Квест империя - Мах Макс. Страница 96
И она поняла, что нет никакой Нор. Настоящая графиня умерла восемьдесят лет назад, а нынешняя Нор – это всего лишь карнавальный костюм Лики, ее Маска. Но и в костюме графини или под маской графини есть только она, Лика, и нет никого больше. Она одна. И Маска – сплав волшебного Золота и волшебного Серебра – ничего не решает, ибо лишена свободы воли. Маска всего лишь живет в Лике, как живет в человеке, скажем, иммунная система: помогает, поддерживает, но не властвует. Не Маска и не Нор, а Лика, тот человек, который любит и ненавидит, делает то и это, живет, наконец. И не надо больше прятаться, не надо делать вид, что она все еще та простушка, которая, как кур в ощип, попала в фантастический триллер с супергероями и пришельцами из космоса. Та женщина «ну если тебе так хочется, та женщина умерла». На самом деле ничего особенного с ней не произошло, она всего лишь изменилась. И значит, та и эта Лика – это один и тот же человек, только Лика нынешняя научилась играть в маски во всех смыслах, – с маленькой буквы и с буквы большой. Вот что вдруг поняла Лика. Ее сознание стало ясным, а мысль четкой, и она поняла – теперь у нее больше не будет проблем со сменой ролей. Это искусство называется персонификацией, и Макс владеет им виртуозно. Теперь точно так же будет и у нее.
Это было странное и чудное состояние. Теперь Лика смогла вполне насладиться страшным и сладким волшебством момента. Ее тело пылало, огонь волнами проходил через него, зажигал его и сам становился ее телом. А тело становилось огнем. Огненные реки бежали в ее жилах вместо крови, и сердце превратилось в огненную топку, сжигающую мгновения. Но боль, вечная спутница огня, стала сейчас частью переживаемого чуда. Сознание Лики как будто отделилось от страдающего тела и обрело невероятную мощь и объем. Лика думала о множестве вещей одновременно, и при этом думала очень быстро и знала, что ее мысль стремительна и плодотворна. Она обдумала массу вещей, постигая и простое, но скрытое от взгляда в хаосе лишних деталей, и сложное, что представлялось еще недавно неразрешимым по определению. Она смогла даже отчасти понять, что же происходит с ней в данную минуту. Отчасти. Потому что данных для полного понимания изначально было слишком мало.
Когда-то, кажется, столетия назад, в Мюнхене, Макс дал ей Маску и рассказал о ней кое-что. Остальное она узнала на собственном опыте. И лучше бы уж было прослушать еще сто лекций, чем пережить это «практическое занятие», поставившее ее на грань между жизнью и смертью, а возможно, что и за эту грань. Но что касается Маски, больше к этому вопросу они не возвращались, пока Меш не совершил свое чудо. Меш, или Саркофаг, или оба вместе. Не суть важно. Важно, что мир изменился, и в этом новом мире Лика снова спросила Макса о Маске. О Масках. Золото и Серебро, – что это значит? И тогда Макс объяснил ей снова, но на этот раз она была другой, и мир был другим, и Макс рассказал ей всю правду. Во всяком случае, то, что он сам знал о Масках, и так, как он это понимал.
Маски, сказал ей Макс, как и Камни – Черные Камни, – принадлежат иной цивилизации. Их создали не аханки и даже не вуспсу, у которых аханки украли власть и жизнь. Их создала цивилизация еще более древняя, с которой ни аханки, ни вуспсу не были связаны никак. Древние. За неимением данных о тех, кто правил галактикой сто пятьдесят тысяч лет назад, их называли просто Древними. Что с ними случилось, какими они были, откуда пришли и куда делись, и главное, почему, было неизвестно. Но на многих планетах, населенных и необитаемых, пригодных для жизни и смертельно опасных для нее, на их спутниках, и просто в космосе попадались иногда машины Древних, которые были совершенно непохожи на то, что зовут машинами другие народы космоса. Поэтому машины эти стали называть камнями, или Камнями, тем более что большинство из них действительно были сделаны из чего-то очень напоминающего камень, камнем, однако, не являясь. Еще вуспсу поняли, что машины эти продолжают работать. Результат «работы» Камней мог быть простым и очевидным, как, например, создание локального гравитационного, вернее, антигравитационного эффекта. На заре аханской империи Первый император построил с помощью такого Камня свой дворец и храм Айна-Ши-На в Тхолане. Другие Камни производили другие эффекты, иногда совершенно непонятные, а иногда и фиксируемые лишь в малой своей части. Кроме того, для работы с большинством из известных Камней требовался оператор, имеющий определенные врожденные качества и прошедший специфическую подготовку.
