Бэббит - Льюис Синклер. Страница 27

Гэнч сразу загрохотал: «Что ж, попробую!» Но Фринк поднял руку и продолжал:

— Так что, если вы с Верджем будете настаивать, Джорджи, я поставлю мою машину там, где не положено, я ни минуты не сомневаюсь, что вы именно об этом преступлении и говорите!

Поднялся смех, шутки. Миссис Джонс уверяла, что «мистер Фринк — умора! Можно подумать, что он — невинный младенец!».

Бэббит шумел больше всех:

— И как вы только угадали, Чам? Ну, погодите, сейчас я пойду принесу… ключи от ваших машин!

Среди общего веселья он внес долгожданные дары: сверкающий поднос с бокалами и в центре — мутно-желтый коктейль в громадном графине. Мужчины наперебой говорили: «Ого, посмотрите-ка!» — или: «Ох, прямо дрожь берет!» — или: «Ну-ка, пропустите меня!» Но Чам Фринк, человек многоопытный и привыкший к превратностям судьбы, вдруг испугался, что в графине просто фруктовый сок, сдобренный разведенным спиртом. Он робко ждал, пока Бэббит, весь в поту от восторга, протянет ему стакан от своих щедрот, но, пригубив коктейль, восторженно пропищал:

— О, боже, не будите меня! Все это сон, но я не хочу просыпаться! Дайте помечтать во сне!

Часа за два до этого Чам сочинил стихи для газеты, которые начинались так:

Сидел я хмур и одинок,
глядел угрюмо в потолок
и думал: есть же дураки,
которых тянет в кабаки.
Они салун вернуть хотят,
дыру, в которой грязь и смрад;
а там любой мудрец — болван,
когда бывает в стельку пьян.
Нет, я не стану пить вина,
мне их отрава не нужна.
Я воду чистую, друзья,
пью из прозрачного ручья,
и голова моя свежа,
как у грудного малыша.

Вместе со всеми выпил и Бэббит: временная депрессия прошла, он понимал, что лучше этих людей нет никого на свете. Он готов был дать им тысячу коктейлей.

— Ну как, выдержите еще по одному? — крикнул он.

Жены захихикали, но отказались, зато мужья расплылись в широких, восторженных улыбках:

— Ну, разве только чтобы не обидеть тебя, Джорджи!

— Вам еще полагается прибавка! — говорил каждому Бэббит, и каждый рокотал: «Выжимай, Джорджи, выжимай до капли!»

А когда графин безнадежно опустел, начался разговор о сухом законе. Покачиваясь на пятках, засунув руки в карманы, мужчины выражали свои взгляды с тем громогласным глубокомыслием, с которым преуспевающие господа повторяют самые пошлые суждения о том, в чем они совершенно не разбираются.

— Я вам вот что скажу, — заявил Верджил Гэнч, — по-моему, — и я могу об этом говорить с уверенностью, потому что мне приходилось беседовать с врачами и вообще с понимающими людьми, — по-моему, правильно, что закрыли кабаки, но надо дать человеку возможность выпить пива или легкого вина.

Говард Литтлфилд философически заметил:

— Обычно упускают из виду, что весьма опасно ограничивать свободу личности. Возьмите такой пример: король баварский — да, кажется, баварский… По-моему, это было в Баварии, вот именно в Баварии, в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, да, в марте тысяча восемьсот шестьдесят второго года, — король издал эдикт: запретить общественный выпас скота. И крестьяне, терпевшие тяжкие налоги без единой жалобы, вдруг взбунтовались против этого эдикта. Впрочем, возможно, что дело было в Саксонии. Во всяком случае, это доказывает, как опасно нарушать свободу личности.

— Правильно, — сказал Орвиль Джонс, — нельзя нарушать свободу личности!

— Однако не следует забывать, что для рабочих сухой закон — чистое благодеяние. Не дает им тратить деньги впустую и снижать производительность труда, — заявил Верджил Гэнч.

— Это верно. Но плохо, если закон навязывают насильно, — продолжал Говард Литтлфилд. — Конгресс пошел неправильным путем. Будь на то моя воля, я сделал бы так, чтоб каждый пьющий должен был получать лицензию на выпивку. Тогда мы могли бы ограничивать неустойчивых рабочих, не давать им пить, а вместе с тем мы бы не нарушали права других, то есть свободу личности таких людей, как мы с вами.

