Бэббит - Льюис Синклер. Страница 18

Но благосклонное отношение семьи, которое Бэббит завоевал разговором о новой машине, сразу улетучилось, когда они поняли, что в этом году никакой машины не будет.

— Фу, безобразие! — огорчился Тед. — У нашей старой калоши такой вид, будто ее заели блохи и она так чесалась, что соскребла всю краску.

На это миссис Бэббит рассеянно заметила: «Так с отцом не разговаривают», — а Бэббит рассердился; «Если ты такой безукоризненный джентльмен и вращаешься во всяком там бонтоне и прочее, так не бери вечером старую машину — и все!»

— Да нет, я вовсе не к тому… — оправдывался Тед, и весь обед прошел в обычных семейных «радостях», пока Бэббит не сказал:

— Ну, хватит, не сидеть же тут весь вечер! Дайте прислуге убрать со стола.

Разговоры расстроили его: «Ну и семейка! И почему мы вечно цапаемся? Хорошо бы уехать куда-нибудь подальше, посидеть, подумать… С Полем… В Мэн… Надеть старые штаны, валяться на траве, душу отвести…»

Жене он осторожно сказал!

— Мне тут один человек писал из Нью-Йорка, хочет повидать меня насчет одной сделки. Возможно, придется отложить до лета. Лишь бы только это дело не заварилось как раз тогда, когда мы с Рислингами соберемся ехать в Мэн. Жалко будет, если не сможем поехать вместе. Впрочем, это еще не скоро…

Верона убежала сразу после обеда, и никто ее не остановил, хотя Бэббит машинально бросил: «Посидела бы дома!»

В гостиной на диване Тед пристроился учить уроки: планиметрия, Цицерон, мучительный разбор мильтоновских метафор в «Комусе».

— Не понимаю, на кой черт нас заставляют учить эту старую рухлядь, всяких там Мильтонов, Шекспиров, Вордсвортов и как их там! — пожаловался он. — Ну, я еще согласился бы посмотреть Шекспира на экране, в хорошей постановке, со всякими трюками, но вот так, здорово живешь, сесть и читать его… Нет, до чего только эти учителя додумываются, ужас!

Миссис Бэббит, штопая носки, тоже высказалась:

— Да, я сама не понимаю, зачем учить Шекспира. Конечно, я не стала бы спорить с профессорами, указывать им, но у Шекспира есть такие места, — правда, не скажу, что я сама его читала, но когда я была молодая, мне подруги показывали такие строчки, такие… ну, словом, совершенно неподходящие вещи.

Бэббит сердито поднял глаза от юмористического приложения к газете «Вечерний адвокат». Это было его любимое чтение — комиксы, в которых мистер Джефф бомбардирует мистера Мэтта тухлыми яйцами, а мамаша учит папашу уму-разуму при помощи кухонной скалки. С благоговейным выражением лица, тяжело посапывая и полуоткрыв рот, он ежевечерне внимательнейшим образом изучал каждую картинку и терпеть не мог, когда прерывали этот торжественный ритуал. Кроме того, он сознавал, что по части Шекспира он не авторитет. Ни в «Адвокат-таймсе», ни в «Вечернем адвокате», ни в «Известиях зенитской Торговой палаты» еще ни разу не было передовицы о Шекспире, а пока один из этих органов не высказался, Бэббиту было трудно составить собственное мнение. Но и с риском утонуть в незнакомом болоте он не мог не ввязаться в спор.

— Я тебе объясню, зачем учить Шекспира и прочих. Затем, что это требуется для поступления в университет! Лично я не вижу, зачем их надо было включать в программу нашей современной школы. Было бы гораздо лучше, если б ты проходил коммерческую корреспонденцию и учился составлять объявления или писать деловые письма, такие, что сразу действуют. Но программы существуют, и тут спорить, рассуждать и возражать не приходится. Беда твоя, Тед, в том, что ты сам не знаешь, чего тебе хочется. Но если ты поступишь на юридический факультет, — а ты туда непременно поступишь, мне самому не пришлось, но тебя-то я непременно отдам на юридический, — там тебе и английская литература, и латынь еще как понадобятся!

— А, ерунда! Не понимаю, на черта мне юридический, и даже школу мне кончать незачем. Не хочется мне в университет! Ей-богу, сколько людей кончили университеты, а зарабатывают во сто раз меньше, чем те, кто сразу занялся делом. Старый Шимми Питере, наш учитель латыни, — он кандидат чего-то там по Колумбийскому университету, — ночи напролет читает какие-то трепаные книжки и вечно бубнит про «значение лингвистики», а сам, бедняга, еле-еле выколачивает тысячу восемьсот в год. Да за такие деньги ни один агент разъезжать не станет! Нет, я знаю, чего мне хочется! Я бы хотел стать летчиком или владельцем шикарного гаража, а еще я бы хотел — мне вчера про это один парень рассказывал, — я бы хотел стать одним из тех, кого «Стандарт Ойл» посылает в Китай, живешь там в особняке, делать нечего, можешь свет посмотреть, всякие там пагоды, море и все такое! А еще я мог бы учиться заочно. Вот это дело! Не надо отвечать какому-нибудь старому чучелу, которому только и дела, что выслуживаться перед директором, а учиться можно чему угодно! Вот послушай! Я собрал замечательные вырезки насчет всяких курсов.

Он вытащил из учебника геометрии с полсотни реклам заочных курсов — вклад в педагогическую науку, внесенный энергичными и дальновидными коммерсантами Америки. На первой из них был изображен молодой человек с высоким лбом, железной челюстью и словно отлакированными волосами, в шелковых носках; держа одну руку в кармане, он вытянул указующий перст другой и явно очаровывал аудиторию, состоящую из господ с седыми бородами, внушительными животами, лысинами и всеми другими признаками мудрости и богатства. Над картиной был изображен вдохновляющий символ знания — не устарелая лампада, или факел, или сова Минервы, а ряд долларовых знаков. Текст гласил: