совсем уж плохо, когда бежишь среди могил, не смея взглянуть, кто за тобой гонится. Потом, собрав все свое мужество, он сделал самое разумное, что мог – обернулся; и увидел кота.

Кот, очень темный в темноте, был велик и важен – гораздо важнее и больше тех его собратьев, которых Шасте доводилось встречать. Глаза его таинственно сверкали и казалось, что он много знает – но не скажет.

– Кис-кис-кис, – неуверенно сказал Шаста. – Ты говорить не умеешь?

Кот сурово поглядел на него и медленно пошел куда-то, а Шаста, конечно, пошел за ним. Через некоторое время они миновали усыпальницы. Тогда кот уселся на песок, обернув хвост вокруг передних лап. Глядел он на Север – туда, где лежала Нарния – и был так неподвижен, что Шаста спокойно лег спиной к нему, лицом к могилам, словно чувствовал, что кот охраняет его от врагов. Когда тебе страшно, самое лучшее – повернуться лицом к опасности и чувствовать что-то теплое и надежное за спиной. Песок показался бы вам не очень удобным, но Шаста и прежде спал на земле, и скоро заснул, думая во сне, где же сейчас Игого, Уинни и Аравита.

Разбудил его странный и страшный звук. «Наверное, мне все приснилось» – подумал он. И тут же ощутил, что кота за спиной нету, и очень огорчился, но лежал тихо, не решаясь даже открыть глаза, как лежим иногда мы с вами, закрыв простыней голову. Звук раздался снова – пронзительный вой или вопль; тут глаза у Шасты открылись сами, и он присел на песке.

Луна ярко светила; усыпальницы стали как будто больше, но казались не черными, а серыми. Они очень уж походили на огромных людей, закрывших голову и лицо серым покрывалом. Что и говорить, это не радует. Однако звук шел не от них, а сзади, из пустыни. Сам того не желая, Шаста обернулся и посмотрел на пустыню.

«Хоть бы не львы!..» – подумал он. Звук и впрямь не походил на рычание льва, но Шаста этого не знал. Выли шакалы (это тоже не слишком приятно).

«Их много, – подумал Шаста, сам не зная о ком. – Они все ближе…» Мне кажется, будь он поумнее, он вернулся бы к реке, там были дома, но он боялся пройти мимо усыпальниц. Кто его знает, что вылезет из черных отверстий? Глупо это или не глупо, Шаста предпочел диких зверей. Но крики приближались – и он изменил мнение…

Он уже собирался бежать, когда увидел на фоне луны огромного зверя.

Зверь этот шел медленно и степенно, как бы не замечая его. Потом он остановился, издал низкий, оглушительный рев, эхом отдавшийся в камне усыпальниц. Прежние вопли стихли, зашуршал песок, словно какие-то существа бросились врассыпную. Тогда огромный зверь обернулся к Шасте.

«Это лев, – подумал тот. – Ну, все. Очень будет больно или нет?.. Ох, поскорей бы!.. А что бывает потом, когда умрешь? Ой-ой-ой-ой!!!» – и он закрыл глаза, сжал зубы.

Ничего не случилось, и когда он решился их открыть, что-то теплое лежало у его ног. «Да он не такой большой! – в удивлении подумал Шаста. – Вполовину меньше, чем мне показалось. Нет, вчетверо… Ой, это кот! Значит, лев мне приснился!»

Действительно, у него в ногах лежал большой кот, глядя на него зелеными немигающими глазами. Таких огромных котов он не видал.