На крестины в Палестины - Лютый Алексей. Страница 38

– Так, значит, Антиохию все-таки осадили? – Сеня был рад, что хоть такой информации добиться удалось.

– Ну конечно, осадили! А что там еще могут наши отборные силы делать? – удивился ландскнехт. – Не дураки же они с налета город брать. Эдак придется раньше времени домой возвращаться и перед женами отчитываться, на каких таких одалисок они награбленные средства потратили.

– Так вы же обеты безбрачия давали? – ехидно поинтересовался Андрюша Попов, до этого момента с любопытством наблюдавший за Сениными методами допроса.

– Конечно, – ответствовал Ричард. – А мало вас таких со специальными миссиями от самого папы по окрестным степям шляется? Только и успевай, что девок от вас прячь да вино подальше убирай…

– Цыц! – увидев, что Сенино терпение, подточенное к тому же Фатимой, начинает лопаться, Жомов затрещиной утихомирил не в меру умного оруженосца. – Упал – отжался тридцать раз, чтобы на будущее у тебя язык вперед мозгов не бежал.

– Угу, в следующий раз после такого подзатыльника мои мозги уже ни один язык не обгонит, – буркнул себе под нос ландскнехт, чем и заработал еще десяток лишних отжиманий с полной выкладкой…

Интересно, если горбатого только могила исправит, то может ли один отдельно взятый омоновец перевоспитать болтливого?..

Пока обучение оруженосца уму-разуму Жомову не слишком удавалось. Ландскнехт кряхтел и пыжился, но больше одного раза отжаться от земли так и не смог, как ни старался. Сеня презрительно скривился, а омоновец разочарованно покачал головой и попробовал заставить Ричарда приседать. Болельщиков на этой новой экзекуции собралось побольше, чем на отжиманиях. И Попов, заинтересовавшись происходящим, прекратил вожделенно втягивать носом аромат готовящейся еды, и Абдулла смотрел во все глаза, не переставая ломать ветки для костра, и даже Горыныч высунул все три носа из телеги, наблюдая за методами воспитания, принятыми у некоторых разновидностей гуманоидов. Для контрольной по иноведению пригодится! Впрочем, присутствие болельщиков Ричарда не вдохновило, и ландскнехт плюхнулся на пятую точку после шести или семи приседаний.

– Да-а, хреновы наши дела, воин, – буркнул Жомов и посмотрел на Рабиновича. – Сеня, мы тут с новобранцем кросс небольшой проведем, а ты попроси Андрюшу крикнуть, когда обед будет готов.

Кинолог кивнул головой – дескать, отдыхайте, позовем! – и, отвернувшись от готовившихся к забегу Ванюши и Ричарда, снова поплелся к костру. Правда, в этот раз не комплименты расточать. Хуже сердитого Рабиновича может быть только Рабинович гневный. До первой стадии Сеня уже дошел, а ко второй оказался крайне близок, когда взялся ерничать над кулинарными талантами Фатимы, а та, как оказалось, за ответным тостом в карман не лезла. Тем более, если учесть, что и карманов-то у нее не было. Не придумали еще. В общем, к тому времени, когда экс-танцовщица все же сумела справиться с приготовлением обеда, оба милых собеседника стояли друг против друга с красными мордами, и у Андрюши сложилось впечатление, что сейчас к обеденному меню добавится чья– то освежеванная туша. Поэтому и заорал во всю мощь необъятных легких. Не для того, чтобы горло прочистить, а исключительно затем, дабы обстановку разрядить.

– Ванюшка! Жомов! – завопил Андрей, махнув рукой омоновцу и ландскнехту, неспешно ковылявшим по окрестным буеракам. – Чего уставился на меня, дурная башка? Жрать иди. Все уже готово.

На тех, кому ни разу до этого не доводилось слышать поповский вокал, Андрюшин нежный голосок действовал так, как паровозный гудок на бабку, решившую первый раз впасть в маразм прямо на железнодорожных рельсах. Фатима, до этого и слыхом не слыхавшая, что хоть кто– нибудь на свете так орать может, застыла с открытым ртом, а затем, выбросив котелок с обедом из рук, заткнула ладонями уши и завопила, как греческая сирена на заблудившуюся подводную лодку.

