Вор и собаки - Махфуз Нагиб. Страница 7
– Спасибо, муаллим Тарзан, спасибо, братцы…
– Давно вышел?
– Позавчера.
– Мы так и думали: к празднику выпустят.
– Слава тебе, Господи.
– Ну а остальные?
– Помаленьку, все в свое время…
Муаллим Тарзан наконец увел его к себе, усадил на диван, попросил остальных выйти, и в кофейне водворился прежний покой. Все тут осталось без перемен. Казалось, он был здесь только вчера. Та же круглая комната, тот же медный столб, деревянные стулья с плетеными соломенными спинками. Те же немногие посетители, сидящие по углам.
Так же попивают чай и заключают сделки. За широким окном и распахнутой дверью по обе стороны дома – простор, бескрайний, бесконечный. Безбрежное море мрака – ни лучика света. И тишина, которую только изредка нарушает доносящийся издалека хохот. Легкий ветерок пролетел от окна к двери и принес с собой сухой и чистый воздух пустыни. Саид взял из рук мальчика– слуги стакан чаю, не дожидаясь, пока он остынет, отхлебнул и наклонился к Тарзану.
– Ну, как идут дела?
Тарзан недовольно скривил губы.
– Не на кого стало положиться.
– А что?
– Дармоеды! Можно подумать, они на государственной службе…
Саид фыркнул.
– Во всяком случае, дармоеды лучше, чем предатели.
– Из-за одного вот такого предателя я и сел…
– Ну? Саид прищурился.
– Будто не знаешь? Муаллим Тарзан отрицательно помогал головой. Саид наклонился к его уху.
– Мне нужен хороший револьвер!
– Пожалуйста! – с готовностью откликнулся Тарзан. Саид благодарно хлопнул его по плечу и смущенно добавил:
– Только вот нечем мне… Но Тарзан не дал ему договорить.
– Не хватает еще, чтоб ты извинялся! Саид вздохнул с облегчением и принялся за свой чай. Потом встал и подошел к окну невысокий, худой, упругий. Ветер раздувал полы его пиджака, как парус. Он глядел в темную пустоту. Песчинки звезд рассыпаны по небу. На пригорке за дверью кофейни тоже зажглись звездочки: любители темноты и свежего воздуха закурили. Где– то вдали, на западе, у самого горизонта, мерцают огни Аббасии. Только глядя на них, понимаешь, как далеко забралась в пустыню эта маленькая кофейня островок в безбрежном океане, самолет в бескрайнем небе. Он высунулся из окна, и до него долетели голоса сидевших на пригорке. Торопливо пробежал мальчик-слуга, неся наргиле, раскаленные угли с треском разбрасывали искры. Оживилась беседа, громче зазвучал смех, и чей-то молодой разомлевший голос произнес:
– Нет, вы покажите мне такое место на земле, где было бы спокойно!
А другой задорно возразил:
– Да хоть бы вот здесь. Разве нам сейчас не спокойно?
– Вот именно – сейчас! В том-то все и дело.
– А чем плохо, когда тревожно? По крайней мере хоть забываешь о том, что будет завтра.
– Значит, покой и мир тебе не по душе?
– Когда знаешь, что тебя ждет виселица, бежишь от такого покоя без оглядки!
– Это к делу не относится! Тут уж пусть тебе палач поможет разобраться!
– Ну да! Здесь-то вы горазды болтать, в темноте да в пустыне. А каково запоете в городе?
– Да вся беда в том, что враг наш – он же нам и приятель.
– А я скажу тебе, все несчастье в том, что наш приятель – нам враг.
– Попросту говоря, мы сами трусы.
– Может, и так. Да только разве в наше время остались смелые люди?
– Ничего подобного, смелость – во все времена смелость.
– А смерть – во все времена смерть.
– Так же как ночь и пустыня!
Ну и разговор! Ничего не понял. И все-таки эти слова задели какую-то струну в душе. Неясную и загадочную, как тайны этой ночи. И ты тоже когда– то был молод и пылок. И вино энергии пьянило сердце. И ты взял револьвер как борец – не как убийца. Вон там, за этим пригорком, на котором стоит кофейня, молодые парни в поношенной одежде, но с чистыми сердцами учились стрелять. А тот, кто живет теперь в вилле под номером восемнадцать, был у них главным. Стрелял сам, и учил их, и изрекал истины: «Револьвер важнее хлебной лепешки, Саид Махран! И важнее молитвенных песнопений, на которые ты ходишь с отцом!» А однажды вечером он спросил: «Ты знаешь, Саид, что нужно человеку в этой стране?» И, не дожидаясь ответа, сказал: «Револьвер и книга. Револьвер, чтобы рассчитаться с прошлым, и книга, чтобы обеспечить себе будущее. А потому учись стрелять и читай!» А его лицо, ты помнишь его лицо, когда он хохотал в студенческом общежитии? «Неужели украл? Не побоялся? Ну молодец! Ничего, узурпаторам только на пользу, когда немного облегчат их грехи.
