Квест империя - Мах Макс. Страница 64

– Дай! – сказал Меш, протягивая руку к Маске.

Дракон, не задумываясь, выполнил его приказ, и положил клубок на ладонь Меша, и отступил в сторону. Меш принял Золотую Маску, и его руку охватил огонь, но он знал, что должен терпеть, и терпел. Между тем крышка Саркофага поднялась сама собой, открыв щель, достаточно широкую, чтоб Меш мог просунуть туда руку. Он так и сделал. Просунул руку под крышку, в холодный клубящийся туман (туман клубился внутри Саркофага, но не вытекал наружу), и уронил клубок вниз. Крышка легла на место – Меш едва успел выдернуть руку, – и Камень содрогнулся от разбуженных в нем сил. Вибрации Камня были столь сильны, что Мешу не нужно было больше держать на нем ладони, чтобы чувствовать Вещь.

Он видел. Золотые нити стремительно оплетают утратившее форму нечто, недавно бывшее женщиной Дракона. Они проникают внутрь этого куска ущербной плоти, ставшей чем-то похожей на растаявший под дождем глиняный блок, и соединяются с серебряными нитями. Где-то серебро исчезало совсем, заменённое золотом, где-то золотая оплетка покрывала серебряную нить, а где-то возникали новые неясной архитектуры ансамбли, по-видимому, бравшие на себя функции пораженных органов. Впрочем, и органы строились и перестраивались, и тело начало снова приобретать знакомые черты. И Меш узнал, что теперь действительно все будет хорошо. Она будет жить, потому что Камень сделал с ней что-то, что обычно не делается (а почему да как, Вещь Мешу не объяснила). Золотая Маска соединилась с Серебряной, и вместе они помогли Камню исправить то, что поддавалось исправлению, и заменили то, что ни Камень, ни они исправить не могли.

И еще понял Меш, что соединение Золотой и Серебряной Масок невозможно. Никогда не случалось, и случиться не могло, но произошло. А раз случилось – а почему и как, не было на эти вопросы ответов, – но раз случилось, то так тому и быть. Нет теперь ни Золотой, ни Серебряной Масок, а есть женщина Дракона, которая есть и Женщина и Маска. И разделить их нельзя, потому что их природа изменилась, и из одного возникло другое, а из двух одно.

Последнее, что запомнил Меш, перед тем как потерять сознание, были его собственные слова, вернее смыслы, переданные ему Камнем и озвученные им.

– Не снимается, – сказал Меш. – Останется навсегда. Не надо питать, но можно, если нужно.

Глава 7

ГРАФИНЯ АЙ ГЕЛЬ НОР

– Сегодня мы выходим в свет, девочка, – сказал Макс с улыбкой.

Он стоял около панорамного окна их спальни – «Это наша спальня» – и смотрел на нее.

«Я бесстыжая стерва», – решила Лика, но, встав с постели, нарочито медленно накинула на плечи невесомый и по большому счету ничего не скрывающий пеньюар. За спиной Макса, в голубом сиянии атмосферы, развертывались картографические излишества планеты Йяфт. [67]

– Что мы будем делать? – все так же неторопливо («Пусть смотрит, теперь есть на что!») она подошла к столику из полированного серебряного дерева и взяла с белоснежной костяной подставки длинную тонкую сигарету лилового цвета. Пахитоса. Так называет их Макс. Пусть будет пахитоса, хотя набита она душистым вайярским табаком и завернута не в кукурузный лист – не растет кукуруза в Вайяре, – а в лист местной сладковатой капусты.

– Что мы будем делать? – спросила Лика.

– Обрастать мясом. – Макс не шутил.

– Звучит двусмысленно, – лениво откликнулась она («Особенно в моем случае»), прикуривая от зажигалки.

– Зато верно по существу. – Макс тоже достал свою трубочку-носогрейку. – Оставаясь бесплотными тенями, мы мало что можем сделать. Нам надо легализоваться. Первый шаг сделан, у нас есть легенда, и в Медных горах на Фейтш, как ты знаешь, любой желающий найдет и побитую ловушку, и следы нашего в ней копания. Теперь надо бы и на свет родиться, не все же в сумерках прятаться. К тому же крейсер… Мы не можем бесконечно бродить по империи на боевом корабле. Нам нужно что-нибудь менее экзотичное.

Он был прав. Ее мужчина почти всегда прав. Почти. Почему он продолжает называть ее девочкой? «Потому что это нравится мне самой!» – напомнила она себе, затягиваясь ароматным дымом. Она почувствовала, как напряглась внутри нее Маска, и усилием воли подавила ее протест. Никотин достиг легких.

