В балканских ущельях - Май Карл Фридрих. Страница 2

— А кто ты?

— Я киаджа этой деревни. Кто дал вам право избивать моего хаваса?

— Его поведение дало нам это право.

— Как это?

— Я хотел получить у него справку, а он отказал мне в этом пустяке. Он вымогал с меня деньги за все.

— Он имеет право продавать свои ответы за ту цену, которую считает нужной!

— А я отплачиваю ему по своим расценкам! Сейчас он получил заработанное и будет отвечать.

— Ни слова не скажу! — завопил стражник.

— Ни слова не скажет, — подтвердил киаджа. — Вы напали на моего слугу. Немедленно следуйте за мной! Я расследую это дело и наложу на вас штраф.

Тут маленький хаджи достал плетку и спросил меня:

— Эфенди, не попробовать ли этому киадже из Букей гиппопотамовой кожи?

— Сейчас не надо, давай попозже, — ответил я.

— Ты что, собака, хочешь наградить меня плетьми?! — взвился наместник.

— Вполне возможно, — ответил я спокойно. — Ты киаджа этой деревни, но знаешь ли ты, кто я?

Он промолчал. Мой вопрос был ему совсем некстати. Я между тем продолжал:

— Ты назвал этого человека своим хавасом.

— Он и есть Мой хавас.

— Нет, он не хавас. Где он родился?

— Здесь.

— Ах вот как! А кто откомандировал его к тебе? Если он местный житель, значит, ты сам сделал его своим подчиненным, но ведь он не полицейский. Ты посмотри

на этих трех всадников, одетых в униформу великого господина. Получается, у тебя в подчинении лишь ночной сторож, а у меня — трое настоящих хавасов. Что из этого следует? Что я — совершенно иной человек, нежели ты.

Чтобы придать моим словам еще больший вес, Халеф со свистом резанул воздух своей плеткой, так что киаджа отшатнулся. Люди, стоящие за ним, тоже в испуге отступили. По их лицам я понял, что они стали уважительнее к нам относиться.

— Ну, отвечай! — настаивал я.

— Господин, скажи прежде, кто ты, — попросил он. Тут вмешался Халеф:

— Ты ничтожество, червяк! Как ты можешь требовать от этого человека его имени! Ну ладно, я скажу тебе, перед тобой — самый благородный и великий хаджи эфенди Кара бен Немей бей, освещенный тысячей солнц Аллаха. Надеюсь, ты слышал о нем?

— Нет, никогда не слышал, — пробормотал сбитый с толку киаджа.

— Как так не слышал?! — продолжал бушевать малыш. — Наверное, надо сжать твою голову и держать ее в таком положении, пока из нее не выпадет нужная мысль! Подумай как следует!

— Да, я слышал о нем, — выдавил из себя киаджа в тихом ужасе.

— Только раз?

— Нет, много раз!

— Твое счастье, киаджа. Иначе мне пришлось бы задержать тебя и препроводить в Стамбул, а там тебя точно утопили бы в Босфоре. Теперь слушай, что скажет тебе этот высокородный господин!

Сказав это, Халеф отодвинул лошадь от несчастного. Глаза его еще блестели притворным гневом, а губы предательски кривились. Бравый хаджи едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.

Все взгляды теперь были направлены на меня. Я обратился к киадже миролюбивым тоном:

— Я приехал сюда не для того, чтобы требовать, но я привык, чтобы на мои вопросы отвечали быстро и

четко. Этот человек отказался дать мне ответ на простейший вопрос; он требовал с меня денег, поэтому мы его проучили. Теперь только от его поведения зависит, назначат ему палок или нет.

В этот момент наместник повернулся к сторожу и, сделав недвусмысленный жест, приказал:

— Во имя Аллаха, быстро отвечай!

Ночной страж подданных падишаха принял подобострастную позу, как если бы перед ним стоял повелитель всех правоверных.

— Эфенди, спрашивай меня!

— Ты дежурил в эту ночь?

— Да.

— Как долго?

— С вечера до утра.

— Чужаки появлялись в деревне?

— Нет.

— Кто-нибудь посторонний проезжал через деревню?

— Нет.

Перед тем как ответить на этот вопрос, он быстро взглянул на киаджу, лицо которого я не успел в тот момент разглядеть, но у меня хватило ума не придавать этим ответам большого значения. Поэтому я самым строгим тоном заявил:

— Ты лжешь!

