Альбигойская драма и судьбы Франции - Мадоль Жак. Страница 42

С конца XIII в. между Севером и Югом Франции начинается продолжительный обмен людьми и идеями. Этими нескончаемыми потоками формируется и консолидируется нация. Если между людьми, которые все в равной мере называются французами, еще существуют различия по характеру и темпераменту, то то отныне они — наше общее богатство. Дух трубадуров и даже дух катаров являются сегодня составляющими французского духа, равно как и реформа Кальвина, картезианство, янсенизм и якобинство. Все французы в равной мере могут обращаться к ним, потому что это их общая сокровищница. И если нас еще жжет пламя множества костров и возмущает обилие невинно пролитой крови, то это должно побуждать трудиться над тем, чтобы насилие когда-то перестало разрешать великие исторические реалии.

Но разве можно начинать с того, чем следует закончить? Это потребовало бы иных размышлений, обращенных уже не в прошлое, а в будущее.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вот так создавалась Франция, которую по праву считают одной из самых единых и сплоченных стран в мире и уж, во всяком случае, одной из самых старых, значительная часть границ которой, в том числе и по Пиренеям, кажется, обозначены самой природой. Железом и огнем. В столкновении, которое носило не столько религиозный, сколько национальный характер.

По крайней мере еще две возможности могли реализоваться на юге Центрального массива, между Роной и Гаронной, то есть между землями, находящимися в ленной зависимости от Англии, и землями Империи. Не будь крестового похода, графы Тулузские поглотили бы домен Транкавель, оттеснив Каталонско-Арагонское королевство на ту сторону Корбьер, и между Мармандом и Кар-кассоном образовалось бы государство Раймонди-нов со столицей в Тулузе, выходящее на Средиземное море от Леката до Роны с Нарбонном в центре побережья. Это была постоянная цель политики графов Тулузских. Крестовый поход, прочно внедрив в Каркассон на место Транкавелей французов, покончил с этим проектом, и обстоятельства никогда больше не позволят Раймону VII, даже ставшему на время победителем, к нему вернуться.

Но поражение графа Тулузского временно развязывает руки Педро II Арагонскому. Он давал церкви достаточные гарантии, чтобы в случае его победы при Мюре она поручила бы ему восстанавливать католичество в Окситании. Филипп Август, которому в этот момент серьезно угрожала могущественная коалиция, этому воспротивиться бы не смог. И тогда бы в ленную зависимость от Каталонии попали все земли от устья Эбро до Альп, так как граф Прованский был близким родственником арагонского короля. Между Францией и современной Испанией образовалось бы сильное, сплоченное государство с мощным единством языка и традиций. Изменилась бы вся история Западной Европы.

Причины, по которым этого не произошло, в книге указаны, и, мне кажется, вряд ли стоит их повторять. Однако есть одна, к которой необходимо вернуться, поскольку ее часто переоценивали и плохо понимали. Я озаглавил эту работу «Альбигойская драма» и не мог поступить иначе, предпочтя термин «альбигойцы» более точному во многих отношениях термину «катары». И не только потому, что преследовались и вальденсы, но прежде всего потому, что никогда — ни в то время, ни после — не говорили о крестовом походе против катаров, но только о походе против альбигойцев; потому, что это слово относится не только к области Альби, роль которой в нашей истории далеко не главная. Альбижуа — так называлась вся территория под властью Транкавелей, от Альби до Безье, Каркассона ии Лиму. В широком смысле это был весь регион, названный позже Лангедоком, но которому очень трудно дать название в XIII в. Его настоящей столицей был не Альби, а Тулуза, город беспокойный и бурлящий, героическое сопротивление которого после первых поражений чуть было не изменило его судьбу.

Представьте, что Филипп Август был побежден при Бувине в 1214 г. — и победа при Мюре в предшествующем году была бы начисто сведена на нет. История пошла бы другим путем, и Франция надолго познала бы ту же раздробленность, что и Испания. Возможно, однажды оба королевства, Парижское и Тулузское, объединились бы, как это сделали Кастилия и Арагон. Но это произошло бы в совершенно иной атмосфере, и ее бесполезно пытаться воссоздать, потому что не пишут историю о том, чего не было. Но в любом случае можно сказать, что поражение при Мюре, устранив Арагон, развязало бы руки графам Ту-лузским, если бы их не сдерживало большее могущество французских королей. Вопреки видимости, окситанская независимость погибла не при Мюре, а гораздо в большей степени при Бувине и Ла-Рош-о-Муане. В самом деле, эти две победы отнюдь не случайны. Они свидетельствуют, особенно битва при Бувине, о мощи и сплоченности северных французов, которые уже можно определять как национальные. Из двух наций, стремящихся почти одновременно образоваться к северу и к югу от Луары, северная оказалась сильнее и в дальнейшем взяла верх.

