Бэббит - Льюис Синклер. Страница 40

Вторая резолюция ассигновала председателю Ассоциации пятнадцать тысяч долларов на подготовку кампании за здоровую налоговую политику в законодательных учреждениях штата. В этой резолюции много говорилось об угрозе здоровым деловым начинаниям, о том, что надо помешать неосведомленным и близоруким деятелям совать палки в колеса Прогресса.

Потом докладывала комиссия по выбору подкомиссий, и потрясенный Бэббит с благоговением услыхал, что его назначили членом подкомиссии по обсуждению системы Торренса.

Он был в восторге:

— Говорил же я, что год будет удачный! Джорджи, старина, тебя ждут большие дела! Ты прирожденный оратор, ты компанейский парень, словом — держись!

В последний вечер никаких официальных приемов не было. Бэббит совсем уже собрался домой, но днем Джиред Сасбергер с женой из города Пайонира пригласили Бэббита и У.-А.Роджерса на чашку чаю в ресторан «Каталпа».

Бэббит был знаком с ритуалом чаепития: он с женой торжественно пил чай в гостях не реже двух раз в год, но все же для него это было редким событием, и он чувствовал себя вполне светским человеком. Он сидел за стеклянным столиком в художественной гостиной ресторана, расписанной зайчиками, со стишками на березовой коре и «художественно оформленными» официантками в голландских чепчиках; он ел невкусные сандвичи с салатом и усиленно заигрывал с миссис Сасбергер, большеглазой и стройной, как манекенщица. С самим Сасбергером он познакомился уже два дня назад, и они звали друг друга «Джорджи» и «Сасси».

Сасбергер вдруг умоляющим голосом сказал:

— Слушайте, ребята, не уходите, сегодня наш последний вечер, а у меня в номере есть то самое, и лучшей коктейльщицы, чем моя Мириам, не найти во всех Штати Унидос, как мы, итальянцы, их называем.

С широкими радушными жестами Бэббит и Роджерс приняли приглашение Сасбергеров и последовали за ними. Миссис Сасбергер взвизгнула: «Ах, какой ужас!» — увидев брошенную на кровати рубашечку из прозрачнейшего кремового шелка. Она засунула ее в сумку, а Бэббит скалил зубы:

— Не обращайте на нас внимания, мы гадкие мальчишки, все знаем!

Сасбергер позвонил и велел принести льду, а посыльный, подав лед, тут же запросто, не ожидая приказаний, спросил:

— Вам бокалы для коктейля или для вина?

Мириам Сасбергер смешивала коктейль в одном из тех скучных белых графинов, какие бывают только в гостиницах. Когда они выпили по бокалу, она протянула лукавым голосом:

— Думаю, что вы, друзья, осилите и по второму, вам причитаются дивиденды! — чем сразу показала, что, будучи дамой, она все же знает в совершенстве всю сложную механику питья коктейлей.

Выйдя из номера, Бэббит намекнул Роджерсу:

— Послушай, У.-А., старый ты петух, сдается мне, что в этот чудный «абенд» [9] мы бы с превеликим удовольствием не уезжали домой к нашим любящим женам, а остались бы тут да закатили вечеринку. Что ты на это скажешь?

— Джордж, твоими устами говорит сама мудрость и эта, как ее, благо-го-разумно-витость. Эл Уинг уже отправил жену в Питтсбург. Давай-ка позовем и его!

В половине седьмого они сидели в номере вместе с Эльбертом Уингом и еще двумя делегатами. Все скинули пиджаки, расстегнули жилетки, лица у них были красные, голоса громкие. Они приканчивали бутылку пронзительного самогонного виски и умоляли официанта:

— Послушай, сынок, достань-ка нам еще такого же формалинчику, а?

Они курили толстенные сигары, сбрасывая пепел и окурки на ковер.

Давясь от хохота, они рассказывали анекдоты. Словом, это были настоящие мужчины, в блаженном первобытном состоянии.

Бэббит тяжело вздохнул:

— Не знаю, жеребцы, как вы, но я лично люблю вырваться на волю, своротить парочку скал, вскарабкаться на полюс да йог махать северным сиянием!

Делегат от Спарты, серьезный, сосредоточенный юнец, несвязно забормотал:

— Честное слово, я примерный муж, но до чего надоедает каждый день возвращаться домой и никуда, кроме кино, не ходить. Я из-за этого даже записался в Национальную гвардию, честное слово! Лучше моей женки у нас в городе и не найдешь — да вот… А знаете, кем я хотел быть? Знаете, о чем я мечтал? Стать знаменитым химиком, вот кем! Да папашка погнал меня на большую дорогу, продавать кухонную утварь, вот я на этом и застрял, на всю жизнь застрял, и выхода нет! Ну, к черту! Кто завел похоронный разговор? Не выпить ли нам еще? Выпьем, выыыы-ыпьем, это нам не вре-ее-дно!

— Верно! Хватит хныкать! — весело сказал У.-А.Роджерс. — А вы знаете, ребята, что я у нас на деревне — первый певец! Ну, подхватывай:

Обедали они в мавританском зале отеля «Седжвик». Где-то и как-то к ним пристали еще два приятеля: фабрикант мушиной липучки и зубной врач. Все пили виски прямо из чайных чашек, острили, совершенно не слушая друг друга, разве только когда У.-А.Роджерс дурачил официанта-итальянца.

— Послушай, Джузеппе, — говорил он с невинным видом, — подай-ка мне пару жареных слоновых ушей!

— Простите, сэр, этого у нас нет.

— Как? Нет слоновых ушей? Не может быть! — Роджерс повернулся к Бэббиту: — Слыхали? Педро говорит, что у них слоновые уши все вышли!

— Разрази меня гром! — сказал человек из Спарты, с трудом сдерживая смех.

— Что ж, Карло, в таком случае принеси мне телячью ногу и пару бушелей жареной картошки, да и горошку подкинь, — продолжал Роджерс. — Наверно, у вас там, в далекой знойной этой самой, все итальяшки добывают свежий горошек прямо из консервных банок, верно?

— Нет, сэр, в Италии растет прекрасный горошек.

— Да неужели? Джорджи, слыхал? В Италии свежий горошек растет прямо на грядках! Ей-богу, век живи — век учись, Антонио, если только выживешь и сил хватит! Ладно, Гарибальди, тащи-ка сюда на палубу бифштекс с двумя стопками картошечки, чтобы хрустела, компрехене-ву [10], Микелович Анджелони?

Потом Эльберт Уинг долго восторгался:

— Ей-богу, У.-А., загнали вы этого итальяшку в тупик! Ни черта он не понял!

Тут Бэббит нашел объявление в «Монаркском вестнике» и прочел его вслух под смех и аплодисменты:

— Сочно! — сказал Бэббит. — Видно, лакомый кусочек этот театр! Пошли все вместе, а?

Но они еще долго медлили и никак не решались уйти. Тут за столиками они сидели развалясь и твердо упираясь ногами в пол и поэтому чувствовали себя в безопасности, но все-таки их качало и было страшно пуститься в опасное плавание по скользкому паркету длинного зала, под взглядами других гостей и слишком внимательных официантов.

И когда они наконец решились встать, столики кидались им под ноги, и они пробовали прикрыть смущение тяжеловесными шутками в гардеробной. Когда гардеробщица выдавала им шляпы, они улыбались ей в надежде, что она, как беспристрастный и опытный судья, поймет, что имеет дело с настоящими джентльменами. Они ворчали друг на друга: «Чья это дырявая покрышка?», или: «Бери ту, что получше, Джорджи, а я прихвачу, какая останется», — и заплетающимся языком приглашали гардеробщицу: «Пойдем-ка с нами, крошка! Такой вечерок закатим, что закачаешься!» Каждый пытался дать ей на чай, перебивая остальных: «Нет! Погоди! Вот! Я уже достал!» И все вместе дали ей целых три доллара.