Золотой мираж - Майкл Джудит. Страница 32

Итак, она меня ни за что не поймет, решила Эмма. Даже если не разозлится, она не сможет сказать ничего полезного. И я не могу пойти к Ханне: она перескажет маме. Нет никого, с кем бы я могла поговорить. Я просто должна представить все это сама — как надо быть счастливой и как сделать Брикса счастливым и быть счастливой всегда.

Она поднялась, слегка дрожа, и, взяв покрывало с пола, опять обернула его вокруг себя. Когда она села на кровать, то увидела пятна крови на простыне. Она уставилась на них и почувствовала легкое сожаление: вот это и произошло. Она оставалась девственницей, пока ее подруги в старших классах пересказывали постоянно все свои приключения; теперь она потеряла невинность и никогда больше не вернет ее. Думаю, я ждала Брикса, решила она. И тогда, значит, все в порядке, все и должно быть в порядке, все должно быть весело и волнующе и чудесно, снова. И всегда.

Потому что они любят друг друга.

Потому что так должно быть.

ГЛАВА 7

Дом был тепл и приветлив, полный солнца и свежего ветра, но все казалось каким-то скучным после гор и ледников Аляски.

— Боже, как здесь спокойно, — восхитилась Ханна, хотя пели птицы, и вдалеке лаяла собака, и доносился слабый шум проносящихся автомобилей. Клер устраивала цветы в вазе-баккара, которую купила этим утром: блестящие георгины, и «львиные зевы» горячего, сухого июля. Она была рада оказаться дома — недели волнений вполне достаточно. Эмма едва замечала их. Она бродила по комнатам с пустыми глазами, ожидая телефонного звонка.

Они пробыли дома уже неделю. На третий день после приезда Квентин повез Клер на ужин в маленькое французское бистро в Уэстпорте.

— Я купил его в прошлом году, — сказал он, когда она восхитилась раскрашенным в виде лучей потолком и занавесями на шнурах и бледно-зеленым напылением на стенах. — Я вложил деньги в несколько компаний — по компьютерам, одежде и биогенетике — ив пару ресторанов. Мне нравится помогать молодым мужчинам начинать свое дело: это похоже на воспитание сыновей.

— А молодым женщинам — нет? — спросила Клер.

— Не совсем так. Я пока не встречал ни одной, которая занималась бы бизнесом так, как я хочу.

Клер поглядела на него удивленно:

— Что это значит?

— Я хочу сказать, что требую некоторого особого отношения, а у женщин его нет и даже, кажется, это их не интересует. Как при вождении, сфокусированное зрение, которое не позволяет сталкиваться, делать все так, как нужно. Женщины предпочитают семью и добрые дела, которыми я восхищаюсь, но не вкладываю в них денег.

— Это значит — безжалостность.

— Если вам нравится это слово. Я предпочитаю свое.

— И эти юноши приходят к вам за советом?

— Конечно, я же говорю вам — они хотят преуспеть. И я ожидаю от них того же. Когда я вкладываю деньги, то считаю, что они должны увеличиться, а не потеряться.

Клер представила себе толпу юношей вокруг Квентина, они сидят у его ног и записывают все изрекаемые им мудрости.

— А их это не обижает?

— А почему? Они знают, что пойдут дальше и быстрее с добрым советом. Клер, это не школьные игры: их дела для них самые важные в жизни, и те молодые люди, которых я выбираю, чтобы снабжать их деньгами, хотят делать все что угодно ради успеха.

Все что угодно. Все что потребуется. Самое важное в жизни.

Клер ощутила легкий холодок. Разве делать деньги — это самое важное в жизни? Ей стало интересно, как он управляет «Эйгер Лэбс», и какой он друг. И какой любовник.

Но тут подошел официант с особым арманьяком, сбереженным для Квентина, и она позволила себе соскользнуть обратно в кокон привилегий, который обволакивал его, куда бы он ни пошел. Неважно, сколько ты тратишь денег, она знала, что не может держать себя так легко или идти по жизни с той же беззаботной уверенностью, как Квентин и его друзья, и она еще не овладела искусством напускать на себя вид легкой скуки перед лицом всех чудес мира. Она не научилась считать изобилие чем-то должным.

