Год мертвой змеи - Анисимов Сергей. Страница 4

Проснулся он уже в темноте, когда они заходили на посадку на сияющий посадочными огнями аэродром среди смутно темнеющих покатых холмов. Очевидно, здесь надо было дозаправиться и сменить пассажиров: какие-то люди долго толкались и переговаривались, протискиваясь мимо него то в одну сторону, то в другую. Дозаправка заняла несколько часов, потом еще долго чего-то ждали, но Алексей так и не стал выходить из самолета: на прижатой к одному из шпангоутов свернутой вдвое куртке было достаточно удобно даже в положении полусидя, и он предпочел дремать дальше, ощущая все связанные с очередным взлетом звуки сквозь заложенные сном и перепадом давления уши. Еще через час или два, когда он выспался на неделю вперед и окончательно опух, самолет в очередной раз пошел вниз и неожиданно снова нырнул в сумерки, на этот раз утренние. Это было до того удивительно, что Алексей проснулся окончательно и с уже искренним интересом поглядел в иллюминатор на тянущуюся снизу кривыми зигзагами речку, в которой отражалась розово-желтая полоса восхода.

— Ну вот, — держась за поясницу, сказал такой же опухший лицом сосед-украинец, когда в разворачивающийся вид в круглом потертом стекле вплыли окутанные печными дымками кварталы города. — Долетели, похоже. Фынчен. Который Симынцзяпу.

Как выяснилось в ближайшие же дни, жизнь в Корее и близ ее границы сильно отличается от того, к чему Алексей привык за последние годы. К концу 1952 года, и тем более к началу 1953-го, эта война, перекатывавшаяся через 38-ю параллель то в одну, то в другую сторону, окончательно зашла в тупик. При этом ее накал продолжал оставаться весьма высоким, и бои на линии фронта, над ней и по обе стороны от нее всеми участниками этой малопонятной для Алексея войны продолжали вестись с максимальной яростью и даже жестокостью, на которую они были способны.

— Здравствуйте, товарищ военный советник, — сказал Алексею встретивший его на аэродроме переводчик, — невысокий и слегка сутулый парень лет двадцати трех—двадцати четырех. У него было спокойное, усталое лицо, которое напомнило Алексею лица воюющих офицеров любой национальности, какую он мог припомнить, от русских до немцев — даже несмотря на резкую очерченность скул и мрачные узкие глаза азиата.

Поразило Алексея и то, что переводчик ни словом, ни жестом не высказал раздражения или хотя бы огорчения по поводу того, что самолет, который он встречал, опоздал по крайней мере на шесть часов.

— Меня зовут Хао Мао-ли — сказал он вместо этого и сделал странную паузу на несколько секунд — как будто дожидался какой-то заранее приготовленной собеседником реакции. — Но вы, товарищ военный советник, можете называть меня просто «товарищ Ли» или «командир взвода Ли», — это будет вполне хорошо.

Отпустив крепко пожатую руку переводчика, Алексей подал ему свои документы, и когда тот вернул их, удовлетворенный осмотром, — поднял с земли чемодан. Переводчик, помахивая рукой, указал направление, и Алексей пошел за ним — куда-то в сторону от стоящего перед распахнутыми створками ангара самолета, от которого небольшими группками расходились прибывшие и встречающие. «Вань-Ю Ши» Шурина нигде видно не было — скорее всего, он уже отыскал своих. С самой первой его шутки с обращением на китайском украинец показался Алексею бывалым и приспособленным к местным обстоятельствам человеком.

К проходу в окружающем летное поле заграждении из плотно, в несколько рядов кольев, уложенной колючей проволоки они с «командиром взвода» шли минут пять. Алексей устал от перелета и ему хотелось в туалет, но спросить об этом переводчика сразу он не догадался, так что теперь приходилось терпеть.

— Если вам куда-то надо, товарищ военный советник, — неожиданно сказал переводчик сам, — то остановитесь здесь, — он показал на проволоку. — А я подожду впереди в десяти метрах. Хорошо?

— Да.

Алексей кивнул и поставил чемодан на жухлую, покрытую утренним инеем траву. Про «куда-то» сказано было чисто по-русски, но «впереди в десяти метрах» прозвучало слишком, по его мнению, правильно — нормальный человек так не скажет. Именно так, наверное, вычисляют вражеских шпионов.