— Господин, я говорю сущую правду!

В этот момент я неожиданно повернулся и посмотрел на киаджу, который как раз подносил палец к губам. Значит, сначала он давал ему знак быстрее отвечать, теперь же приказывал молчать. Дело заваривалось.

Я спросил его:

— Ты не разговаривал ни с какими чужеземцами?

— Нет.

— Ладно. Киаджа, где твое жилище?

— Дом вон там, наверху, — указал тот.

— Вы с бакджи сейчас проводите меня туда, но только вы двое, мне нужно с вами поговорить.

Не оглядываясь на них, я пошел к указанному дому и вошел внутрь. Дом был построен обычным для Волгами способом и состоял из одного лишь помещения, разделенного на множество комнатушек с помощью плетенных из ивы перегородок. В прихожей я обнаружил стул, на который и уселся.

Оба чиновника безмолвно следовали за мной. Через отверстие в стене, которое отдаленно напоминало окно, заметил, что жители местечка опять собираются, словно на представление. Но на этот раз они держались на почтительном расстоянии от дома.

Бакджи и киаджа чувствовали себя явно не в своей тарелке. Они явно испытывали страх, и я не преминул этим воспользоваться.

— Бакджи, ты по-прежнему стоишь на своем?

— Да, — отвечал он.

— Даже если ты мне соврал?

— Я не врал!

— Нет, ты соврал по знаку своего начальника. Тот попытался возмутиться:

— Эфенди!

— Что — эфенди? Ты хочешь возразить?

— Я не говорил ему ни слова!

— Слов не говорил, а знак подал!

— Нет же!

— Я вам еще раз говорю — вы лжете оба. Знаешь пословицу о человеке, который утонул, потому что лег спать в колодце?

— Да, знаю.

— Вот с тобой случится то же. Вы вляпались в историю, которая, как вода в колодце, захлестнет вас и утопит. Я не желаю вам беды, хочу только предупредить. Потому-то и говорю с вами здесь, чтобы ваши подданные и друзья не узнали, что вы способны говорить неправду. Вот видите — я с вами очень мягок и приветлив. И прошу только одного — скажите правду!

— Мы уже сказали… — начал было киаджа.

— Значит, ночью никто здесь не проезжал?

— Нет. — Три всадника…

— Да нет же.

— …на белых и гнедой лошадях…

— Нет и нет.

— И с вами не беседовали?

— Как они могли с нами разговаривать, если их не было? Никого мы не видели.

— Ладно, тем хуже для вас. Раз вы меня обманули, придется вам поехать со мной в Эдирне к самому вали — губернатору. Для этого я и взял трех хавасов. А там дело быстро пойдет. Прощайтесь со своими!

Мои слова привели их в ужас.

— Эфенди, ты шутишь! — выдавил из себя наместник.

— Не нравится? — спросил я мстительно и поднялся. — Дальше о вас позаботятся хавасы.

— Но мы не знаем за собой никакой вины!

— Вам докажут, что вы виноваты. А потом, считайте, вы пропали. У меня сначала было желание спасти вас. Но вы этого сами не хотите. Что ж, пожинайте плоды своей глупости!

Я шагнул к двери, как бы собираясь позвать хавасов, но киаджа преградил мне путь и спросил:

— Это правда, что ты собирался спасти нас?

— Да, это так.

— И все еще собираешься?

— Да уж и не знаю, вы так изолгались…

— А если мы сознаемся?

— Тогда надо будет подумать.

— Но ведь ты будешь к нам великодушен и не арестуешь нас?

— Вам следовало бы не задавать вопросы, а отвечать на них. Вы что, сами не понимаете? Скоро узнаете мое решение. Но жестокости я не проявлю.

Они глянули друг на друга.

— А здесь никто не узнает о том, что мы тебе расскажем? — спросил киаджа.

— Обещаю: никто.

— Ладно, тогда мы поведаем тебе правду. Скажи, что тебе нужно от нас.

Я снова уселся.

— Итак, проезжали ли люди ночью через деревню?

— Да, — ответил бакджи.

— Кто это был?

— После полуночи была одна повозка. А потом те, о ком ты спрашиваешь.

— Три всадника?

— Да.

— На каких лошадях?

— На двух белых и одной гнедой.