Классная штучка - Льюис Сьюзен. Страница 57

— Ты меня любишь, Боб? Правда? Пожалуйста, скажи, что это так. Ты ведь любишь меня?

— Милая, ты ведь сама знаешь, что да.

— Скажи, — молила Элламария. — Я хочу это слышать.

— Я люблю тебя, Элламария, — пылко сказал он. — Больше жизни люблю.

Она поперхнулась и зашлась в рыданиях.

— Обними меня. Боб, — умоляла она. — Обними крепче.

Он притянул ее к себе, так что Элламария оказалась почти у него на коленях, и нежно поцеловал ее волосы.

— Прости меня, любимая, я не хотел причинить тебе боль. Клянусь, что никогда больше не обижу тебя.

Элламария отшатнулась от него и посмотрела ему в глаза. Затем замотала головой, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

Боб обнял ее за плечи.

— Что случилось, Элламария? Скажи мне.

Ее губы опять предательски задрожали, лицо сморщилось, и Боб подумал, что она снова расплачется. Но на сей раз актриса сумела овладеть собой. Ее грудь судорожно вздымалась, а дыхание стало прерывистым.

— В чем дело, Элламария? — взволнованно спросил Боб.

— О, Боб! — всхлипнула она. — Если бы ты только знал, как мне плохо! Господи, ведь я даже сказать об этом не могу! Нет, не могу… — Ее плечи затряслись.

— Успокойся, милая, — участливо уговаривал Боб. — Постарайся взять себя в руки. Ты должна все мне рассказать. Вот увидишь, тебе станет легче.

Судорожно сглотнув, Элламария набрала в грудь побольше воздуха и… в отчаянии покачала головой. Нет, ничего не получится.

— Не бойся, родная моя. Все будет хорошо.

— Это было так страшно, — залопотала Элламария. — Я просто обезумела.

— Но почему? Что это было? Скажи, не бойся, — увещевающим тоном говорил Боб. — Не торопись, расскажи обо всем по порядку.

Элламария в отчаянии заломила руки.

— Не могу. Боб! Не могу.

— Ну и ладно. — Он махнул рукой. — Давай тогда вообще забудем об этом. Будем считать, что ничего не случилось.

Глаза Элламарии сверкнули.

— Меня изнасиловали. Боб! — вскричала она. — Изнасиловали, понимаешь? Осквернили! Опоганили!

— Перестань! — взвился Боб.

— Изнасиловали, изнасиловали, — как в бреду бормотала Элламария.

Боб обнял ее и, сжав в объятиях, прижался головой к ее плечу; он не хотел, чтобы Элламария видела сейчас его лицо. Слепо глядя перед собой, он пытался вникнуть в смысл сказанных ею ужасных слов, одновременно отгоняя прочь бешеную ярость, которая душила его и застилала глаза.

— Когда это случилось? — наконец прохрипел он. — Скажи мне, Элламария, когда?

— В ту самую ночь, когда твоя жена приходила на спектакль, — выдавила она сквозь слезы. — Я была дома одна, и я подумала, что… это ты. Что ты забыл свои ключ. Я его впустила. Дверь… я открыла, и он меня толкнул… У него был нож… Я умоляла его пощадить меня, но он… О, Боб, как это ужасно! Ты не представляешь, что я пережила! Но только не бросай меня, Боб! Пожалуйста, умоляю тебя, не оставляй меня!

Он прижал ее к себе и зашептал:

— Не бойся, мое солнышко, я никогда больше не уйду.

Я всегда буду с тобой. О, Элламария, любовь моя, ведь, будь я с тобой в ту ночь, ничего бы не случилось. Что же я наделал? Что тебе пришлось пережить из-за меня! Прости меня, родная. Господи, как мне искупить свою вину?

— Только обними меня крепче, — шептала Элламария. — И скажи, что не разлюбил меня. Что по-прежнему меня любишь.

— Ну конечно, люблю, родненькая моя. И всегда буду любить.

— Нет! — вскричала она, отталкивая его. — Этого не может быть. После всего этого…

— Не говори глупости. — Боб снова попытался привлечь ее к себе. — Ты моя самая любимая на свете. Я всегда буду с тобой.

— Нет! — твердо сказала Элламария. — Ничего у нас не выйдет. Боб. Я беременна. Ты слышишь? Беременна!

Боб и Элламария просидели едва ли не всю ночь, то плача, то разговаривая; до рассвета никто из них так и не сомкнул глаз. Никогда они еще не были так близки, как той ночью.

