Верная Рука - Май Карл Фридрих. Страница 47
— Я не забуду. А кто живет в большой палатке со столбами перед входом?
— Наш вождь Вупа-Умуги.
— Но ведь он в отъезде. Кто же сейчас там, внутри?
— Его жена и дочери, больше никого.
— А почему вон ту палатку, самую дальнюю, охраняют два воина?
— Там живет чернокожий, — объяснила женщина. — Его убьют, когда поймают его господина, Кровавого Лиса.
— О, вот как! Ну а пока стерегут, чтобы он не сбежал?
— Да, да! — с важностью подтвердила Тибо-вете-Элен. — Стерегут воины… днем и ночью.
— И много здесь таких воинов? — словно невзначай поинтересовался я.
— Нет, сейчас только эти двое. Большой отряд ушел в пустыню вместе с вождем, а другие поехали на охоту в прерию. Они вернутся завтра, а может быть, через день. Но ты не потеряешь мой myrtle wreath, ты будешь бережно обращаться с ним?
— Не беспокойся, я держу его крепко и не потеряю.
— И отдашь его Деррику, да?
— Как только найду твоего брата.
— Ты обязательно найдешь его… — Она запнулась и опустила глаза, словно отыскивая что-то в своей больной памяти, потом продолжала: — И передай ему… передай ему еще одну вещь, ладно?
— Конечно, передам… — начал я, но тут женщина внезапно обвила руками мою шею и поцеловала меня так стремительно, что я не успел бы ее оттолкнуть, даже если бы и решился на подобную жестокость.
— А теперь мне надо идти, — произнесла она, отпрянув. — Иди и ты, но смотри, не рассказывай никому о нашей встрече. И не бойся — от меня никто ни о чем не узнает.
— Ты будешь молчать?
— Да, я клянусь! А ты?
— Буду, если ты действительно этого хочешь, — ответил я.
— Не говори никому, ни одному человеку, кроме моего Вава-Деррика! 31 Только он должен знать, и никто другой. Обещай мне и дай на том руку!
Я протянул руку; простившись со мной порывистым рукопожатием, женщина повернулась и побежала вниз, но через несколько шагов оглянулась и, приложив палец к губам, повторила:
— Помни — ни одному человеку! И не потеряй мой myrtle wreath!
Она исчезла в кустах, а я, позабыв об осторожности, еще целую минуту стоял на открытом склоне. Мысли кружились в голове беспорядочным вихрем. Кто эта женщина — индеанка или белая? Но как она может быть белой? Конечно, она безумна, и все же ее слова, да и весь облик произвели на меня глубокое впечатление; я чувствовал, что здесь кроется какая-то трагедия. Однако решать загадку у меня не было времени, да и сомнительно, чтобы я сейчас сумел это сделать.
Слишком много здесь неясного. Во всяком случае, Вава-Деррик, похоже, существует не только в ее воображении. Но где его искать и кто он? Индеец, команч? Об этом как будто свидетельствует слово «вава», но почему Деррик? А при чем здесь миртовый венок? Неужели он был на ней в ту самую минуту, когда она потеряла разум? Если так, то это действительно белая женщина.
Я двинулся в обратный путь, утешая себя надеждой, что во время ночного визита в лагерь мне удастся еще раз увидеться с Тибо-вете-Элен и получить более вразумительные сведения о ее прошлом. По дороге я раздумывал, как мне вести себя с моими спутниками — промолчать или рассказать об удивительной встрече? Можно ли считать обязательством слово, которое я дал сумасшедшей? С житейской точки зрения — нельзя, и не будет большого греха его нарушить. Но я всегда сдерживал свои обещания и к тому же, проведя столько лет среди индейцев, во многом перенял их правила поведения и взгляды. А они уверены, что душевная болезнь сродни святости. Значит, безумие этой женщины не снимает, а усиливает мою ответственность перед ней. Придя к такому выводу, я укрепился в мысли сохранить тайну и не нарушать обещания.
Встреча с Тибо-вете-Элен задержала меня, и уже смеркалось, когда я, никем не замеченный, добрался до места нашей стоянки. Олд Шурхэнд ничего не сказал, только поднял на меня вопросительный взгляд, а Олд Уоббл явно обрадовался.
— Наконец-то, наконец-то! — говорил он, дергаясь от возбуждения. — А я уже начал беспокоиться о вас, сэр!
