Круг доступа ограничен - Политов Дмитрий Валерьевич. Страница 47

Вот потому-то и льется после очередной «операции» в горло неразбавленный спирт, словно обычная водица… И во рту гадко от незнамо какой по счету папиросы… А из-за шкафа тебе гаденько ухмыляется и корчит глумливо рожи похабный чертяка… А потом в груди становится очень горячо и тяжело, и ты падаешь ничком на продавленную койку и тебя сотрясают беззвучные рыдания… И друг тихонько трясет тебя за плечо и неуверенно говорит: «Колька, да что с тобой? На, выпей лучше и забудь обо всем!»

А ты отталкиваешь его и выбегаешь в темный коридор. И вот там, сидя на широком подоконнике и глядя бездумно на холодно сверкающие в вышине равнодушные звезды, ты спокойно достаешь из кобуры наградной «вальтер» и, на мгновение заглянув в зрачок его черного дула, тонешь в яркой вспышке выстрела…

…Плужников в глубине души понимал и (неслыханное дело!) даже где-то жалел тех из своих ребят, которые не сумели выдержать этой сумасшедшей гонки. Ему и самому приходилось неимоверно тяжело, и бывали моменты, когда даже мощный наркотик под названием «власть» заканчивался, и на душе становилось пусто и мерзко. И тогда не надолго он вдруг видел со стороны себя прежнего – молодого, задорного, веселого… Но звучала резкая трель телефона, или в кабинет стучался кто-нибудь из подчиненных, и он привычно натягивал на себя незримую броню равнодушия и деловитости…

Да, шальные были денечки! Оглядываясь назад, Виктор иногда даже не мог поверить, что они тогда сделали это. За неполных десять дней были «нейтрализованы» все мало-мальски значимые энигматоры Москвы и Подмосковья. И Плужников с законным чувством гордости доложил Хрущеву о том, что «можно!».

А дальше произошло то, чего Виктор ну никак не ожидал – он, во главе своих отборных людей, отправился, согласно плану, в Город и в назначенный день и час приготовился брать штурмом Управление МГБ. И вот, когда он и его бойцы уже выдвинулись на исходные позиции и приготовились к атаке…

…Виктор в третий раз за последние несколько минут нервно глянул на часы. Стрелки, казалось, застыли на месте. Ожидание выводило из себя – даже на фронте он чувствовал себя перед очередной операцией гораздо более уверенней и спокойней. Но это было объяснимо – там Плужников знал, что «его дело правое», а сейчас внутри беспокойно копошился червячок сомнения – а ну как все задуманное пойдет кувырком, и он в одно мгновение из офицера элитного подразделения Советской Армии превратится в изгоя и предателя, на которого будет объявлена охота. Не радовало и ни капельки не льстило его самолюбию даже понимание того, что он окажется в случае провала в одной камере (смертников, разумеется!) вместе с известными деятелями партии и правительства, замешанными в заговоре.

Нет, Плужников, естественно, прекрасно понимал, что обратной дороги уже нет – слишком много за ним накопилось всего. Но вместо того чтобы отринуть лишние эмоции и собраться, он сейчас изнывал в мучительном ожидании какой-то непоправимой беды. Черт его знает, откуда взялось это чувство, но было оно настолько реальным, что хотелось плюнуть на все, забиться в самый дальний угол самой глубокой подземной пещеры и там затаиться, моля всех известных богов, чтобы о нем никто не вспомнил.

Когда до назначенного времени оставалась всего пара минут, со стороны станции донесся странный рев, а следом за ним, низкий и тяжелый хлопок мощного взрыва. Он был настолько силен, что сама земля качнулась под ногами у людей. Мощная воздушная волна прокатилась по Городу, сбивая с ног пешеходов, разбивая оконные стекла и ломая хрупкие предметы.