Итак, в этом сугубо национальном конфликте не следует преувеличивать, как это часто делают, значение религиозного фактора. Он лишь случайность, в решающий момент определившая ход вещей. Если катаризм и в самом деле представляет огромный интерес для истории идей и заслуживает ввиду этого самого пристального изучения, то ничто не доказывает, что он когда-либо действительно преобладал в Окситании. Например, примечательно, что о нем нигде не говорится в «Песни об альбигойском крестовом походе», настаивающей, напротив, на национальном характере разгоревшейся борьбы. Вот слова анонимного автора, вложенные в уста защитников Тулузы в 1218 г.: «Нами руководит Иисус Христос, и мы должны воздать Ему хвалу и за зло, и за добро, ниспосылаемые им, и принять их смиренно, ибо Он может нас поддержать на том правом основании, что мы хотим жить и умереть в Его вере. Ибо мы верим в Бога, предостерегающего нас от заблуждений, сотворившего небо и землю и заставившего ее плодоносить и цвести, создавшего солнце и луну для освещения мира, и мужчину и женщину, и вдохнувшего жизнь в душу, и вошедшего в чрево Девы Марии для выполнения Закона, и в Того, кто претерпел пытку плоти Своей, дабы спасти грешников, и отдал Свою бесценную кровь, дабы озарить тьму, и явился принести Себя в жертву Отцу Своему и Духу Святому. Благодаря принятию и осуществлению святого крещения, благодаря любви и повиновению святой церкви мы вправе завоевать любовь Иисуса Христа. Сеньора папу, который должен был бы позаботиться о нас, и церковных прелатов, осуждающих нас на смерть, да просветит Господь, и явит свою волю, и рассудительность, и прозорливость, дабы знали они, что существует справедливость, и да велит Он им раскаяться, ибо они обрекают нас на погибель и уничтожение иноземцами, гасящими свет, почему мы и хотим избавиться от их господства. Если бы Богу и Тулузе было угодно, сии люди пали бы в могилу Достоинства и Происхождения. Пусть Господь, правящий миром и никогда не лгущий, побивший гордыню и изгнавший ангелов, даст нам власть и силу подцержать нашего сеньора ибо он мудр и рассудителен и ему подобает очень любить церковь и владеть землей» (пер. Э. Мар-тена-Шабо).

Этот текст примечателен во многих отношениях. Пропагандистские намерения в нем очевидны, и я не недооцениваю их. Анонимный поэт желает, конечно, доказать, что религия — только предлог, прикрывающий менее обоснованные амбиции. Именно поэтому он старается изображать тулузцев в самом ортодоксальном духе. Каждое слово в нем выверено, чтобы показать, что защитники города — не катары. Кто слишком тщится доказать… Конечно, все было не так просто, и у церкви еще вполне были основания сомневаться в ортодоксальности населения Юга. Но, в конце концов, если считать Анонима пропагандистом, то его пропаганда была бы немыслима, не считай огромное большинство южан, каковы бы ни были их религиозные убеждения, что борьба отныне обретает прежде всего национальное значение. Почему церковь в этих условиях упорно поддерживала северных баронов, а значит, и Капетингскую династию? Бесспорно, она была слишком связана решениями четвертого Латеранского собора, чтобы повернуть назад. А все потому, что новые епископы Юга, ярким представителем которых является Фульк, епископ Ту-лузский, были в тесном союзе с захватчиками. На Лаворском соборе они ускоряют разрыв с Арагоном, а позже оказывают давление на Иннокентия III и Латеранский собор. Они не чувствовали бы себя уверенно на своих местах, если бы сеньоры Юга, и прежде всего его государи, не были полностью лишены владений. Их больше волнует политическая сторона дела, чем религиозная. Итак, конфликт носит главным образом политический характер, и именно это недостаточно замечало большинство историков, заблуждавшихся насчет его истинной природы, происхождения и непосредственных последствий.