В любом случае Камни были могущественными артефактами. Даже не разобравшись в том, как они устроены и почему работают, аханки научились ими пользоваться и извлекали из этого немалую пользу. Соответственно собирание Камней было любимым занятием всех, кто мог себе это позволить. Монополии империи на Камни, как ни странно это звучит, не было, а значит, все дороги были открыты.
А Маски были продуктом жизнедеятельности Камней. Что это было на самом деле, для чего предназначалось и почему появлялось, было неизвестно. Но почти все Камни – одни редко или даже очень редко, а другие часто – создавали Серебряные Маски. Что они дают и как ими пользоваться – известно было со времен вуспсу, и было их в империи относительно много. Во всяком случае, достаточно много, чтобы они, являясь ценной (пусть даже очень ценной) вещью, экзотикой не были. А вот Золотые Маски были настолько большой редкостью, что многие даже среди сильных мира сего не верили в их существование, полагая мифом, легендой, фольклором, как сапоги-скороходы или ковер-самолет. Золотая Маска была мощнее, «умнее» и долговечнее Серебряной. Именно такая Маска жила теперь внутри Лики, расширив ее возможности не только в физической, но и в интеллектуальной области. Но все равно никто ведь не знал, что это такое на самом деле.
И вот сегодня Лика узнала о Маске нечто новое и важное. Маска отреагировала на обряд гегх. Почему? Была ли причиной тому кровавая ванна, которую устроила себе Лика, или песня гегх породила какие-то особые вибрации, или еще что-то, но только Маска начала делать что-то такое, чего не делала никогда. Маска подняла Лику на новую высоту – на время или насовсем, жизнь покажет, – но сейчас Лика могла не только думать по-новому, постигать доселе непостижимое для нее, чувствовать то, что было совершенно невероятным еще несколько часов назад, и управлять…
«Да, – поняла она. – Сейчас я могу делать с сознанием других людей все, что хочу». Но если она хочет этого, поняла Лика, ей следует поторопиться – время власти кончается.
Ошеломление – вот правильное название тому, что почувствовала Лика, хотя уж куда дальше-то, в ее странном состоянии. Ошеломление. Маска дала ответы. И ответов было несколько.
«Нет, – сказала Маска. – Я не разумна».
«Нет, – сказала Маска. – Диалога не будет. Такие мгновения, как это, – редкость».
«Нет, – сказала Маска. – Ты не будешь всемогущей. Сейчас это сейчас, а потом все будет, как было раньше».
«Да, – сказала Маска. – Сейчас ты можешь делать с этими людьми все, что захочешь».
«Да, – сказала Маска. – Эффект стал проявляться сразу, как только ты появилась здесь».
Ничего этого Маска ей не сказала, и все же именно эти смыслы появились в голове Лики, и она не сомневалась, что это Маска ответила на ее вопросы, подарив ей еще одно чудо этой ночи.
«Поторопись, – сказала Маска. – Время чуда истекает». И Лика, не раздумывая, «бросилась в омут», потянувшись разом ко всем сознаниям, доступным ей сейчас.
Глава 10
УТРО, ДЕНЬ, ВЕЧЕР
Яхта Ай Гель Норов «Чуу», что по-гегхски означало «камышовый кот», была небольшая, но уютная. Впрочем, понятие уюта у каждого свое. И причудливый стиль внутренней отделки «Чуу» мог показаться кому-то чрезмерно экзотическим, но Лике на яхте было именно уютно. Дизайн гостиных, спален, ее кабинета и других помещений этого «малого дома» напоминал ей что-то из виденного когда-то «впопыхах и на нервах» в Мюнхене. Модерн? Югендстиль? Плавные, текучие, асимметричные линии, волнообразные поверхности со стилизованными растительными орнаментами; изящество, доходящее до вычурности, но не переходящее незримой границы, за которой начинается отсутствие вкуса. Впервые попав на яхту, Вика задержала взгляд на нескольких картинах, изображавших женские фигуры со струящимися волосами, подняла бровь и с удивлением сказала: