Серебряное кресло - Льюис Клайв Стейплз. Страница 24

Из большой залы они вышли во двор. До Джил, которая на каникулах занималась верховой ездой, донесся запах конюшни – дивный запах деревни! Но тут Юстас вскрикнул: «Ой! Что это?». Яркая ракета засветилась над стенами замка, чтобы тут же рассыпаться зелеными звездами.

– Фейерверк? – удивилась Джил.

– И в самом деле. – откликнулся Юстас. – Только подземельцы не из тех, кто любит развлекаться. Это, должно быть, какой-то сигнал.

– Не предвещающий нам ровным счетом ничего хорошего, – заметил Лужехмур.

– Друзья мои, – заговорил принц, – когда человек решается пройти через испытания, подобные нашим, он должен проститься с надеждами и страхами, иначе смерть или избавление придут слишком поздно, чтобы спасти его разум и честь. Вперед, мои красавцы, – он открыл дверь конюшни, – вперед! Тихо, Уголек! Не бойся, Снежинка! Мы о вас не забыли.

Лошади испугались необычных огней и шума. Но та самая Джил, которая струсила перед черной дырой, ведущей из одной пещеры в другую, бесстрашно встала между двумя храпящими, бьющими копытами животными и помогла принцу в считанные минуты оседлать их и взнуздать. Джил села на Снежинку, а Лужехмур устроился за ней. Юстас залез на Уголька позади принца. Под звон копыт, разлетавшийся по всему Подземью, они выехали сквозь главные ворота на улицу.

– Сгореть не сгорим, и на том спасибо, – заявил Лужехмур, указывая направо, где метрах в ста от них в стены домов плескалась вода.

– Смелее! – сказал принц. – Дорога здесь крутая. За полчаса вода залила половину главного холма в городе, но, может быть, в следующие полчаса, она не будет пребывать так быстро. Я больше опасаюсь другого, – и он указал мечом на высокого подземельца с кабаньими клыками, за которым следовало шестеро других существ, самых разнообразных форм и размеров. Вся эта компания только что выскочила из переулка и пряталась в тени домов.

Принц скакал впереди, указывая остальным дорогу. Он намеревался объехать пожар (если это был пожар), надеясь выбраться к прокопанному на поверхность туннелю. Из всех четырех у него одного было бодрое настроение. Он то насвистывал, то напевал обрывки старой песни о Корин – Громовом Кулаке из Архенландии. Он так возликовал, освободившись от колдовских чар, что все нынешние опасности казались ему пустячными. Но спутникам его было жутковато.

За их спиной, судя по грохоту, сталкивались суда и рушились здания. Над головой, на сводах Подземья, мерцало огромное пятно серого света. Впереди, не меняясь в размерах, сиял загадочный алый свет. Оттуда слышался гул голосов, вопли, смех, стоны, грохот и скрежет. А перед ними лежал город, освещенный отчасти алыми отблесками дальнего пожара, отчасти же – кошмарным светом гномовских фонарей. Много было и таких мест, куда свет не падал вовсе. Там царила чернильная темнота, из которой то и дело выныривали подземельцы, пожирая глазами путешественников и тут же скрываясь. На путников глядели личики и морды, и рыбьи глаза, и медвежьи глазки. У иных подземельцев тело было покрыто перьями, у иных – чешуей. Из темноты высовывались клыки и бивни, скрученные носы, подбородки, длиной не уступающие порядочным бородам. То и дело, когда подземельцы, особенно крупные, подходили слишком близко, принц выхватывал свой блестящий меч. И тогда все эти существа, повизгивая и пощелкивая зубами, снова скрывались во тьме. Но стоило путешественникам, преодолев немало крутых улиц и окончательно обогнав наводнение, выйти к городской окраине, как дело приняло более серьезный оборот.

Алое пламя было уже близко, на одном уровне с ними, – а они все еще не могли понять, что это такое. Однако при его свете можно было лучше различить лица врагов. Сотни, тысячи подземельцев приближались к источнику алого сияния. Двигались они короткими перебежками и при каждой остановке оборачивались на путников.

– Если бы вы спросили меня, ваше высочество, – заметил Лужехмур, – я сказал бы, что эти твари собираются отрезать нам путь.

– Я тоже так думаю, – сказал принц. – Сквозь толпу нам не прорваться. Давайте держаться ближе к тому дальнему дому, постараемся скрыться в его тени. Мы с дамой поедем вперед. Несомненно, кто-нибудь из этих негодяев будет нас преследовать, ими все кишит здесь. Ты, длиннорукий, излови одного из них, если удастся. От него мы узнаем, что происходит и чего они хотят от нас.

– Но разве остальные не кинутся его спасать? – спросила Джил далеко не таким твердым голосом, как ей хотелось.

