Серебряное кресло - Льюис Клайв Стейплз. Страница 29

Они спустились к голубой реке, сверкавшей в лучах зимнего солнца. Последний мост остался близ уютного городка Беруны с его красными крышами. Их перевезли через реку на плоской барже, где паромщиком был квакль-бродякль, ибо именно квакли занимаются в Нарнии всякой работой по части речек, воды и рыбной ловли. Переправившись, они поскакали по южному берегу реки к Кэр Паравалю и в самый миг прибытия увидали, как скользит по реке, подобно гигантской птице, тот самый корабль, который они видели в свой первый день в Нарнии. Весь королевский двор снова собрался на зеленеющей лужайке между дворцом и набережной, чтобы приветствовать вернувшегося домой короля Каспиана. Рилиан, сменивший свой черный наряд на алый плащ и серебряную кольчугу, стоял у самой воды с обнаженной головой, а за ним в повозке, запряженной осликом, восседал карлик Трампкин. Дети поняли, что им не пробиться к принцу через толпу, да они, пожалуй, теперь и постеснялись бы к нему приблизиться. Так что они попросили у кентавров разрешения еще немного посидеть на их спинах, чтобы увидеть все с высоты, и кентавры согласились.

Над водой разносилось пение серебряных труб. Матросы бросили канат. Крысы – разумеется, говорящие – и квакли пришвартовали корабль и принялись подтягивать его к берегу. Музыканты, скрытые толпой, начали играть торжественную музыку. Вскоре королевский галеон пристал к берегу, и крысы спустили трап.

Джил ожидала, что первым сойдет на землю старый король. Но тут возникло некоторое замешательство. На берег спустился один из лордов, и, сильно побледнев, преклонил колени перед принцем и Трампкином. Склонив головы все трое говорили так тихо, что никто не слышал ни слова. Музыка играла по-прежнему, но чувствовалось всеобщее смущение. Затем вышли на палубу четыре рыцаря с какой-то тяжелой ношей. Когда они стали медленно спускаться по трапу, все увидели, что на носилках лежит старый король, бледный и неподвижный. Они сошли вниз. Принц встал на колени у носилок и обнял отца. Дети увидели, как король Каспиан поднял руку для благословения. Народ закричал «ура», но не очень радостно. Что-то было явно не в порядке. И вдруг голова короля упала на подушку, музыканты умолкли и воцарилась гробовая тишина. Принц, все еще стоящий на коленях, склонил голову и зарыдал.

Толпа зашевелилась, послышался шепот. Джил заметила, что все, на ком были шапки, колпаки, шлемы или шапочки, обнажили головы – и Юстас в том числе. Она услыхала шуршание и хлопанье – над замком опускали огромное знамя с вышитым золотым львом. А после этого зарыдали струны и закричали трубы, рождая мелодию, от которой разрывалось сердце.

Джил и Юстас спустились со своих кентавров.

– Мне домой хочется, – сказала Джил.

Юстас, молча кивнул, закусил губу.

– Я пришел, – раздался за ними глубокий голос. Обернувшись, они увидали льва, столь ярко-золотистого, такого настоящего и сильного, что по сравнению с ним сразу побледнело и стало казаться призрачным все остальное. Не прошло и мига, как Джил уже забыла о смерти короля Нарнии и помнила только, как она столкнула Юстаса со скалы и перепутала почти все знаки, и как они часто бранились и ссорились с Юстасом и Лужехмуром. Она бы сказала «Прости меня», но язык у нее словно отнялся. Лев подозвал их взглядом, нагнул голову, коснулся своим языком их лиц и сказал:

– Забудьте об этом. Я не стану бранить вас. Вы исполнили то, ради чего я посылал вас в Нарнию.

– Аслан, – сказала Джил, – ты теперь позволишь нам отправиться домой?

– Да, – ответил лев. – Для того я пришел, чтобы отправить вас домой.

Он широко раскрыл пасть и дунул. Но на этот раз они уже не летели по воздуху, наоборот: казалось, они стоят на месте, а дыхание Аслана уносит в сторону и корабль, и мертвого короля, и замок, и снег, и зимнее небо. Все это исчезло, подобно кольцам дыма, и они внезапно очутились под ярким полуденным солнцем, на мягкой земле, среди могучих деревьев. Рядом с ними журчал чистый ручей. Дети снова были на Горе Аслана, высоко над Нарнией и далеко за ее пределами. Но странно – погребальная музыка с похорон короля Каспиана звучала по-прежнему, хотя и неясно было, откуда она доносится. Они шли за львом вдоль ручья. То ли от красоты Аслана, то ли от мучительно печальной музыки, глаза Джил наполнились слезами.

