Хозяин Чёрной башни - Майклз Барбара. Страница 8

– Вы забыли, – голубые глаза обожгли меня злым взглядом, – я ведь калека.

– Но я ведь ничего не знаю о вашем состоянии. Как вы получили свои увечья?

– Когда я была маленькой, я упала в воду. Сначала ручей очень широк и глубок, а потом он превращается в водопад... Я провела в ледяной воде четыре часа.

– Если вы так долго пробыли в воде, почему же вы не утонули?

– Течение выбросило меня на камни, – бойко отвечала Аннабель. – Моя голова оказалась над водой, но мои ноги остались погружены в поток. Их парализовало.

Я присела рядом с ней на кровати.

– Я некоторое время изучала анатомию – вместе с моим отцом. Вы позволите мне взглянуть на ваши ноги?

– О, пожалуйста. – Аннабель откинулась на подушке и рассерженно посмотрела на меня. – Только не воображайте, что разбираетесь в медицине. Вы просто любопытная особа, как и все остальные слуги.

Последнее замечание я пропустила мимо ушей, поскольку это, по-видимому, был лучший способ реагировать на ее оскорбления, и сдернула одеяло. Ее слабые, бледные ноги были тонкими, как у ребенка. Однако на них не было шрамов, да и сами кости, похоже, были невредимы.

Наконец я натянула на нее покрывало и расправила его.

– Странно, – сказала я себе. – На мой взгляд, все в порядке.

Я пожалела об этих словах сразу же после того, как они у меня вырвались. Аннабель резко повернула голову. Одно мгновение мы смотрели друг на друга, я – с тревогой, а она – как бы это сказать точнее... в ее блестящих глазах светилась ясная и несомненная мысль, мысль, которую я должна была немедленно развеять, пока она не сумела превратиться в надежду. Не мое дело было предлагать ей подобные идеи. Моя беспечность происходила оттого, что мои слова опередили мои мысли.

– Но, разумеется, я не врач, – быстро сказала я. – Доктор, должно быть, поставил диагноз – а у вас должен был быть самый лучший доктор – сразу после несчастного случая.

– Я не помню никаких докторов, – произнесла Аннабель. – После того как умерла моя мать, здесь все пошло кувырком.

Это был первый раз, когда кто-то при мне упомянул вслух покойную миссис Гамильтон. В приступе любопытства я позабыла обо всем остальном.

– Когда она умерла? – спросила я.

– Когда я родилась. Я убила ее. Именно поэтому, – спокойно продолжала девушка, – мой отец меня ненавидит.

– Аннабель! Как вам могла прийти в голову такая дикость?

– Это не дикость. Это – правда!

– Ну, разумеется, помнить этого вы не можете. И я убеждена, что миссис Кэннон никогда не говорила вам ничего подобного.

– Никто не говорил мне! Это словно в романе под названием “Тайна лорда Эллсворса”. Моя мама была очень красивой, и мой отец страстно любил ее. Он ненавидит меня за то, что я убила ее. Знаете, я кое-что вам покажу, если только вы обещаете сохранить все в секрете. Я никогда никому это не показывала.

В руках девушки оказался овальный кусочек дерева примерно пяти сантиметров в длину. Она протянула его мне:

– Это моя мать. Разве она не была красавицей?

Я с сомнением взглянула на портрет – то была миниатюра на слоновой кости, пожелтевшей от времени. Позолоченная рамка была потерта. Лицо было одним из тех жеманных лиц, какие украшали модные журналы, – с круглыми щечками, с губками, похожими на бутон розы, и с томными темными глазами. Черные волосы падали локонами на пухлые белые плечи.

– Она – красавица, – лицемерно согласилась я. – Благодарю за то, что вы показали мне ее.

Аннабель заставила меня закрыть глаза, пока прятала свое сокровище в тайник, а потом я поднялась, чтобы идти. Странное впечатление, что в этом портрете что-то не так, все еще не покидало меня. Я была уже почти у двери, когда вспомнила то, о чем намеревалась сказать раньше.

– Почему бы вам ненадолго не спускаться вниз после обеда? Один из слуг мог бы вас перенести.

– О нет. – Аннабель снова откинулась в подушки.

– Но я уверена, что это вам не повредит. Давайте спустимся прямо сейчас, я хочу, чтобы вы посмотрели, что мне удалось сделать в библиотеке. И вы должны познакомиться с Тоби.

