Карл Ругер. Боец - Мах Макс. Страница 108

– Может быть, – согласилась Виктория. – Может… Но это единственное, что я о ней помню. Очень белая кожа. Луна, туман, он казался чуть желтоватым, и женщина… Белая кожа, власть, опасность… Это все.

– Ну что ж, – пожал плечами Карл. – Почему бы и нет? Лунная Дева. Других идей у нас все равно пока нет. Выпейте вина, Виктория. Этот рассказ отнимает у вас слишком много сил. Простите.

– Не за что. – По ее губам скользнула тень улыбки. – Мне этот разговор важен не меньше, чем вам. Возможно, даже больше.

Она взяла бокал и выпила его весь до дна.

– Что было с вами потом? – спросил Карл, снова наполняя ее бокал.

– Смотря, о чем вы спрашиваете. – На этот раз на ее губах играла настоящая улыбка. – Йерр от них убежала, чтобы однажды стать Эри. Эри тоже выжил, добрался до Орша и жил там несколько лет тихой, неприметной жизнью, постепенно узнавая и постигая мир вокруг себя. Видите ли, Карл, я поумнела тогда, многое поняла, и Эри, решившийся на превращение в ночь Нового Серебра, был уже совершенно другим человеком. Тем более странно, что в ту ночь он решился на такое серьезное колдовство…

– Феона! – сказал кто-то справа от нее. – Нарсиста!

Блистательная, не задумываясь, перевела Виктория. Лучезарная!

Так мог выражаться только флорианец, тем более что мужчина и говорил на флорианском наречии. Виктория повернула голову и посмотрела сквозь глазные прорези своей серебряной маски на высокого кавалера, чьи глаза и лицо выражали высшую степень восхищения.

– Великолепная!

Он был красив и хорошо сложен, богат, если судить по наряду и драгоценностям, и пьян, естественно. Впрочем, пьяны были и все остальные вокруг.

– Элойя! – выдохнул он, встретив ее взгляд.

– Вы ошибаетесь, сударь, – улыбнулась Виктория, предполагая, что движения ее губ под обрезом маски окончательно сведут мужчину с ума. – Я не богиня, я…

Что она собиралась сказать? Какая ложь готова была сорваться с ее губ? Виктория этого так никогда и не узнала, во всяком случае, ее память, омраченная хмелем той колдовской ночи, не сохранила ничего такого, что можно было бы обдумать впоследствии. А в тот момент, когда она должна была начать лгать, флорианец избавил ее от этой необходимости.

– Умоляю вас, госпожа, молчите! – Он был трогательно искренен и уже смертельно отравлен сладким ядом внезапно вспыхнувшей страсти. Он принадлежал ей. Весь!

– Хотите обладать богиней? – спросила она, намеренно понижая тембр своего голоса и подпуская в него волнующей хрипотцы.

У кавалера были вьющиеся каштановые волосы и светло-карие глаза, прямой нос и твердый подбородок. Ей вдруг захотелось попробовать на вкус его губы, и ощутить себя в его объятиях, и…

Почему бы и нет? – подумала Виктория легкомысленно, совершенно не отдавая себе отчета в том, что ею сейчас владеют совершенно несвойственные ей чувства.

Так они познакомились. Это случилось на Ратушной площади Орша, залитой сводящим с ума расплавленным серебром полной луны и горячечными отсветами множества ярко пылающих факелов. Бал Нового Серебра уже начался, но размеренный порядок императорских приемов был сломан всеобщим безумием, и, едва успев начаться, выплеснулся из здания ратуши на городские площади и улицы. Мужчины и женщины – без различия возрастов и социального положения – очевидным образом были не в себе. И дело не только в том, что все они уже поголовно опьянели – а вино и в самом деле лилось рекой, – а в том, что сам воздух этой ночи, который они жадно вдыхали, оказался пропитан безумием и страстью, пронизан потоками магических течений, изменен льющимся с небес колдовским серебром. Однако никто из предающихся сумасшедшему веселью на улицах Орша, и Виктория в том числе, не был способен сейчас увидеть это и понять. Лишь много времени спустя, вспоминая эту ночь и обдумывая то немногое, что сохранила ее память о бале Нового Серебра, Виктория поняла, что сознание ее было подавлено чудовищной смесью природной и рукотворной магии и она сама не ведала тогда, что творит.

