В балканских ущельях - Май Карл Фридрих. Страница 38

В Топоклу я нашел еще один постоялый двор, владельцем которого был турок. Здесь все было чисто, имелся хороший кофе, и, поскольку здесь проходила дорога из Стоянова, я остался в этом доме поджидать своих спутников.

Я предполагал, что они минуют Топоклу где-то к вечеру, однако они появились уже после обеда. Я заплатил за постой и присоединился к своим. Они были весьма удивлены, увидев меня здесь, ведь я говорил им совсем иное. Когда я рассказал Халефу, что со мной произошло, тот искренне пожалел, что его не было со мной.

Они долго не спали, а ехать надо было немедленно. Лошади буквально валились от усталости. До Измилана они еще могли продержаться, но там нужен был длительный отдых и людям, и животным.

Добравшись до места, мы поинтересовались, где кофейня купца-оружейника Дезелима. Узнали, что это не только кофейня, но и постоялый двор, где останавливается множество странников.

Задерживаться в доме человека, сломавшего шею при пикантных обстоятельствах, было небезопасно, но об этом здесь пока не знали, а поскольку Дезелим был не последним человеком у Жута, я ожидал, что наши беглецы обязательно тут остановятся. И мы сможем кое-что узнать.

Дом стоял в переулке. Имелся широкий двор с конюшней и низким зданием, в котором расположились спальные комнаты для приезжих. Одеяла путники должны были привозить с собой. Едва мы спешились, к нам подошел мрачного вида человек с подозрительно бегающими глазками и осведомился, не хотим ли мы переночевать. На мой утвердительный ответ он произнес:

— Тогда вам придется спать под открытым небом. Все комнаты заняты. Мест нет.

— И для таких людей тоже нет? — И я указал на свою копчу.

Мне было любопытно, какое действие это окажет на него.

— Ах, вы братья, — быстро проговорил он. — Это меняет дело. Для таких господ место найдется. Но придется спать по двое — свободны только две комнаты.

Мы, ясное дело, согласились и пошли за ним во двор, чтобы пристроить животных. Пока я занимался лошадьми, мне показалось, что слышу далекий напев, необычный для этой местности, но я не придал этому значения. Потом нас отвели в общий зал, где предложили плов с курицей. Мы с радостью согласились.

Кроме нас в столовой никого не оказалось, а юноша, который прислуживал, видно, считал разговор за страшнейший из пороков. Поэтому мы поели молча: нам никто не мешал. Потом появился тот же брюзга, что встретил нас, и проводил в спальни.

— У вас есть копча, — сказал он, — я охотно побеседую с вами. Но потом. А сейчас у меня музыкальный театр в саду.

— И кто же там поет? — спросил я удивленно.

— Иностранный певец, он только сегодня приехал.

— Ему заплатили?

— Нет, он прибыл только на одну ночь. Он уселся в саду и запел, а тут как раз проходили постояльцы. Он уже долго поет, а они все слушают. А мы должны разносить табак и кофе. Очень много работы.

— А ты знаешь, откуда он приехал и как его зовут?

— Он из страны Австрии, у него чужое имя. Он говорит, что мы должны называть его Махди Арнаут. Если вы не очень устали, то можете пойти в сад. Но вы ничего не поймете, потому что он поет на иностранном языке. Но поет очень красиво, мы дали ему цитру нашей хозяйки, и он изображает на струнах голоса всех птиц.

Он провел нас через двор и открыл две двойные двери низкого здания. Из двора мы вступили прямо в спальные комнаты. Он приказал насыпать соломы и застлать сверху одеялами — внимание, которому мы обязаны нашим копчам. Омар и Оско заняли одну комнату, мы с Халефом — другую. Потом наш сопровождающий удалился, а Омар с Оско пошли выяснять насчет корма для лошадей.

Пока мы с Халефом готовили постели, до нас доносились звуки цитры. Я прислушался. На меня нахлынули воспоминания. Халеф тоже насторожился.

— Сиди, ты помнишь, кто так пел?

— Ну, кто?

— Тот человек в Джидде, который был при Малике, шейхе атейба, и при моей жене Ханне. У него была длинная сабля и белое кольцо на шее…

— Да, ты прав, тот мужчина пел точно так же. Халеф был очень возбужден.

— Сиди, я сейчас выйду. Надо посмотреть, тот ли это человек, который видел Ханне.