Забрезжил рассвет, и только тогда у Боба хватило мужества задать вопрос, который мучил его всю ночь.

— А ты не думала об аборте? — осторожно спросил он, памятуя о кошмаре, что выпал на долю бедняжки Кейт. — Не знаю, может ли это быть выходом из положения, но все-таки…

Элламария кивнула:

— Да, конечно. — Она опустила голову и невидящим взглядом уставилась на свои колени.

— Ну… и что?

— Я бы пошла на аборт, но я не уверена, что это… не твой ребенок.

— Но разве ты не предохранялась? — изумился Боб.

— Разумеется, — кивнула Элламария. — Но я совершила глупость. Когда Кейт была беременна, я решила, что ребенок — это именно то, что нам с тобой нужно, и… перестала принимать таблетки. О, Боб, я понимаю, что не имела права так поступать, не посоветовавшись с тобой, но я боялась, что ты откажешься. К тому же я надеялась, что, когда ты узнаешь о моей беременности, тебе легче будет принять решение. — Элламария сокрушенно потупилась. — Ведь у нас с тобой все было так хорошо, и я думала тем самым доказать, насколько я тебе верю, как безотчетно тебя люблю. А теперь все пошло прахом. Но все-таки пока есть вероятность, что ребенок твой…

Боб обхватил се лицо ладонями и впервые более чем за два месяца поцеловал ее. Мягкие губы Элламарии раскрылись ему навстречу, и от их прикосновения Боба как током ударило. Он понял, что должен — просто обязан — навсегда сохранить эту женщину, всегда оставаться с ней рядом.

Их поцелуй продолжался целую вечность. Наконец Боб с сожалением оторвался от трепетных губ Элламарии и посмотрел ей в глаза.

— Как я тебя люблю, — прошептала она. — И знаешь, Боб, мне все-таки кажется, что это твои ребенок. Я это чувствую.

— Ну конечно, — ответил он, гладя ее по голове. — Иначе и быть не может.

Элламария вскинула голову, снова подставив ему губы для поцелуя, и в тысячный раз попыталась убедить себя, что и правда вынашивает его ребенка.

Боб ласково потрепал ее по щеке.

— А что, если нам позавтракать? — спросил он улыбаясь. — Не знаю, как ты, а я голоден как волк.

Пусть хоть на несколько минут, но он хотел остаться один, чтобы подумать.

Элламария кивнула.

Боб велел ей не сходить с места и отдыхать, а сам отправился на кухню.

Оставшись одна, Элламария задумалась. Если все это время ее терзали сомнения, любит ли ее еще Боб не бросит ли, то теперь они развеялись. Но вот ребенок, а точно ли он от него? Господи, сделай, чтобы это было так. А вдруг Боб будет смотреть на него и мучиться сомнениями?

Сможет ли принять его всем сердцем? А вдруг уже с рождения у младенца будут такие же холодные и белесые глаза, как у него. Господи, только не это! Как сможет она жить с ним и каждый день смотреть в эти ужасные глаза?

Нет, ей не придется страдать — это ребенок Боба, иначе и быть не может. И у него будут чудесные сапфировые глаза.

Глаза ее любимого Боба.

Но как поступит Боб? Хватит ли у него мужества и сил оставить жену? Теперь, когда в его душе поселились такие сомнения?

И вдруг Элламария со всей ясностью поняла, что не может, не имеет права так поступить с ним. Боб не заслужил таких мук.

Боб принес в гостиную поднос с завтраком и посмотрел на Элламарию влюбленными глазами Под глазами у него темнели круги, а седина больше прежнего серебрила бороду. Боб улыбнулся, и она вдруг подумала, до чего же он красив, когда улыбается. И еще подумала, что ей будет очень его недоставать. Настолько, что она даже не представляла, как сумеет пережить такое.

Поставив поднос на столик. Боб сказал, указывая на тарелку:

— Ты должна все это съесть. Чтоб ни кусочка не осталось!

Он помог Элламарии встать, но, вместо того чтобы подсесть к столику, она прошла к окну и шире раздвинула шторы. Затем, обернувшись, увидела, что Боб внимательно смотрит на нее. Дорого бы она дала сейчас, чтобы узнать, о чем он думает. Она снова отвернулась, не в силах смотреть ему в глаза.

— В чем дело, Элламария?

— Сядь, пожалуйста, — попросила она. — Я хочу тебе кое-что сказать.