Все закивали, с восхищением переглянулись и подтвердили: «Да, конечно, так было бы правильней!»

— Одно меня беспокоит, — вздохнул Эдди Свенсон, — как бы эти люди не стали нюхать кокаин!

Все закивали еще усиленней, заворчали: «Верно, верно, есть и такая опасность!»

Но тут поднял голос Чам Фринк:

— Слушайте, мне вчера дали изумительный рецепт домашнего пива. Берется…

— Погодите, — прервал его Гэнч. — Я скажу свой.

Литтлфилд фыркнул: «Пиво! Ерунда! Лучше всего дать сидру перебродить!» Джонс настаивал: «Нет, у меня рецепт настоящий» Тут вмешался Свенсон: «Слушайте, я вам расскажу такой анекдот!» Но Фринк не сдавался:

— Берется шелуха от гороха, на бушель шелухи — шесть галлонов воды, кипятить эту смесь, пока…

Миссис Бэббит подошла к ним с умоляющей сладкой улыбкой. Фринк поторопился досказать про рецепт пива, и она весело объявила:

— Прошу к столу!

В дружеском споре — кому из мужчин пройти последнему — они наконец перешли из гостиной в столовую, и по дороге Верджил Гэнч всех рассмешил, крикнув громовым голосом:

— Если мне нельзя сидеть рядом с Майрой Бэббит и пожимать ей ручку под столом, я не играю и ухожу домой!

В столовой все немного растерялись, пока миссис Бэббит хлопотала:

— Погодите — ах, мне так хотелось приготовить для каждого карточку с рисунком, но не вышло — погодите, сейчас: мистер Фринк, вы сядьте сюда…

Обед был сервирован в лучшем стиле женских журналов, когда салат подается в выдолбленных яблоках, и все блюда, кроме неизменных жареных цыплят, напоминают что-нибудь другое.

Обычно мужчинам не о чем было разговаривать со своими дамами: флирт — искусство неизвестное на Цветущих Холмах, а царства контор и кухонь меж собой не соприкасаются. Но под воздействием коктейля беседа разгорелась вовсю. У каждого из мужчин накопилось множество важнейших соображений насчет сухого закона, и теперь, заполучив внимательного слушателя в лице соседки, они пустились в рассуждения:

— Нашел место, где можно достать сколько угодно спиртного по восьми за кварту…

— Читали, как один человек заплатил тысячу долларов за десять ящиков «вырви-глаза», а потом оказалось, что там одна вода? Говорят, он стоял на углу, и вдруг к нему подходит какой-то тип…

— Говорят, в Детройт контрабандой пригнали целый пароход этого самого…

— Может попасться всякая ядовитая штука — древесный спирт, да мало ли что…

— Конечно, я принципиально с этим согласен, но я не желаю, чтобы меня учили думать и жить! Ни один американец этого не потерпит…

Но всем показалось, что Орвиль проявил дурной вкус — и никто не улыбнулся его шутке, — когда он ляпнул:

— Главное в сухом законе — не разводить вокруг него столько сырости.

И только после того, как эта тема была исчерпана, разговор стал общим.

Знакомые часто с восторгом говорили о Верджиле Гэнче: «Ну, этому все на свете сходит с рук! Он может отмочить такую штуку при дамах, что небу станет жарко, и все будут только хохотать, а если я скажу что-нибудь хоть чуточку рискованное, с меня голову снимут!»

И сейчас Гэнч привел всех в восторг, крикнув миссис Свенсон — самой молоденькой из дам:

— Луэтта! Я спер из кармана у вашего Эдди ключ от двери, может, мы с вами удерем потихоньку, чтоб никто не видел? Мне нужно, — тут он расплылся в хитрейшей улыбке, — сказать вам что-то очень важное!

Женщины захихикали, и Бэббит тоже почувствовал себя способным на шалости:

— Слушайте, друзья! Хочется мне показать вам одну книжечку, но не решаюсь. Мне ее дал док Паттен.

— Джордж! Как тебе не стыдно! — остановила его миссис Бэббит.

— Да, вот это книжка! С перцем — не то слово! Антропологический доклад насчет — ну, насчет всяких обычаев тихоокеанских дикарей, чего там только нет! Купить ее, конечно, нельзя. Вердж, хочешь, дам почитать?