— Для беспокойства нет никаких причин, — ответил я, садясь на землю.
— Стало быть, все спокойно. И ниггер там?
— Негр, хотите вы сказать? Да, там.
— Но, конечно, под надзором?
— На сегодня во всем лагере осталось лишь двое взрослых мужчин, которые стерегут его, не отходя ни на шаг. Все прочие уехали за мясом. К ночи внимание сторожей ослабеет, и мы сможем легко осуществить наш замысел.
— Так, так! С чего же мы начнем?
— Дайте мне немного подумать, мистер Каттер.
На самом деле у меня уже имелся готовый план действий, но разговаривать не хотелось, а объяснять ему причину моей задумчивости я не собирался. Из головы никак не шла загадочная индеанка. В эту минуту мой взгляд случайно упал на Шурхэнда — он сидел прямо передо мной, и багровый свет заката озарял его красивое, мужественное лицо, из-за необычного освещения оно казалось еще печальнее и строже. И вдруг я понял — так вот на кого была похожа безумная индеанка, Тибо-вете-Элен! Но не мерещится ли это мне? Всматриваясь в лицо Шурхэнда, я словно видел те же самые черты: такой же лоб, глаза, губы — но конечно, в мужском и более молодом варианте. Мне до сих пор еще никогда не приходилось испытывать такого потрясения; я сидел, боясь пошелохнуться. Но в следующий миг ко мне вернулось мое обычное хладнокровие, и я решил, что заблуждаюсь или обманут случайным сходством.
Закат погас, и все окружающее потонуло во мраке. Теперь, уже не видя лица Шурхэнда, я окончательно успокоился и был рад, что не поддался минутному порыву и не рассказал о своей встрече с индеанкой. А ведь сделай я тогда это — и в ту же ночь один человек мог бы освободиться от груза, многие годы лежавшего у него на душе, а другой — вырваться из тьмы безумия. Но нам не дано знать наперед, что выходит из наших поступков.
Довольно долго мы просидели в молчании. Наконец терпение старика истощилось, и он заговорил:
— Что-то затянулись ваши размышления, сэр. Могу ли я предложить свою скромную помощь?
— Не утруждайте себя, Олд Уоббл, — заметил Шурхэнд, относившийся к королю ковбоев с явной, хотя и сдержанной иронией. — Мистер Шеттерхэнд справится и без вашей помощи.
— Справится, но когда! Вечер проходит, а нам нельзя терять времени.
Я повернулся к Уобблу.
— Потерпите еще немного, мистер Каттер. Пускай индейцы заснут.
— Они уснут, а что потом? Как мы будем действовать?
— Очень просто: я знаю палатку, в которой они держат Боба; мы подкрадемся к ней, обезвредим часовых…
— То есть прикончим их? — деловито уточнил дотошный старик.
— Зачем же? Вполне достаточно оглушить их.
— Ну, этим вы занимайтесь сами! Такие номера не по моей части. Послушать вас, так все проще некуда: подкрались, оглушили…
— И забрали пленника! — закончил я.
— И это все?
— Нет, еще сделать кое-что. Сходить к палатке вождя Вупа-Умуги и стащить его амулеты. Они висят там перед входом, на столбах.
Олд Уоббл вытаращил на меня глаза.
— Да-да. Не удивляйтесь. Это необходимо.
— Тысяча чертей! Вот взбесится он, когда об этом узнает! Да для краснокожего такое — все равно что заживо помереть!
— Не взбесится, — коротко ответил я.
— Вы что, собираетесь их вернуть?
— Да.
— Сэр, что за бессмыслица!
— Никакой бессмыслицы, мистер Каттер.
— Ну-ну! Чем возвращать амулеты, лучше оставить их спокойно висеть, где висели.
Мне пришлось сознаться, что на амулетах вождя я строю определенный план, и Уоббл очень заинтересовался:
— Какое же применение вы нашли для этих штуковин?
— Хочу остановить кровопролитие.
— Дикарскими амулетами? Вы большой оригинал, мистер Шеттерхэнд! Может, объясните мне все толком?
— Скажите, мистер Каттер, — начал я, — что произойдет, когда вождь узнает о пропаже?
— Он придет в ужас, this is clear!
— И пойдет на все, лишь бы снова завладеть ими. Так?
31
Вава — брат на языке команчей.