– Тогда, госпожа моя, – отвечал принц, – вы увидите, как мы погибнем, защищая вас, а вам придется перепоручить свою судьбу Льву. Вперед, добрый мой Лужехмур.

Квакль-бродякль с быстротой кошки соскочил с коня и скользнул в тень. Остальные, в течение томительно долгой минуты, продолжали медленно продвигаться вперед. Вдруг позади раздались леденящие кровь крики, сквозь которые пробивался знакомый голос Лужехмура: «Ну-ка, не кричи, пока тебя не треснули. Можно подумать, поросенка режут».

– Отличная добыча, – воскликнул принц, заворачивая Уголька и возвращаясь к Лужехмуру. – Юстас, будь любезен, придержи коня. – Принц спешился.

Все трое с интересом стали рассматривать пойманного подземельца. Он оказался жалчайшим гномиком, ростом меньше метра. На голове у него красовался гребень вроде петушиного, только твердый. Розовые глазки, круглые щеки и огромный подбородок придавали гномику сходство с карликом-гиппопотамом. Если б не опасности, наши путешественники при виде этого создания непременно разразились бы смехом.

– А теперь, подземелец, – Рилиан поднес острие меча к самому горлу пленника, – говори, как подобает честному гному, и ты обретешь свободу. А обманешь нас – умрешь. Добрый Лужехмур, как же он сможет говорить, если ты зажал ему рот?

– Никак не сможет, – отвечал Лужехмур, – зато и кусаться не станет. Будь у меня такие же дурацкие мягкие руки, как у людей (прошу прощения, ваше высочество), я бы сейчас был весь в крови. Даже кваклям-бродяклям надоедает, когда их кусают.

– Гном, – сказал принц, – укусишь его еще раз – и тебе конец. Отпусти ему рот, Лужехмур.

– Ой-ой-ой! – тут же завопил гномик. – Пустите меня, пустите, это не я!

– Что не ты? – спросил Лужехмур.

– Все что хотите, ваша честь! – ответил уродец.

– Как твое имя, – спросил принц, – и что вы, подземельцы, сегодня вытворяете?

– О, ваша честь, о, ваша милость! – голосил гном. – Обещайте, что не скажете ее величеству королеве!

– Ее величество королева, как ты ее называешь, – сурово произнес принц, – уже мертва. Я убил ее..

– Что? – закричал гном, в изумлении все шире и шире раскрывая свою смешную пасть. Мертва? Ведьмы больше нет? И ваше высочество избавили нас от нее? – Он облегченно вздохнул. – Тогда вы нам друг, ваша милость Принц отвел меч от его горла. Лужехмур позволил гномику сесть. Тот обвел всех четверых своими моргающими красными глазками, пару раз хихикнул и начал свой рассказ.

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. САМОЕ ДНО МИРА

– Меня зовут Голг, – сказал гном, – и я расскажу вашим милостям все, что знаю. Всего час тому назад мы все занимались своей работой – или, вернее, ЕЕ работой, точно так же невесело и молчаливо, как изо дня в день уже долгие годы. И вдруг раздался страшный грохот. Едва услышав его, все подумали про себя: «Мы уже столько лет не танцевали, не пели, не хлопали хлопушками. Почему бы это?» А потом каждый из нас подумал: «Наверное, я заколдован». А потом сообразил: «Зачем же я тащу этот груз? Хватит с меня». И мы тут же побросали на землю наши мешки, вязанки и лопаты. Потом обернулись и увидели вдалеке багряное свечение. И мы спросили себя: «А что же это такое?» И каждый сам себе ответил: «Раскрылась бездна, и теплое свечение поднимается из Настоящего Подземья, лежащего много ниже этого».

– Ну и дела! – воскликнул Юстас. – Неужели есть края еще глубже ваших?

– Конечно, ваша честь, – ответил Голг. – Дивные места. Мы называем их страной Бисма. Сейчас мы в колдовской стране, которая у нас, гномов, зовется Отмельным краем. На наш вкус, она слишком близка к поверхности. Б-р-р. С таким же успехом, можно жить в Надземье. Понимаете, все мы – несчастные гномы из Бисма, которых колдунья своими чарами извлекла из родных мест и заставила на себя работать. Но мы забыли об этом и вспомнили только, когда раздался грохот и чары рассеялись. Мы не знали, кто мы и где наша родина. И могли делать только то, что нас заставляли, и думать могли только об унылом и мрачном. Я почти совсем забыл, как смеются и пляшут. Но когда раздался грохот, раскрылась бездна, и море начало подниматься, я все вспомнил. И мы, конечно же, сразу заторопились в путь, чтобы успеть по трещине спуститься в свой родной мир. Вот почему там, вдалеке, все наши устроили фейерверк и ходят на головах от радости. И я буду весьма обязан вашим сиятельствам, если вы мне поскорее позволите к ним присоединиться.