Виктор поднялся с земли и очумело потряс головой. Фуражка куда-то бесследно исчезла, из носа шла кровь, а перед глазами все плыло и качалось. Кто-то из его бойцов дергал Плужникова за рукав и видимо что-то кричал, но Виктор не слышал его – в уши словно ваты натолкали. «Как на фронте… после контузии», – пришло в голову. А офицер не унимался и все пытался объяснить Плужникову нечто важное: он все время оглядывался на что-то и показывал в ту сторону рукой. Виктор проследил взглядом это направление и содрогнулся: огромная черная туча, закрывающая своими рваными краями-крыльями значительную часть горизонта, неотвратимо наползала на Город со стороны станции. Причем двигалась она вроде бы и неспешно… но это только на первый взгляд – на самом деле чернильная темнота, в глубине которой можно было различить мириады сверкающих багрово-красных искр, обладала скоростью хорошо раскочегаренного локомотива. Какой-то первобытный страх пронзал всех, кто смотрел на эту зловещую «тучу». Плужников буквально всем своим естеством ощущал, что в недрах этой тьмы клубится первородный хаос, грозящий уничтожить любое живое существо, которое осмелится встать на его пути – неважно – вольно или невольно.

– Бежим! – заорал Виктор, не слыша самого себя. Oн искренне надеялся, что его бойцы правильно оценят ситуацию и последуют за ним. Додумывал он эту мысль уже на бегу, пытаясь из последних сил остаться на ногах и не упасть. А сделать это было тяжело еще и потому, что землю стали сотрясать пока еще несильные толчки, словно легионы некрупных, но чрезвычайно напористых тварей вдруг решили найти себе дорогу из неведомых глубин на поверхность.

Плужников и сам не помнил, как добежал до входа в подземелья С чего вдруг он решил укрыться именно там? Должно быть сработал фронтовой навык – забиться в случае опасности как можно глубже в какую-нибудь щель. В Городе же таким естественным укрытием являлись как раз построенные неизвестными существами лабиринты.

Наряд солдат, охранявших вход в пещеры, хоть и пострадал от непонятного явления, но попытался все же задержать его. Плужников, не останавливаясь, взмахнул на бегу рукой, и они полетели в разные стороны, сметенные невидимым ударом.

Виктор по-прежнему ничего не слышал. Может и к лучшему: он помнил крики, которые издавали те «фрицы», которые попали под удар «ладони Будды» во время скоротечной схватки под Винницей в 44-м…

Но сейчас корчились от боли и судорожно вопили солдаты, одетые в ту же форму, что и сам Плужников и слышать их он не хотел! Он пролетел, не останавливаясь, по бетонным переходам «шлюзовых камер», которые были сооружены еще в конце тридцатых для того, чтобы предотвратить несанкционированный доступ в подземелья. Виктор пребывал в каком-то сумеречном состоянии: краешком сознания он фиксировал попытки охраны задержать его и также вскользь отмечал свое применение жесточайших боевых операндов.

Остановился Плужников лишь в том, «заветном», гроте, в котором консервировалось само время и материя.

Виктор, вместе с уцелевшими офицерами из своего подразделения, провел здесь несколько дней. Проблем с водой у них не было – в пещере было небольшое пресное озеро, а значительное количество армейских сухих пайков переправили в убежище заранее. Все это время Плужников мучительно раздумывал над тем, что же произошло в Городе. Анализируя свои ощущения, он пришел к выводу, что, видимо, «рванул» портал, соединявший анклав с Москвой. Но почему это произошло? Оставалось предположить, что в столице что-то пошло не так, как рассчитывали заговорщики.

Гораздо позже ренегаты пришли к выводу, что Лаврентий Берия после смерти Сталина «замкнул» на себя управление переходом. Зачем он это сделал, выяснить не удалось – то ли опасался своих «друзей-соратников» по Политбюро и хотел иметь надежный вариант убежища, то ли просто хотел монополизировать весь проект… Кто теперь узнает?

Через трое суток Виктор ночью осторожно выбрался на поверхность. Охраны на входе не было. Он тайком шел по пустынным улицам, с содроганием отмечая, сколь огромны оказались разрушения, которые вызвала, по всей видимости, волна энергоотдачи от схлопнувшегося портала. Многие дома обрушились, были серьезно повреждены линии электропередач – в окнах были видны лишь слабые всполохи свечей.