Догнав Ли, Алексей спросил у него, где он так хорошо выучил русский. Даже при том, что переводчик, отвечая, опустил глаза, было видно, что он польщен.

— В Чжун, товарищ военный советник, — сказал он. — Это моя деревня, двадцать километров от Харбина. У нас всегда было много русских, и даже в школе был русский учитель.

— Белогвардеец?

— Нет, просто железно-дорожник. Он был хороший человек, хорошо нас учил. Мы учили русские песни, и у меня хорошо получалось, он хвалил.

Расцветали яблони и груши, — с заметным акцентом, но с точными интонациями пропел Ли. — Поплыли туманы над рекой… Вы любите петь, товарищ военный советник?

— Не очень, честно говоря, — смутился Алексей. — Точнее, люблю, наверное, но плохо пою.

— А это неважно, — опять улыбнулся тот. — Мы же не для денег поем, а для души, верно?

К этому времени они дошли до стоящего на обочине грузовика, в котором Алексей без труда узнал старый «ГАЗ-АА». Из кузова выпрыгнули двое солдат.

В этом не было ничего особенного, но опытный кадровый офицер капитан-лейтенант Вдовый вдруг с недоумением осознал, что сам он документы переводчика не проверил. Более того, на командире взвода не имелось обычной (как, во всяком случае, было в Пекине) для комсостава китайской армии цветной нарукавной повязки. Это можно было списать на непроходящую усталость от измотавшей его дороги, но такая ошибка слишком уж шла вразрез со всеми инструкциями о бдительности, которые он старался пропускать мимо ушей, как сами собой понятные. Вот как свяжут его, увезут куда-нибудь в Сеул и начнут иголки под ногти заталкивать, выпытывая, сколько граммов сахара положено в Советском Союзе по доппайку младшим офицерам, приписанным к плавсоставу надводных кораблей третьего-четвертого ранга…

Сказанное про себя, разумеется, это было иронией. Вряд ли кому-то придет в голову выкрадывать советского офицера из Фынчена, откуда даже до границы с КНДР было еще порядочно — не то что до линии фронта. Но в груди все равно неприятно кольнуло.

— Что-то не так, товарищ военный советник? — обеспокоенно спросил переводчик. Алексей столкнулся с ним глазами и понял, что никакое смущение не может иметь места, если речь идет о деле. Им предстоит много работать вместе, но авторитет новый военный советник при штабе ВМФ КНА должен, разумеется, зарабатывать не тем, чтобы стесняться исправить допущенную оплошность.

— Будьте добры, переводчик Ли, покажите мне и свои документы, и документы солдат, — твердым голосом потребовал он.

Командир взвода с пониманием кивнул и, не оборачиваясь, подал солдатам короткую команду. Стоявший до этого с карабином поперек бедер рядовой закинул оружие за плечо и сунул руку под куртку, в нагрудный карман гимнастерки, без слов подав в выставленную назад ладонь переводчика узкую желтоватую бумажку. Второй, безоружный, в такой же стеганой куртке и в украшенной красной звездочкой теплой шапке несколько другого покроя, на секунду замешкался, но поступил так же, подав картонную книжечку.

Не отрывая взгляда от лица старавшегося казаться расслабленным Алексея, переводчик достал и свои документы и спокойным жестом подал ему всю нетолстую стопку бумажек вместе. Оказавшаяся сверху бумага была на русском языке и сообщала, что командир взвода Хао Мао-ли прикомандировывается к военному советнику при флагманском минере ВМФ КНА капитан-лейтенанту ВМФ СССР А.С. Вдовому в качестве переводчика. Имя у комвзвода действительно было смешное, но смеяться над чужим именем или фамилией может только полный баран, так что «Хао Мао» Алексея не так уж и впечатлили. Остальные бумаги были написаны китайскими иероглифами и рубленым корейским алфавитом, и в них Алексей ничего не понял. Бланки были типографскими, но текст был вписан в разграфленные квадратики от руки — посветлевшими от времени синими чернилами. Фотографий в удостоверениях не имелось, но выглядели они достаточно официально и вполне Алексея успокоили.