Спящая красавица - Майкл Джудит. Страница 45

Анна помолчала.

– Я никогда этого не забывала. Он так горячо это сказал. Я думала об этом, когда жила в Хейте. Я скучала по тебе – больше всего – но не могла вернуться. Они заставляли меня чувствовать себя слишком одинокой. Так что я сама построила свою жизнь и сделала это, как сказал Уильям: я смотрела вперед и не оглядывалась назад.

Они молчали.

– Извини, – сказала Гейл. – Я даже не могу себе представить, как можно себя так чувствовать. Со мной никогда не случалось ничего действительно ужасного. Разве это не удивительно? Мне тридцать три года и у меня не было ни одного по настоящему ужасного опыта. Я не помню матери, а что касается остального... мне бывало плохо и я чувствовала себя несчастной, но эти времена проходили и не оставляли шрамов. Интересно, у большинства людей, наверное, тоже так.

– А я думаю, что все оставляет шрамы, – сказала Анна. – Каждый раз, как с нами что-то случается, мы меняемся в большей или меньшей степени. Иногда мы едва замечаем это, а в другой раз осознаем, что ничего не может оставаться по-прежнему.

Гейл взглянула на свою сестру.

– После того, как ты уехала, с тобой не случалось больше чего-то плохого?

– Нет, я была осторожна. Но я сталкиваюсь с этим в моем офисе. Обычно, мои клиенты весьма несчастные люди – некоторые из них радуются, оставляя жену или мужа и начиная жизнь заново с кем-то еще, но большинство из них очень переживают – и все они думают, что их несчастья уникальны и сокрушительны. В каком-то смысле они правы: они чувствуют себя сокрушенными, словно никто никогда не сталкивался с таким разводом, как они, с их особенными детьми и родителями, также родственниками жены или мужа, и с их имуществом... ну и все такое. А развод всегда меняет людей, даже если большая их часть слишком мстительна или воинственна, испытывает облегчение или подавленность, чтобы осознать это сразу.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что была осторожна? – спросила Гейл.

– О, я ни с кем не связывала свою жизнь. В Хейте у меня появилась хорошая подруга – мы до сих пор дружим – но потом я была слишком занята. Хочешь еще чаю?

– Да, спасибо. У тебя больше нет близких друзей? Или мужчин?

– У меня есть Элинор, моя подруга из Хейта. Мне нравятся некоторые люди в фирме. – Анна налила чаю. Струйки пара, извиваясь поднимались вверх, к окну, по которому хлестал дождь. Кухня была теплой и ярко освещенной; хорошо было сидеть здесь. – Большинству из нас нужно гораздо меньше, чем мы думаем. Если у нас есть любимая работа, если мы многим интересуемся, а значит и постоянно учимся, этого достаточно. Нам не нужны толпы. На самом деле нам никто не нужен.

Гейл провела пальцем по краю кружки.

– Ты так не должна думать.

– Так я прожила всю свою жизнь.

– Но не тогда, когда ты жила здесь.

– Большую часть времени именно так. Чаще всего я чувствовала себя чужой. А когда они понадобились мне больше всего, то они обошлись со мной именно как с чужой.

– Но ты вернулась.

– Я хотела попрощаться с Итаном. Я так и не поняла, почему он не помог мне в тот вечер, но я любила его и скучала по нему больше всего. Мне хотелось, чтобы нам удалось поговорить до того, как он умрет; я бы спросила, почему он не защитил меня. А я бы сказала ему, что всегда любила его.

– Лео сказал, что он говорил о тебе.

– Говорил? И что сказал?

– Тебе нужно спросить у Лео.

Они помолчали.

– Не думаю, что это удастся. Я хотела бы познакомиться с Лео, но не хочу видеть никого из остальных. Я уеду до того, как они придут сюда.

•– Я не хочу, чтобы ты уезжала, ведь только что я обрела тебя снова, – сказала Гейл. – О, ты могла бы... Послушай, Анна, поедем с нами в Тамарак. Мы уезжаем сегодня вечером, Лео нужно вернуться назад. Поедем с нами. Ты сможешь познакомиться с Лео и с детьми, мы будем разговаривать, о чем захотим. Ты остановишься у нас, в доме полно комнат. О, Анна, пожалуйста, скажи, что поедешь. Это было бы чудесно.

– Я не знаю. – Но идея уже завладела ею. Двадцать четыре года она не видела Тамарак, а ведь это было ее любимое место. – Кто из семьи живет там?