На свою беду, персональные парнокопытные транспортные средства всего доблестного пальценосного рыцарства оказались прямо в эпицентре звуковой волны. Поповский рык их оглушил, а ультразвуковой бэк-вокал Фатимы привел в такой неописуемый ужас, что лошадки даже забыли о том, что после Андрюшиного крика лежать на земле полагается. Быстренько посовещавшись, кони решили убраться от двух вопящих идиотов подальше, а по пути растоптали амуницию, имущество и припасы целого взвода. Не из вредности. Просто животные посчитали, что будет несправедливо, если они одни будут страдать. К тому же и народу за ними больше погонится. Глядишь, к вечеру нагонят и в лагерь вернуться уговорят.

Только вот тут они и просчитались! Ландскнехты, что разоренные лошадиным стадом, что помилованные им, без малейших колебаний решили, что слышат звук иерихонской трубы. Никто не понял, зачем она трубит, но зато все отчетливо разобрали, что именно этот инструмент собой представляет, и тут же дружно плюхнулись на колени.

– Апостол Павел с нами! – заголосили они. – Славьте Господа, ибо глас этого толстяка есть не что иное, как предвестие великой судьбы, ожидающей нас. Устами его глаголет истина!..

– Ерундистина ими глаголет, – буркнул Рабинович, прочищая уши. – Поп, тебя, конечно, просили покричать. Но в следующий раз, когда ты забудешь регулятор громкости в свой утробный усилитель вставить, я, честное слово, его так тщательно законопачу, что пищу внутрь станешь исключительно внутривенно принимать, а алкоголь – только посредством клизмы. Ясно?

– Вот и делай людям добро, а они его и не заметят, – горестно вздохнул Попов и посмотрел на упавший котелок голодными глазами. – Кстати, что у нас с обедом?

Только теперь до остальных дошло, что Фатима опрокинула на землю приготовленное ею же блюдо. От нее тут же досталось всем, начиная с Рабиновича (нечего от дела отвлекать было), кончая Абдуллой (не хлебалом следовало щелкать, а котелок ловить). Единственным, кому не перепало комплимента от скандальной сарацинки, был Ваня Жомов, пинками пригнавший к месту стоянки Ричарда. Попов попробовал возмутиться таким положением дел, но этим добился только того, что Фатима с крика перешла на визг, и только лихой джигит Абдулла смог помешать и их клячам сбежать обратно в Никею.

– Красавчик мой, не волнуйся. Твоя порция сохранилась, – проворковала Фатима, подняв с земли полупустой котелок и протягивая его Жомову. – Ешь. Тебе силы, да укрепит их Аллах стероидами, поддерживать надо.

– Ну уж нет! – рявкнул Андрюша, вырывая тазик с пищей из рук оторопевшего омоновца. – Хватит с него и стероидов от Аллаха, а мы уж как-нибудь твою стряпню поедим.

Фатима рванулась на Попова разъяренной гарпией и наверняка выцарапала бы криминалисту глаза, если бы Ванюша не перехватил ее на лету. В руках омоновца танцовщица сразу обмякла и даже начала мурлыкать, но длилось это недолго, поскольку Жомов, испепеляемый взглядами Рабиновича, решил не дожидаться, пока кинолог насыплет ему пургена в вино, и легким шлепком по ягодицам отправил Фатиму подальше от себя.

Удостоверившись, что наскоки строптивой девицы на бравого омоновца не нашли взаимности, Сеня слегка успокоился и, вырвав котелок из рук упорно сопротивляющегося криминалиста, принялся делить на равные порции остатки обеда, поручив Андрюше дополнить его вяленым мясом и подогретыми на костре пресными лепешками. Попов с удовольствием бросился выполнять его просьбу и притащил бы к столу добрую половину всех запасов отряда, если бы Фатима его вовремя не остановила. Девица отобрала у Андрюши второй мешок с припасами и хворостиной погнала обжору к столу. А там Попова ждало новое разочарование: сразу приступить к уничтожению припасов ему не удалось, поскольку к месту отдыха ментов в полном составе направилась вся рать рыцарей, перстом осененных.

– Да благословит Бог вашу трапезу, – проговорил их предводитель, довольно высокий мужик с проседью в черной бороде, останавливаясь в шаге от друзей.

– Приятного аппетита! – хором поддержали его остальные рыцари.

– И вам того же, и вас туда же, – буркнул в ответ Рабинович.