– Кто такой Тоби? Слуга?

– Нет, не слуга. Я не скажу вам, кто он такой. Вы должны спуститься и сами посмотреть.

– Ну... ну хорошо. – Она ответила мне слабой улыбкой, которая сделала ее почти хорошенькой. Однако Аннабель не была бы собой, если бы не попыталась оставить за собой последнее слово. – Если мне это повредит, это будет ваша вина.

Но я была готова рискнуть. Мне думалось, что опасность, угрожающая ее телу, несравнима с опасностью, которая грозит ее разуму, если она и дальше будет оставаться в изоляции и погружаться в мрачные размышления в своей одинокой комнате. Она уже почти утратила способность отличать факты от фантазий. Например, эта дикая история о ее матери...

Я остановилась посреди холла, пронзенная новой мыслью. Эта история была дикой; но могла ли я быть уверена в том, что она не соответствует истине? Я ничего не знала об истории семьи. И если я хочу помочь Аннабель, я должна кое-что о ней разузнать.

Я знала, что то было лишь оправдание для моего бесстыдного любопытства. Но оно давало мне мужество продолжать оставаться любопытной. Я решила поговорить с миссис Кэннон.

Разговор с миссис Кэннон был не таким простым делом, как кому-то может показаться. Ее интересовали в жизни только три темы: еда, па-ряды и недостойное поведение прислуги. Сколько бы я ни пыталась перевести разговор на другой предмет, она всякий раз слабо улыбалась и начинала похрапывать. И тем не менее я еще не встречала пожилых леди, которые не любили бы посплетничать, и потому в тот день я отправилась обедать в ее комнату с твердой решимостью вытянуть у нее все, о чем мне хотелось знать.

Когда мы покончили с основной частью трапезы – а все это время внимание леди было целиком и полностью поглощено обедом, – я спросила самым непринужденным топом:

– Сколько лет прошло с тех пор, как скончалась миссис Гамильтон?

– Миссис Гамильтон? – Почтенная леди моргнула и добавила в чай две лишних ложки сахару. Наконец она выдавила: – Пятнадцать лет. Или, может быть, шестнадцать? Аннабель шестнадцать. Значит, это было примерно четырнадцать лет назад.

Я неслышно вздохнула. Ну что ж, я и раньше знала, что этот разговор будет нелегким.

– Как же она умерла? Она скончалась при родах?

– При родах? – Миссис Кэннон задумалась, ложечка застыла над ее чашкой. – О нет. Вовсе не при родах. Аннабель было два годика, когда ее матушка покинула нас. Она – ее единственное дитя. Других никогда не было...

– Но отчего умерла леди?

– Отчего? Дайте вспомнить. Чахотка – или плеврит? Меня здесь тогда не было. – Миссис Кэннон опустила ложку и отхлебнула сладкого, как патока, чая. – Меня пригласили на это место уже после смерти миссис Гамильтон – я ведь нахожусь в отдаленном родстве с этой семьей, как и вы, моя дорогая. И скажу я вам: в хорошем же состоянии я нашла дела, когда приехала!

– В самом деле?

– Только представьте себе: хозяин уволил в доме всех слуг до единого. Я допускаю, что он обвинял их в небрежности – тот несчастный случай с ребенком, вы знаете. Когда я приехала, она все еще была очень больна, да и он сам, бедняга, не вставал с постели.

Я только открыла было рот, чтобы прояснить кое-что, но опоздала. Голова миссис Кэннон уже завалилась набок. На губах ее играла блаженная улыбка, глаза закрылись. Потихоньку, на цыпочках, я вышла из комнаты.

Мистера Гамильтона я обнаружила во дворе. Он как раз садился в седло, чтобы отправиться в путь. Иан держал его стремя, и я взглянула на грума с интересом. Я всегда предпочитала его другим слугам; он был спокойным, но не угрюмым, и всегда любезно говорил со мной. Правду сказать, он был весьма привлекательный молодой человек – высокого роста, с приподнятыми скулами и узким смуглым лицом, как и большинство виденных мною шотландцев. И я подумала, что Бетти могла бы присмотреться к нему повнимательней.

– Я хочу, чтобы сегодня вечером Аннабель спустили вниз, – сообщила я ее отцу. – Это ей не повредит?