Ты имел на это полное право, Саид, можешь не сомневаться!» И пустырь этот знает, на что ты способен. Твои пули без промаха били в цель. Про тебя говорили, что ты – сама смерть.
Он подставил лицо свежему ветру и зажмурился. Чья-то рука легла ему на плечо. Он обернулся: муаллим Тарзан протягивал ему револьвер.
– Стреляй своих врагов, и да поможет тебе Аллах… Он взял оружие, осмотрел его, попробовал курок.
– Сколько я тебе должен, муаллим Тарзан?
– Дарю!
– Да нет! Я надеюсь разбогатеть с твоей помощью!
– Сколько же раз для этого надо выстрелить?
Они снова сели на диван. Из-за двери донесся звонкий женский смех.
Тарзан ухмыльнулся.
– Это Hyp, помнишь ее? Саид поглядел в темноту.
– По-прежнему сюда ходит?
– Так, иногда. Увидит тебя – обрадуется.
– Кого-нибудь подцепила?
– Еще бы! Теперь у нее фабриканта-кондитера сынок! Муаллим окликнул мальчика-слугу.
– Ну-ка позови сюда Hyp!
Пусть зайдет. Посмотрим, что сделало с ней время. Как она тебя когда-то добивалась! Но твое сердце безраздельно принадлежало другой, изменнице. Когда стремишься к тому, кто к тебе глух, что может быть тяжелее? Это все равно как соловьиная песня, обращенная к камню, или ласковое дуновение ветерка, разбивающееся об острые зубцы ограды. Даже ее подарки ты отдавал той, что теперь зовется Набавия Илеш. Он стиснул зубы и потрогал револьвер в кармане. В дверях показалась ничего не подозревавшая Hyp. Увидела его, растерянно застыла на месте. Он пристально ее разглядывал и улыбался. Похудела. Лицо покрыто толстым слоем пудры. Узкое белое платье вызывающе обтягивает фигуру, юбка выше колен, бесстыдно обнаженные плечи. Коротко подстриженные волосы растрепало ветром. Кинулась к нему, сжала руку.
– Как я рада…– И засмеялась нервным смехом, скрывая волнение.
– Как поживаешь, Hyp?
Она опустилась на диван между ним и Тарзаном. Тарзан улыбнулся:
– Как видишь, она все такая же. А Нур сказала:
– Я-то хорошо, а ты как? Выглядишь как будто неплохо. Но глаза? Ты на кого-то зол, я вижу…
Он усмехнулся:
– Не понимаю!
– Ну, я не знаю, как тебе объяснить… Какой-то яростный взгляд, и на губах угроза…
Он рассмеялся, а потом сказал с сожалением:
– Сейчас твой кавалер за тобой заедет…
Она задорно тряхнула головой, смахивая со лба непокорную прядь:
– Ну и что? Он такой растяпа!
– Не важно. Все равно, ты теперь не свободна… Она хитро взглянула на него.
– Хочешь, я пошлю его ко всем чертям?
– Только не сегодня. Как-нибудь в другой раз, мы еще встретимся.– И уже серьезно добавил: – Говорят, неплохой кусок, а?
– И даже очень! Собираемся поехать на его машине в пустыню, к гробнице Мученика. Он любит там бывать.
Саид насторожился, и от нее это не скрылось.
– Говоришь, любит бывать в пустыне у гробницы Мученика?
Веки ее встревоженно вздрогнули. Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и, встревожась еще больше, с укором сказала:
– Вот видишь! Тебе нужна совсем не я! Но он как будто вовсе и не заметил обиды в ее голосе:
– Почему? Ты славная…
– Нет, тебе нужен мой богатый ухажер… Он усмехнулся:
– А я думаю о вас обоих сразу… Она испугалась.
– Если это откроется, я пропала. Отец его большой человек, да и родственников у него уйма! Тебе что, нужны деньги?
– А еще больше машина!
Он ласково ущипнул ее за щеку.
– Веди себя как ни в чем не бывало. Ничего ужасного не случится, и никто о тебе ничего не подумает. Я же не ребенок. А после этого мы будем очень часто встречаться, даже чаще, чем ты думаешь.