Размышления о псалмах - Льюис Клайв Стейплз. Страница 14

На каждом уровне, как я говорил, низшее остается, не исчезает под бременем высшего, и потому можно только его и заметить. Можно читать о жизни Христа как о человеческой жизни (ведь это и есть человеческая жизнь). Многие современные философы видят в человеческой жизни исключительно усложненную жизнь животного. Картезианцы видят животное как механизм; так и Писание можно читать, как читают любую книгу. Никакие открытия, никакие методы не докажут и не отвергнут такого подхода. Ведь во всех перечисленных случаях нужно не знание, а проникновение, верный взгляд, надо видеть все в фокусе. Того, кому видно лишь низшее, переубедить нельзя. Если вам кажется, что стихи — это черточки на белой бумаге, ни микроскоп, ни анализ чернил вам не помогут.

2) Вторая причина гораздо проще и, наверное, убедительней. Спаситель Сам открыл нам, что Ветхий Завет полон иносказаний. По пути в Еммаус Он говорил ученикам, что они должны бы знать из Писания, как придет к славе Помазанник Божий, и объяснил им «от Моисея» (то есть с самого начала, от Пятикнижия) все, что сказано о Нем (см. Лк. 24:25-27). Он прямо отождествил Себя с лицом, неоднократно упомянутым в Библии, и отнес к Себе многие тексты, в которых современные ученые такой связи не видят. По всей вероятности, делал Он это и тогда, когда предсказывал Свои Страсти. Он признавал, нет, Он утверждал, что именно о Нем говорится иносказательно в Писании.

Мы не знаем (во всяком случае, я не знаю), какие именно эти места. Одно из них, по крайней мере, мы можем назвать точно. Когда эфиопский евнух встретил Филиппа (Деян. 8:27-38), он читал главу 53 Исайи и не знал, о себе или о ком ином говорит в ней пророк. Филипп в ответ рассказал ему о Христе. Другими словами, он сказал, что Исайя говорит о Нем. Можно не сомневаться, что Филипп знал это точно. (Наши предки думали, что Исайя сознательно предвидел страдания Христа. Наши ученые скажут, что сознательно он имел в виду свой народ. По-моему, разница эта не имеет значения.) Кроме того, из слов на Кресте (Мк. 15:34) можно вывести с уверенностью, что Христос отождествлял Себя со страдальцем из 21 псалма. В сцене, описанной у Марка (12:35-37), Он отождествляет Себя с «Господом моим» из псалма 109, показывая, что лишь тайна Воплощения придает смысл его первому стиху. Слова из 90 псалма об ангелах-хранителях в Евангелии от Матфея (4:6) Он тоже относит к Себе, и мы вправе не сомневаться, что так оно и было, ибо только Он один мог рассказать ученикам об искушении в пустыне. Относит Он к Себе и текст из 117 псалма (стих 22) о камне, отвергнутом строителями (Мк. 12:10). В Деяниях (2:27) текст «ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление» (Пс. 15:10) воспринимается как пророчество о Воскресении, и, должно быть, апостолы слышали это от Него. Все же первые христиане были ближе и к букве, и к духу Его слов, чем самые ученые (я не говорю — «самые святые») наши современники. А в сущности, в словах Его и нет никакой «буквы». Читая Евангелия, буквалист не сведет концы с концами и не построит системы. Только сеть широкая, как сердце, и тонкая, как милосердие, удержит Того, Чьим знаком была рыба.

XII. ИНОСКАЗАНИЯ В ПСАЛМАХ

В определенном смысле толкования псалмов объединяли Христа с Его противниками. Например, слова о 109 псалме (см. выше) были бы невозможны, если бы обе стороны не принимали без споров, что под «Господом моим» (Мк. 12:35-37) разумеется Мессия, то есть царь, помазанник Божий, освободитель Израиля. Такой метод принимали тогда все. Все знали, что у Писаний есть второй, духовный смысл. Даже праведные язычники, вроде евнуха-эфиоплянина (Деян. 8:27-38), знали, что священные книги Израиля нельзя понять без толкователя, который способен открыть их сокровенные значения. Наверное, все образованные иудеи I века видели указания на Мессию в тех же фразах, в которых их видел Иисус. Отличие было в ином: Он отождествлял царя-помазанника с другим лицом из Ветхого Завета, а оба эти лица — с Самим Собой.

В псалмах говорится и о торжествующем царе, и о невинном страдальце. В 12, 21, 54, 101 псалмах речь идет о Страдальце; во 2 и 71 — о Царе. Если я не ошибаюсь, Страдальца к тому времени отождествляли со всем народом в его настоящем, как он есть; под Царем же понимали грядущего освободителя из дома Давидова. Христос, повторяю, отождествлял Себя и с тем, и с другим.

Таким образом, «читать между строк» нам позволил и повелел самый высокий авторитет. Но это не освящает всего, что мы там вычитаем. Нередко, глядя в глубину Писания, мы видим только наши глупые лица. И мне, и многим моим современникам кажутся смешными и натянутыми некогда общепринятые толкования. Наверное, очень часто они такими и были, но не нам решать, когда именно. На земле нет беспристрастного судьи, который мог бы рассудить спор столетий. Никто не стоит вне истории, и больше всех порабощен ею тот, кому кажется, что наш век — не один из веков, а высокий помост, откуда можно, наконец, объективно рассмотреть все и вся.

Приглядимся к некоторым толкованиям. Псалом 109 принято петь под Рождество. Этому и впрямь можно удивиться: в нем нет ни слова о мире, о благоволении, нет умиления, уюта, убожества Вифлеемских ясель. Вероятно, написан он на коронование или хотя бы во славу какого-то царя. Он полон угроз, он никак не утешает, а как бы говорит: «Берегись!» Мы вправе связывать его с Христом по двум причинам: во-первых, Он Сам говорил это, ибо Он — Тот, Кого Давид называл «Господом моим», а во-вторых, в нем упоминается Мельхиседек (109:4). Согласно Посланию к Евреям, этот в высшей степени загадочный персонаж — символ Христа, живое пророчество о Нем (Евр. 7). Мы не знаем, как именно толковал апостол на своем языке 14 главу Книги Бытия, но главное, вероятно, сохраняется даже в переводе с перевода. Конечно, отсутствие родословной ни в коей мере не значит, что Мельхиседека просто не было, но оно ставит его как бы в стороне от повествования. Он является неизвестно откуда, благословляет Авраама «от Бога всевышнего, Владыки неба и земли» и куда-то девается. Поневоле ощутишь, что он из другого мира — не загробного, земного, но другого. Для него нет сомнений в том, что он выше Авраама, и тот это принимает. Я не знаю, что сказал бы нам автор или последний из авторов Книги Бытия, если бы мы спросили его, что это значит; но, как я уже говорил, я верю, что на создании этой книги лежит Божья печать. Один результат рассказа о Мельхиседеке мне ясен: читателю накрепко врезается в память мысль о том, что жреческое служение не языческим богам, а Единому Богу существовало очень давно, до еврейского священства, родоначальником которого был Аарон, до Авраама, независимо от его призвания. Древний, доиудейский жрец — в то же время и царь; Мельхиседек — и священник, и царь. Это бывало, но не в Израиле. В определенном смысле один Мельхиседек из всего Ветхого Завета подобен Христу. Христос, как и он, считает Себя не только царем, но и священником, хотя не происходит из рода священнослужителей. Мельхиседек действительно указывает на Него, как и герой 109 псалма, который тоже и царь, и священник, не происходящий от священников.

Для иудея, обратившегося в христианство, это было исключительно важно. Можно доказать, почему Иисус — сын Давидов; но никаким образом не докажешь, что Он восходит к Аарону. Тем самым, нужно было принять, что есть священство, независимое от колена Ааронова, более того — что священство это выше Аароновой чреды. Мельхиседек освящал это авторитетом Писания. Для нас, христиан из язычников, все наоборот: нам гораздо легче понять и принять священство Христа. Мы почти не ощущаем, что Он — Царь и Победитель, и псалмы помогают нам это ощутить. Откроем 44 псалом и услышим: «Препояшь Себя по бедру мечем Твоим, Сильный, славою Твоею и красотою Твоею. И в сем украшении Твоем поспеши, воссядь на колесницу ради истины и кротости и правды, и десница Твоя покажет Тебе дивные дела. Остры стрелы Твои; народы падут пред Тобою» (4-6). В псалме 88 мы читаем обетования Давиду, то есть всем или многим его потомкам (как «Иаков» обозначает всех потомков Иакова). Господь обещает сокрушить пред ним врагов его, поразить ненавидящих его; Давид будет звать Бога отцом, а Тот сделает его первенцем, который выше царей земли (24-28). В псалме 131 снова идет речь о Давиде: «Врагов его облеку стыдом; а на нем будет сиять венец его» (18). Все это выделяет тот смысл Рождества, о котором мы почти не помним. Прочитайте эти псалмы как песни на Рождество Христово, и вы ощутите, что оно было вызовом, угрозой миру сему. Псалмы возвещают, что пришел наконец долгожданный защитник, который сразится со смертью, дьяволом, злом и победит их. Мы знаем, что и Сам Спаситель воспринимал Свой приход именно так. (Из европейских поэтов эту сторону Рождества хорошо ощутил и описал один Мильтон.)