Карл Ругер. Боец - Мах Макс. Страница 53

– Мой супруг… – продолжала между тем стенать Петра.

– О! – перебил ее Карл, встрепенувшийся при упоминании беглеца. – Зачем же вы о нем вспомнили?!

– Да, – сказала она и вдруг улыбнулась. – Пожалуй, это было лишнее. Но что же вы стоите, как истукан, Карл? Я предстала перед вами нагая, а вы даже плаща не сняли. Раздевайтесь!

– Увы… – Карл сказал это совершенно искренно, он вдруг понял, что, хотя стены этой крепости и лежат в руинах, его-то штурмовые колонны к такому развитию событий совсем не готовы. – Увы, – сказал он, чувствуя, как краска заливает лицо. – Моя рана…

– Бедный! – воскликнула Петра и всплеснула руками, отчего ее груди снова тяжело качнулись и этим чуть не убили Карла окончательно. – Бедный… Но я вам помогу!

Она была готова к самопожертвованию. Такая женщина…

Сквозь время, стирающее краски жизни, сквозь нарастающее равнодушие, порождаемое действием яда, Карл все-таки дотянулся до той ночи в Крагоре, когда боль и наслаждение рука об руку ткали гобелен любовного подвига.

Он снова открыл глаза, но ничто вокруг не удержало его взгляда. Сейчас мир внутри Карла был намного более реален и интересен, чем мир вне его. Он смежил веки. Тьма стала плотнее, но при этом настолько прозрачной, что в ней чудилась глубина. Карл сосредоточился на этой мысли и попытался исследовать окружающую его Тьму. И в этот момент пришла боль. Настоящая, жестокая боль, а не ее жалкое подобие, которое посетило Карла до того. Вспыхнула кожа, дыхание смерти раздуло раскаленные угли внутри его желудка, расплавленный свинец побежал по жилам заместив кровь…

– Недурно.

Голос леди Альбы отвлек Карла от работы, и он повернулся к хозяйке дворца. Она стояла в нескольких метрах от него, около верстака, на котором Карл доводил детали декора, и рассматривала его дощечки.

– Так ты, оказывается, не только плотник, Карл. – Ее голос – грудной, низкий, с хрипотцой – звучал завораживающе.

Вообще-то Карл не был плотником, он был учеником краснодеревщика, но, по-видимому, с высоты ее положения разница между плотником и краснодеревщиком невелика. Леди Альба отложила в сторону очередную дощечку, и ее тонкие иссиня-черные брови взметнулись вверх над полными удивления глазами.

– Постой, – сказала она медленно, – где это ты видел меня голой?

Она так и сказала – «голой». Не «без одежды», не «нагой», а именно так – «голой», как какая-нибудь крестьянка или жительница предместий.

Карл покраснел. Волна неловкости, смущения, стыда обдала его с головы до ног, как если бы его на самом деле облили кипятком. Но жалей не жалей, а сделанного не воротишь. Он сделал эти проклятые кроки! Он. Их. Сделал.

– Я… – начал было он и запнулся.

Как объяснить то, что словами не объяснить?

– Я… – сказал Карл, испытывая сильнейшее желание исчезнуть, раствориться в воздухе, возможно даже умереть, лишь бы не чувствовать на себе этот вопрошающий взгляд глаз цвета черного янтаря. – Я не должен был…

– Пустое! – отрезала она, по-прежнему пристально глядя на Карла. – Я тебе нравлюсь?

– Я…

Карл не знал, что ответить. Леди Альба была красавицей. Таких красивых женщин он еще никогда и нигде не видел. У Сабины Альбы была такая белая кожа, что по сравнению с ней молоко казалось серым, и черные вьющиеся волосы, и глаза, и…

– Да, – сказал Карл, преодолевая смятение. – Вы красавица, ваша милость.

– Красавица, – усмехнулись полные губы. – Ну-ну.

Она смотрела ему прямо в глаза.

– Красавица, – повторила она тихо. – Так когда и где, Карл, ты видел меня такой?

Она подняла дощечку повыше и повернула ее рисунком к Карлу. Там она стояла почти так же, как сейчас, только нагая, прорисованная черными линиями по зеленому фону, кое-где оттененными белилами.

– Не молчи, Карл, – потребовала она. – Это неприлично!

Но что он мог ответить? Как объяснить?