– Только Кит; ты помнишь, сын Мэриан и Фреда. Кажется, ему было лет пять, когда ты ушла. Он пережил бурный период, пьянство и наркотики, а потом в один прекрасный день опомнился и попросился у Лео на работу. Это было года три назад; сейчас он помощник руководителя горной службы, и я думаю, действительно, исправился. Мы редко видим его, у него свои друзья.

– И все? Больше никого?

– Ну, Дора и Джош, парень, с которым она живет; у них есть дом в городе, и они то приезжают, то уезжают. Он потрясающий человек, мы стали хорошими друзьями. Мы не видимся с ним так часто, как хотелось бы, они живут в Лос-Анджелесе. Если ты спрашиваешь о Винсе, то он никогда не приезжает в Тамарак. Папа не приезжает, Уильям тоже не бывает там. Мэриан, Фред и Нина приезжают раз-два в год. И все. Никому из них дела нет до города. Они были в ярости, когда дедушка заставил «Четем Девелопмент» взять в долг денег для развития Тамарака. Они всегда злились на него, потому что думали, будто он заботится больше о Тамараке, чем о компании или о делах в Чикаго. Мы могли бы завтра исчезнуть, а они забеспокоились бы об этом только потому, что потеряли бы какие-то деньги.

Анна поставила свою кружку.

– В чем дело, Гейл? Чего ты боишься?

– Я не боюсь. Разве я сказала что-то о том, что боюсь?

– Это то, чего ты не сказала. Что не ладится в Тамараке?

– Ну, многое. Но я не хочу обрушивать все это на тебя, Анна. И не поэтому я прошу тебя поехать с нами домой. Даже не представляю, как ты догадалась.

– Я провожу много времени, догадываясь, что люди, действительно, имеют в виду, когда они слишком расстроены, уязвлены или озлоблены, чтобы раскрыться и сказать это. И я бы не имела ничего против, если ты подумала, что я могла бы помочь, я бы хотела помочь. Хотя не уверена, что смогу.

– Может быть, нам как раз нужно, чтобы кто-то нас выслушал. Кто-то из членов семьи, но не совсем член семьи, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Прекрасно понимаю, – сказала Анна холодным голосом. – Ты не могла бы сформулировать это лучше.

– О, нет, я не хотела сказать... О, Анна, извини, я не имею в виду, что ты не член семьи. Конечно, ты наша; я всегда так считала, даже когда ты, казалось, не... Она оборвала фразу. – Я говорю все не то, правда?

– Все правильно, – спокойно сказала Анна. Не всегда ясно, что именно правильно.

– А ты когда-нибудь думала обо мне? – выпалила Гейл.

Анна кивнула.

– Много. Но я тебя не знала. Ты была такой маленькой, когда я ушла, и у тебя были твои собственные друзья, и мы очень мало видели друг друга. Я думала, что ты едва ли заметила, что я уехала.

– Ну, я заметила. Это выглядело так, будто ты умерла. И самое плохое – это неизвестность и мысли о том, что я настолько безразлична тебе, что ты даже не хочешь позвонить.

– Извини, – сказала Анна. – Мне не приходило в голову, что ты тоже можешь быть несчастна. Я всегда думала, ты ладишь со всеми гораздо лучше, чем я; ты никогда не огрызалась и не спорила.

– Я не могла. Я всегда расстраивалась, когда люди ссорились, и глаза у них становились блестящими и сердитыми. Мне бы даже хотелось немного взбунтоваться, это должно быть здорово.

Анна слегка улыбнулась.

– Нет ничего веселого в бунте, главным образом это несчастье. Бунтовать – значит быть потерянным и отчаянно пытаться найти свое место в мире и кого-нибудь, кто обратил бы на тебя внимание. – Слова повисли в воздухе. – Я хотела бы помочь вам, если ты думаешь, что я смогу. Расскажи мне, что я должна делать.

– Я не знаю;– сказала Гейл. – Не уверена, что кто-то из нас может что-то сделать. Мы должны найти способ сохранить Тамарак. Папа уже давно хотел продать его, но не мог, пока жив был дедушка. Вчера вечером он снова поднял этот вопрос – даже похорон еще не было – мы с Лео категорически отказались, но если бы провели голосование, мы бы проиграли. В семье нет согласия. С ума сойти можно, когда думаешь об этом, ведь все навечно связаны с семейной компанией, но за пределами офиса с нами что-то происходит, и кажется, будто мы даже не любим друг друга. Я даже не знаю, чего все мы хотим от компании и друг от друга, мы мало разговариваем. Можно подумать, в семье все время разговаривают, наверное, в каких-то семьях это так, но не в нашей. Поэтому я не представляю себе, как мы можем сесть и обсудить все это. Я тебе все расскажу...