«И так будет всегда! – решительно сказала она себе и Маске. Но получилось опять двусмысленно. – Ты должна знать, кто в доме хозяин… если уж это навсегда». Вот именно. Навсегда. Что тут скажешь?

– Думаешь, моя яхта все еще там?

«Моя яхта? Да, моя, потому что я графиня Ай Гель Нор. Я, и только я».

– Вполне вероятно, – пожал широкими плечами Макс. – ИМПЕРИЯ ЖИВЕТ В МЕДЛЕННОМ ВРЕМЕНИ.

«В этом что-то есть, – мысленно согласилась Нор. – Ее Ё прав».

За семьдесят лет не изменилась даже мода. Ну, допустим, случились некоторые изменения, но не драматические. А в ее случае закон и традиция могут заморозить и само время. В отсутствие заинтересованных наследников и за неимением вменяемых мотивов для возбуждения официального дела о ее смерти, все могло оставаться в состоянии «никак» долгие годы. Но семьдесят семь лет? А почему бы и нет?

Она взяла графин с яблочной водкой и плеснула в один из хрустальных стаканчиков, выстроившихся на серебряном с чернением подносе. Отсутствие слуг вызвало у нее очередной приступ раздражения, но с этим пока придется смириться. Впрочем, если ее счета не опротестованы, то на Йяфте можно будет купить хотя бы несколько слуг для себя и друзей. Ей нужны камеристка и хороший парикмахер… «В крайнем случае, на двоих с дамой Йя», – согласилась она, понимая, что в их положении слишком большой штат слуг – это непозволительная роскошь.

Водка прошла, не вызвав никаких ощущений. Как вода. Как воздух. Никак. Маска оказалась быстрее. Увы, иногда она не успевала. Но хотя бы вкус и запах яблок она почувствовать смогла. Водка была с Затша, и яблоки, из которых ее гнали, по всей видимости, были теми большими зелеными яблоками, что растут на плато Птиц, кисло-сладкими и невероятно сочными и душистыми.

– Ты когда-нибудь пил кальвадос? – спросила она.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – Макс оставил свою позицию у окна и подошел к ней почти вплотную.

– Не знаю, – удивленно протянула она. – Какая-то ассоциация. Ремарк? «Черный обелиск»…

– У тебя интересные ассоциации, – усмехнулся Макс. – Водка с Затша не похожа на кальвадос. Кальвадос хуже. Намного. Я его пил, конечно. В Нормандии это более привычный напиток, чем коньяк, но особого восторга он у меня не вызывал. А у тебя «гуляет» образ. Надо стараться быть органически тем, что ты есть сейчас. – Он снова улыбнулся.

– Да, – сказала удивленно Лика. – Вот только что я была Нор, а потом вдруг раз, и все посыпалось. – Она виновато смотрела ему в глаза. Для этого ей пришлось запрокинуть голову.

– Не страшно, – улыбнулся ей Макс так, как умел только он. – Привыкнешь, втянешься. – Он погладил ее по волосам. Нежно, мягко, а ведь это была рука Макса; рука, способная наносить всесокрушающие удары, пробивавшие почти любые блоки.

– Все будет хорошо, – сказал он мягко, и от его голоса по телу Лики прошла теплая волна, тут же подхваченная и усиленная Маской.

«Спасибо! – благодарно подумала она. – Ты умеешь быть доброй».

– И потом, ты гегх, – продолжил между тем Макс. – А у гегх репутация очень странных людей, если, конечно, кто-нибудь еще помнит, какими вы были.

– Так что мы будем делать? – снова спросила она.

– Ничего особенного, – ответил он. – Спустимся в столице. На шлюпке гражданского образца – у нас есть пара таких – и пойдем в банк… – Он сделал паузу и продолжил с улыбкой: – Одевайтесь, графиня, и пойдем.

– Ладно, – согласилась Лика. – А что надеть?

Вопрос не праздный. Хотя портных на крейсере и не было, Макс и Виктория неплохо справились с перенастройкой ремонтных роботов, которые оказались вполне способны к пошивочным работам. Основываясь на новостных программах дюжины миров, мимо которых проскользнул крейсер, они смогли также смоделировать – «Дизайнеры хреновы», – зубоскалил Федя, – целую кучу разнообразной одежды на них четверых и даже на принца Меша, При воспоминании о Меше, как всегда, она испытала странное чувство ужаса и благодарности, смешанных и переплетенных настолько плотно, что было трудно сказать, где кончается ужас и начинается благодарность, и наоборот.