Конь и его мальчик - Льюис Клайв Стейплз. Страница 7

– И еще одного я не понял, – продолжал он, – ты не взрослая, ты не старше меня, а то и моложе. Разве тебя можно выдать замуж?

Аравита не отвечала, но Игого сказал:

– Шаста, не срамись! У тархистанских вельмож так заведено.

Шаста покраснел (хотя в темноте никто не заметил), смутился и долго молчал. Игого тем временем поведал Аравите их историю, и Шасте показалось, что он слишком часто упоминал всякие падения и неудачи. Видимо, конь считал, что это забавно, хотя Аравита и не смеялась. Потом все легли спать.

Наутро все четверо продолжили свой путь, и Шаста думал, что вдвоем было лучше. Теперь Игого беседовал не с ним, а с Аравитой. Благородный конь долго жил в Тархистане, среди тарханов и тархин, и знал почти всех знакомых своей неожиданной попутчицы. «Если ты был под Зулиндрехом, ты должен был видеть Алимаша, моего родича», – говорила Аравита, а он отвечал: «Ну, как же! Колесница – не то, что мы, кони, но все же он храбрый воин и добрый человек. После битвы, когда мы взяли Тебеф, он дал мне много сахару». А то начинал Игого: «Помню, у озера Мезраэль…» и Аравита вставляла: «Ах, там жила моя подруга, Лазорилина. Дол Тысячи Запахов… Какие сады, какие цветы, ах и ах!» Конь никак не думал оттеснить своего маленького приятеля, но тому иногда так казалось. Когда встречаются существа одного круга, это выходит само собой.

Уинни сильно робела перед таким конем и говорила немного. А хозяйка ее – или подруга – ни разу не обратилась к Шасте.

Вскоре, однако, им пришлось подумать о другом. Они подходили к Ташбаану. Селенья стали больше, дороги – не так пустынны. Теперь они ехали ночью, днем – где-нибудь прятались, и часто спорили о том, что же им делать в столице. Каждый предлагал свое и Аравита, быть может, обращалась чуть-чуть приветливей к Шасте; человек становится лучше, когда обсуждает важные вещи, а не просто болтает.

Игого считал, что самое главное – условиться поточнее, где они встретятся по ту сторону столицы, если их почему-либо разлучат. Он предлагал старое кладбище – там стояли усыпальницы древних королей, а за ними начиналась пустыня. «Эти усыпальницы нельзя не заметить, они как огромные ульи, – говорил конь. – И никто к ним не подойдет, здесь очень боятся привидений». Аравита испугалась немного, но Игого ее заверил, что это – пустые тархистанские толки. Шаста поспешил сказать, что он – не тархистанец и никаких привидений не боится. Так это было или не так, но Аравита сразу же откликнулась (хотя и немного обиделась) и, конечно, сообщила, что не боится и она. Итак, решили встретиться среди усыпальниц, когда минуют город и успокоились, но тут Уинни тихо заметила, что надо еще его миновать.

– Об этом, госпожа, мы потолкуем завтра, – сказал Игого. – Спать пора.

Однако назавтра, уже перед самой столицей, они столковаться не могли. Аравита предлагала переплыть ночью огибающую город реку, и вообще в Ташбаан не заходить. Игого возразил ей, что для Уинни река эта широка, особенно – со всадником (умолчав, что она широка и для него), да и вообще на ней и днем, и ночью много лодок и судов. Как не заметить, что плывут две лошади, и не проявить излишнего любопытства?

Шаста сказал, что лучше переплыть реку в другом, более узком месте, но Игого объяснил, что там, по обе стороны, дворцы и сады, а в садах ночи напролет веселятся тарханы и тархины. Именно в этих местах кто-нибудь непременно узнает Аравиту, а может быть – и мальчика.

– Надо нам как-нибудь переодеться. – сказал Шаста.

Уинни предложила идти прямо через город, от ворот до ворот, стараясь держаться в густой толпе. Людям, сказала она, и впрямь хорошо бы переодеться, чтобы походить на крестьян или на рабов, а седла и красивую кольчугу завязать в тюки, которые они, лошади, понесут на спине. Тогда народ подумает, что дети ведут вьючных лошадей.

– Ну, знаешь ли! – фыркнула Аравита. – Кого-кого, а этого коня за крестьянскую лошадь не примешь.

– Надеюсь, – вставил Игого, чуть-чуть прижимая уши.

– Конечно, мой план не очень хорош, – сказала Уинни, – но иначе нам не пройти. Нас с Игого давно не чистили, мы хуже выглядим – ну, хотя бы я… Если мы хорошенько выкатаемся в глине, и будем еле волочить ноги и глядеть в землю, нас могут не заметить. Да, подстригите нам хвосты покороче, и неровно, клочками.

– Дорогая моя госпожа, – сказал Игого, – подумала ли ты, каково предстать в таком виде? Это же столица!

– Что поделаешь!.. – сказала смиренная лошадь (она была еще и разумной).

– Главное – через столицу пройти.

Пришлось на все это согласиться. Шаста украл в деревне мешок-другой и веревку (Игого назвал это «позаимствовал») и честно купил старую мальчишечью рубаху для Аравиты.

Вернулся он, торжествуя, когда уже смеркалось. Все ждали его в роще, у подножья холма, радуясь, что холм этот – последний. С его вершины они уже могли увидеть Ташбаан. «Только бы город пройти…» – тихо сказал Шаста, а Уинни ответила: «Ах, правда, правда!»

Ночью они взобрались по тропке на холм и, выйдя из под деревьев, увидели огромный город, сияющий тысячью огней. Шаста, видевший это в первый раз, немного испугался, но все же поужинал и поспал. Лошади разбудили его затемно.

Звезды еще сверкали, трава была влажной и очень холодной; далеко внизу, справа, над морем, едва занималась заря. Аравита отошла за дерево и вскоре вышла в мешковатой одежде, с узелком в руке. Узелок этот и кольчугу, и ятаган, и седла сложили в мешки. Лошади уже перепачкались, как только могли; чтобы подрезать им хвосты, пришлось снова вынуть ятаган. Хвосты подрезали долго и не очень умело.

– Ну, что это! – сказал Игого. – Ох, как бы я лягался, не будь я говорящим конем! Мне казалось, вы подстрижете хвосты, а не повыдергиваете…

Было почти темно, пальцы коченели от холода, но в конце концов с делом справились, поклажу нагрузили, взяли веревки (ими заменили уздечки и поводья) и двинулись вниз. Занялся день.

– Будем держаться вместе, сколько сможем, – напомнил Игого. – Если же нас разлучат, встретимся на старом кладбище. Тот, кто придет туда первым, будет ждать остальных.

– Что бы ни случилось, – сказал лошадям Шаста, – не говорите ни слова.