С тех пор как Карл покинул Линд, он почти не рисовал. Но здесь, в Венеде, желание рисовать неожиданно вернулось к нему, причем с такой силой, что полыхнуло в нем, как лесной пожар жарким сухим летом, неотвратимо и стремительно охватив его всего, целиком. Нетерпеливое желание выплеснуть рождавшиеся в нем образы преследовало Карла днем и ночью, за работой, на отдыхе, за едой – везде. Однако он уже не был дома, где отец, к удивлению соседей, потакавший пристрастию сына, покупал ему розовую бумагу из Семи Островов и загорский пергамент, а полотно в Линде всегда стоило дешево. В Венеде Карл был всего лишь учеником краснодеревщика, и денег, чтобы купить бумагу, не говоря уже о пергаменте, у него не было. Но и не рисовать он не мог. Поэтому Карл рисовал на всем, на чем придется, на песке и земле, на мокрой глине, но все это было совсем не то. И тут ему пришла в голову замечательная идея – рисовать на дереве. И Карл начал вытачивать тонкие дощечки из липы и березы, грунтовать их и рисовать на них углем. Впрочем, и это оказалось не так просто осуществить.

Карл никогда не учился живописи и имел очень смутное представление о технике рисунка. Все, что он умел, он постиг сам, вывел из опыта или почерпнул из немногих найденных им книг. Но с техникой рисунка на дереве, вернее с ее технологией, ему еще встречаться не приходилось. Однако мир не без добрых людей, а там, где их нет, есть люди жадные. Ученик мэтра Уриеля с Соляного спуска продал Карлу секрет рисования на доске за серебряную полумарку.

Дело оказалось нехитрое, если знаешь, конечно, что и как делать. Зеленая земля, охра и густые белила, небольшое количество киновари и костного порошка, который Карл сам толок из куриных костей, растертые с колодезной водой и смешанные с мучным клейстером, образовывали замечательный зеленоватого цвета грунт. Угольные штифты он тоже делал сам, прожигая тонкие ивовые палочки в плотно закупоренном глиняном горшке в печи соседа-булочника. Все это, конечно, требовало времени и кропотливой работы, но зато потом Карл мог рисовать в полное свое удовольствие. А поглядев мельком, как рисуют настоящие художники, он добавил к угольному карандашу еще и сухие белила, прорисовывая ими освещенные места. После этого его рисунки приобрели объем и жизнь и в конце концов привлекли внимание леди Альбы, но, увы, только затем, чтобы она обнаружила среди них свой портрет нагишом.

– Ну?! – настойчиво повторила она.

– Я никогда не видел вас без одежды, – наконец выдавил из себя Карл. – Нигде. Я… я просто смотрел на вас, и… Ну, это получилось как-то само собой. Я не знаю, как объяснить. Я, когда рисую, и не думаю вовсе.

– Вот как, – задумчиво произнесла женщина и снова посмотрела на рисунок. – Я верю тебе, Карл. Видимо, ты просто очень захотел меня увидеть. Вот и увидел… А что ты еще умеешь делать? – неожиданно спросила она после короткой паузы, в течение которой с интересом рассматривала другой рисунок, тот, на котором Карл изобразил ее кобылу-трехлетку.

– Я умею петь, – ответил Карл и добавил после секундного размышления: – Но не очень хорошо.

– Жаль. – Было похоже, что леди Альба и в самом деле жалеет, что Карл не умеет петь. – А что ты умеешь делать хорошо?

– Я умею убивать, – ответил Карл и вдруг почувствовал, что успокоился, потому что от Судьбы не уйдешь.

– Убивать? – удивилась женщина. – И многих ты успел убить, Карл?

– Точно не знаю, – сказал Карл, который действительно этого не знал. – Но думаю, десятка полтора наберется.

– Где же ты успел убить так много людей? – Вопрос очевидным образом заинтересовал леди Альбу, и ее глаза засветились темным огнем.

– В Линде, ваша милость, – нехотя ответил Карл.

– Вторая война Лиги? – быстро и серьезно спросила леди Альба. – Пять лет назад?

– Да, – признал Карл. – Да, это так.

Но женщина желала знать подробности:

– Сколько же тебе тогда было?

– Семнадцать, ваша милость. – А вот Карла этот разговор начинал утомлять.

– И ты убивал солдат илимского короля?

– Да, – кивнул Карл. – Они осадили Линд, и мы должны были защищаться.