— Пойдем вместе.

Недалеко от нашей двери, сквозь стену сада вел небольшой ход.

Выйдя в сад, мы увидели, что там полукругом горят лампады и их неверный свет освещает слушателей.

Против них сидел — да, я узнал его тут же! — Мартин Албани, наш знакомый из Джидды. Он увидел, что мы вошли, коротко кивнул и больше на нас не смотрел. Я медленно двинулся дальше, пока не встал сзади него. Я хотел сразить его так же, как он только что ошарашил меня. Не заметив, что я стою рядом, он начал очередную фразу, а я в тон ему, мягко выхватив цитру у него из рук, продолжил ее.

Он вскочил и уставился на меня в удивлении.

— Вы что, тоже немец?

— Да, и да благословит вас Бог, герр Албани!

— Вы меня знаете? Вот чудо из чудес!

— А вы меня — нет? Может, снова прокатимся на верблюде?

— На верблюде? Я рискнул только однажды и… бомбы, гранаты… теперь я вспоминаю. Это были вы? Как же вы здесь очутились?

— Я разыскиваю вас.

— Меня?!

— Именно.

— Вы что, знаете, что я здесь?

— Да. Вы прибыли из Чирмена и собираетесь в Мелник.

— И правда, знает! А откуда?

— Сначала разговаривал о вас с кузнецом Шимином в Кушукаваке.

— Да, я там был.

— Правда, я тогда еще не предполагал, что это вы. Он говорил о каком-то турке Сигирджике, который заезжал к нему.

— Чи-чо-чу? Как это будет по-немецки?

— Певец.

— Ах вот оно что. Только кукушке под силу высвистеть эти турецкие слова. Мне они очень трудно даются.

— И тем не менее вы тут путешествуете.

— Да, я кое-как приспособился. Если не получается с помощью слов, в ход идет пантомима, этот универсальный язык понимает каждый. Однако сядьте и расскажите, что…

— Пожалуйста, будьте добры, повернитесь. Тут стоит человек, который тоже хотел бы поприветствовать вас.

— Где? Ах, это же господин Ха… хи… хо… у него такое длинное имя.

Халеф понял, что речь идет о нем. Он приосанился и выдохнул на одном дыхании:

— Хаджи Халеф Омар хаджи Абулаббас ибн хаджи Дауд аль-Госсара.

— Хватит, хватит! Так много хаджи сразу. Давайте оставим одно имя Халеф. Так что добрый вечер, господин Халеф!

И он горячо пожал ему руку. Халеф вежливо поклонился, хотя не понял ни слова.

— Пожалуйста, не забывайте, что добрый малый не немец, — сказал я, — он вас абсолютно не понял.

— Ах так? А на каких языках он говорит?

— На арабском и турецком.

— Да, у меня с ними неважно. Но, надеюсь, мы поймем друг друга. Однако надо заканчивать с пением…

Присутствующие заметили, что произошла незапланированная встреча, им это было явно не по душе, поскольку прекратилась игра на цитре, у которой, кстати, отсутствовали две струны. Уроженец Триеста легко отказался от удовольствия бесплатно радовать местных жителей и постояльцев. Он притянул меня к себе и тихо сказал:

— А теперь рассказывайте, что вы тогда пережили.

— Это заняло бы много таких вечеров. Лучше вы поведайте, как все вышло.

— И хорошо, и плохо. Было и счастье, и несчастье. А теперь я пытаюсь выяснить, какие преимущества для гешефта дает эта страна.

— А куда вы отсюда едете?

— На ярмарку в Мелник.

— Надо же, и я тоже.

— Прекрасно, поедем вместе.

— Хорошо, что у вас лошадь, мы ведь спешим.

— О да, подо мной отличная лошадь!

— Думаю, сейчас получится лучше, чем тогда на верблюде, которого мы приготовили для вас в Джидде!

— Не беспокойтесь, я скачу как индеец.

— У вас своя лошадь?

— Нет.

— Наняли?

— Да. У меня два мула, один — для меня, другой — для товаров. Владелец скачет на третьем. Он и проводник, и погонщик.

— А сколько вы платите?

— Около десяти пиастров в день.

— Это цена для иностранцев, которые не знают местных реалий и которых легко обвести вокруг пальца!

— Что, выходит, я переплачиваю?