Но будучи с Квентином и позволяя ему заботиться обо всем, она слегка ощущала, что значило быть богатым и сильным и принимать без вопросов все, что встречается.

— Вы и Квентин хорошо смотритесь вместе, — сказала Лоррэн через два вечера. Они с Клер вытягивали головы друг к дружке, чтобы быть слышными посреди гула четырех сотен голосов и оркестра, в позолоченной мраморной танцевальной зале отеля в Стэмфорде. — На корабле я не была уверена: вы все время менялись, то туда, то сюда. Но вы справились, кажется, с тем, что это было?

— Не знаю, — сказала Клер. — Мы об этом не говорили.

— Не говорили? С Квентином? Даже представить себе не могу, чтобы вы добились чего-нибудь, пытаясь обсудить что-то с Квентином.

— А почему нет?

— Да потому, дорогая, что он не обсуждает — он делает. А мы остальные только следуем за ним.

— И по-вашему, это нормально? Лоррэн пожала плечами.

— Таковы правила, — сказала она легко. Она осмотрела узкое белое платье Клер с лифом без бретелек, вышитое фальшивыми бриллиантами. — Вы выглядите потрясающе: мне это платье нравится. Вы можете пользоваться драгоценностями и побольше, но это забота Квентина. Что случилось? Ваше лицо…

— Извините.

— Да, но что случилось?

— Я просто не привыкла говорить об интимных вещах. Я не знаю, что вы ожидаете от меня в ответ.

— Интимных? А что я сказала?

— Ну, о том, что я и Квентин поссорились на корабле, о том, что он покупает мне украшения…

— Боже правый, милочка, в этом нет ничего интимного. Интимно — это как много вы зарабатываете или тратите за неделю. Мы просто кучка счастливых отдыхающих и отслеживаем друг друга. Вам придется к этому привыкнуть, может быть, это даже понравится. Это неплохо, иметь людей, идущих по твоему следу: это избавляет от ощущения, что вы висите и того и гляди упадете, а никого внизу, чтобы поймать, нет. Какая польза знать миллион человек, если несколько из них не окажется под рукой, когда будет нужно, вот что я всегда говорю. Вы гораздо спокойней, чем большая часть женщин, с которыми гулял Квентин, может быть, он взрослеет. Хотя я так не считаю. Но вы определенно спокойней, и не гоните волну, не выставляйтесь.

— Боже, я так надеюсь.

— Ну, может быть, это нехорошо звучит, но это самый быстрый путь к вершине, не то, что у теннисной звезды или у членов королевской семьи. Заставить людей думать, что их вечеринки не полны оттого, что на них нет вас, словно какого-то блеска, или из-за ваших знакомств со многими знаменитостями, или из-за уж слишком больших доходов, неважно. Если удастся заставить их так думать, то не имеет значения, нравитесь вы им или нет: они будут приглашать вас всюду. Целую минуту Клер созерцала ее:

— Я совсем не понимаю, о чем вы говорите.

— Знаю, что не понимаете, моя милая невинность. — Лоррэн подхватила стакан шампанского с подноса проходившего — официанта. Клер поглядела на толпу собравшихся. Все женщины были в черном или белом, мужчины с белыми галстуками, и когда она вгляделась во всех них, покачивающихся и вьющихся, пьющих, говорящих, скользящих через толпу, танцующих в свете стробоскопа, то подумала, что они выглядят как персонажи фильма тридцатых, и пожалела, что у нее нет карандаша зарисовать всю эту сцену.

Квентин. и Оззи говорили с группкой мужчин около бара.

— Что случается каждый раз, — сказала Лоррэн. — В действительности это не значит, что вас бросили, потому что никогда больше половины вечера подобное не длится. Они просто хорошо используют время, занимаясь немного делами, раз уж они все равно здесь. Квентин всегда в курсе того, как нужно делать деньги сегодня, и куда Квентин не двинется, мы, конечно, пойдем за ним. Давайте сядем, я хочу с вами поговорить.

Высокий и мускулистый незнакомец с непричесанными темными волосами, среди которых проблескивали и седые, вдруг подошел к Клер:

— Алекс Джарелл, — сказал он. Его голос был глубоким и тихим, но каким-то образом ясно слышимым на фоне всего гула. — Я хотел бы потанцевать с вами.