Аслан остановился, и дети остановились у ручья. Там, на золотистых камешках, устилавших дно, лежал мертвый король, и вода струилась над ним, словно жидкое стекло. Его длинная белая борода колыхалась в ручье, как водоросли. Все трое стояли и плакали. Даже лев плакал, роняя слезы, каждая из которых была ярче бриллианта.

Джил заметила, что Юстас плачет не детскими слезами, не теми, какими плачет мальчик, стараясь скрыть свое горе, но настоящими, взрослыми. Так ей, по крайней мере, показалось. На самом деле у людей на Львиной горе нет никакого особенного возраста.

– Сын Адама, – сказал Аслан, – зайди в эти заросли, сорви колючку, которую ты там найдешь, и принеси ее мне.

Юстас повиновался. Колючка оказалась почти с руку длиной и острая, как шпага.

– Вонзи ее мне в лапу, сын Адама, – сказал Аслан, подняв правую переднюю лапу и положив ее перед мальчиком.

– Так надо? – заколебался Юстас.

– Да, – ответил лев.

Сжав зубы, Юстас вонзил колючку в лапу льву. Оттуда выступила крупная капля крови – такой алой, какой вы никогда не видели и даже не представляли. Она упала в ручей прямо над телом короля. В тот же миг скорбная музыка умолкла. А мертвый король стал меняться. Его белая борода посерела, потом стала золотистой, потом укоротилась и исчезла. Его впалые щеки стали полными и свежими, морщины разгладились, глаза открылись – и он, засмеявшись губами и глазами, сразу вскочил и встал перед ними совсем молодым человеком, почти подростком. (Впрочем, трудно было точно сказать – мы уже знаем, что в стране Аслана у людей нет возраста. Но ведь и в нашем мире тоже, совсем по-детски выглядят только самые глупые дети, а совсем по-взрослому – только самые тупые взрослые.) Он подбежал к Аслану, по-королевски обнял его огромную шею и поцеловал его.

Наконец Каспиан повернулся к детям и засмеялся радостно и удивленно.

– Как! Юстас! Юстас! Значит, ты все-таки добрался до края света! Как насчет моего запасного меча, который ты сломал о морского зверя?

Юстас шагнул к нему, раскрывая объятья, но тут же отступил в нерешительности.

– Слушай, – промямлил он, – все это замечательно, но… Ты разве не… то есть в смысле, ты же…

– Не будь таким ослом, – сказал Каспиан.

– Но, – Юстас смотрел на Аслана, – разве он, хм, не умер?

– Да, – спокойно ответил лев. Джил даже показалось, что он улыбается. – Он умер. Большинство людей умерло, знаешь ли. Даже я умирал. Живут очень немногие.

– А! – воскликнул Каспиан. – Я понял, что тебя беспокоит. Ты думаешь, я призрак или еще какая-нибудь чушь. Разве ты не видишь? Появись я сейчас в Нарнии, я был бы призраком. Я теперь не живу в той стране. Но живу теперь в другой, – я у себя дома. Какой же я призрак? Наверное, я был бы привидением в вашем мире. Или он уже не ваш, раз вы теперь здесь?

Сердца детей осветила огромная надежда. Но Аслан покачал своей лохматой головой. «Нет, мои милые, – сказал он. – Когда мы встретимся здесь вновь, вы сможете остаться у меня навсегда. Но сейчас вы должны еще пожить в своем собственном мире».

– Сэр, – сказал Каспиан, – мне всегда хотелось хоть одним глазком взглянуть на их мир. Это грешное желание?

– Теперь, после смерти, у тебя не может быть грешных желаний, сын мой, – сказал Аслан. – Ты увидишь их мир – на пять минут их времени. Да, тебе хватит пяти минут, чтобы все там уладить. – И Аслан объяснил Каспиану, что ждет Юстаса и Джил в Экспериментальной школе. Оказалось, что он все о ней знает.

– Дочь моя, – сказал он Джил, – отломи веточку от этого куста.

Девочка послушалась. Веточка в ее руке сразу превратилась в тонкий хлыст.

– Теперь, дети Адама, обнажите ваши мечи, – продолжал Аслан.