В сущности, с капитаном Ги Корвином из гвардейского корпуса Льва Скомороха познакомился не Эри и даже не волчица Йерр. С ним флиртовала внезапно возникшая этой ночью из небытия совершенно новая личность, в которой смешались личности дамы Клариссы и находившейся в агонии графини Виктории Брен. Несчастная флоринтинка, как позже смогла выяснить Виктория, умерла от холеры именно этой ночью в крошечной деревушке в сорока лигах от Орша. Но тогда Виктория всего этого не знала. Прошлое ее внезапно исчезло, однако она этого даже не заметила, ощущая лишь удивительную легкость и головокружительную свободу бытия.

Сначала она флиртовала с капитаном Корвином из одного лишь интереса. Ей было любопытно узнать, что может сделать красивая женщина с молодым и самоуверенным мужчиной. Чувства ее молчали, разум был отравлен хмелем Нового Серебра, и вело ее одно лишь капризное любопытство. Потом ее охватила внезапная страсть, и она в первый и последний раз в своей жизни отдалась мужчине. Произошло это в его скромной комнате – город был переполнен приезжими – в гостинице, находившейся всего в двух кварталах от ратуши. Однако ничего хорошего из этого не вышло. Инстинкты самки не проснулись в ней даже тогда, когда Ги проник в нее, и единственное, что она при этом испытала, было физическое неудобство и раздражение на себя и на него. Тем не менее это случилось, и, возможно, к лучшему, что это произошло именно в ту ночь, потому что разочарование от первого в новом теле опыта близости было компенсировано второй попыткой.

Виктория не могла вспомнить ничего достоверного о тех нескольких часах, которые последовали за бурной сценой «любви» на узкой скрипучей кровати лорда Корвина, но зато она во всех подробностях помнила то восхитительное безумие, которое охватило ее в объятиях Галины Нерис, в постели которой она и проснулась далеко за полдень следующего дня. Где и как они познакомились, Виктория не запомнила, однако до времени это не было для нее чем-то настолько важным, чтобы испытывать по этому поводу какие либо чувства. Не помнит – и что с того?

Они провели вместе всего несколько дней, но дни эти запомнились Виктории надолго. Галина оказалась восхитительной любовницей, опытной, нежной, тактичной, и, кроме того, она, судя по всему, испытывала к Виктории неподдельное чувство. Возможно, это и не любовь, не высокое переживание, меняющее жизнь того, кто его испытал, и бросающее волнующий отсвет на того, кто удостоился счастья стать его предметом. Но зато это было обоюдное чувство влечения, тревожной и восхитительной в своей внезапности страсти. Впрочем, великолепное безумие прекратилось так же внезапно, как и началось.

В тот день Галина получила какое-то известие, которое буквально разрушило все очарование этой женщины. Во всяком случае, Виктория неожиданно обнаружила рядом с собой совершенно другого, незнакомого ей человека – жестокое, лишенное каких-либо привлекательных черт существо, объятое паническим ужасом, гневным разочарованием и уничтожающей все на своем пути ненавистью. Галина обернулась вдруг жестокой эгоисткой, всецело погруженной в переживание какой-то неведомой Виктории катастрофы и занятой только этим одним, и уже совершенно равнодушной к случайно оказавшейся рядом с ней девушке. Переход был настолько резким, что Викторию почти физически отшвырнуло от прекрасной жены кондотьера Нериса, и она бежала прочь, не в силах вынести обрушившегося на нее разочарования.

Потом… потом были длинные дни и долгие месяцы, в течение которых Виктория собирала себя по частям, как рассыпанное мозаичное полотно, постепенно воссоздавая свою личность, строя себя саму заново из тех материалов, которые оказались в ее распоряжении. Та ночь, ночь Полной Луны, оказалась роковой для нее. Когда наконец Виктории удалось вспомнить себя и свою жизнь, предшествующую балу Нового Серебра, она обнаружила, что не только не может вернуться в свое прежнее тело, но более того – напрочь утратила способность к оборотной магии, которая когда-то составляла часть ее природного дарования.