Порванный шелк - Майклз Барбара. Страница 20

— Сами камни недорогие, — сказал мистер Бейтс. — Однако эти драгоценности принадлежали Долли Медисон. Они изображены на портрете Уоррена, и их происхождение достоверно.

— О Боже! Честно говоря, у меня и представления не было, я сейчас их вам принесу в контору. Я не могу...

— Успокойтесь, пожалуйста, миссис Невитт. Если миссис МакДугал отдала вам драгоценности, значит, она хочет, чтобы они были у вас, а посему вы должны хранить их. Я советую немедленно поместить их в ваш сейф...

— Какой сейф? У меня его нет.

— Тогда вам стоит им обзавестись, — сухо сказал мистер Бейтс. — Это все? Вы уверены, что она не отдала вам изумруды работы Билла или не попросила вас взять на хранение коллекцию серебра работы Ревира? Для меня это большое облегчение. Хотя ожерелье и серьги являются исторической ценностью, их цена несущественна, так что, я полагаю, вам не стоит беспокоиться.

Когда адвокат повесил трубку, Карен сняла ожерелье и стала пристально его разглядывать. Хороша же ее экспертиза старинных драгоценностей! Она даже не датировала его правильно. Оно относилось не к викторианской, а к георгианской эпохе, к началу XIX века, когда Виктория еще не взошла на престол.

Значит, мистер Бейтс полагал, что ей не стоит беспокоиться. Он был вполне уверен, что ожерелье и серьги не привлекут воров. Замечательно, что мистер Бейтс так беззаботен.

Даже если банда, к которой принадлежал шофер, решила заняться другой собственностью миссис МакДугал, их вряд ли бы заинтересовало это украшение. Отдельно камни не представляли большой ценности, а все вместе заложить было нельзя — украшение было бы сразу опознано. Но то же самое относилось и к «роллсу». И Хортон знал, что у нее есть эти украшения; он не только видел, как миссис Мак дала ей шкатулку, но, когда они возвращались, Карен достала одну из серег и держала ее так, что можно было видеть, не оборачиваясь, через зеркало водителя.

Ее пальцы почтительно потрогали гладкую поверхность эмали, оправу маленьких камешков. Джеймс Медисон, четвертый президент Соединенных Штатов, возможно, застегнул ожерелье на округлой шее Долли. Долли носила его или взяла с собой, когда она и президент бежали из Вашингтона, а пламя над горящим городом окрашивало красным небо за их спинами, — в тот единственный раз, когда столица была разграблена и разрушена вторгшимся врагом. Долли приняла все как должное — пухленькая маленькая женщина, любительница удовольствий, которая обожала носить тюрбаны, потому что в них она казалась выше. Вашингтон Ирвинг — среди прочих ее почитателей — восславил ее красоту, подчеркнув ее несходство с супругом, маленьким человечком со слабовольным лицом. Очаровательная Долли, как и всякая очаровательная женщина, очень любила красивую одежду и драгоценности...

Карен знала обо всем этом только потому, что накануне вечером читала о Долли Медисон в книге преданий Джорджтауна, которую ей дала Джули. На самом деле дух Долли не принадлежал Джорджтауну, но она, несомненно, была одним из самых «бродячих» вашингтонских призраков, и автор честно признавался, что утонченные привидения сообщают книге особое значение. Долли видели (?) в одном из старых особняков на Дамбертон-авеню, где она, должно быть, много раз танцевала и веселилась на вечеринках.

Карен положила ожерелье обратно в шкатулку и удостоверилась, что серьги надежно закреплены. Она не сможет сегодня попасть в банк. Где же ей на время спрятать украшение? Она вспомнила о потайном ящичке в шкафу Рут. Он был не совсем потайным, так как петли мог разглядеть любой, кто посмотрел бы внимательно, но это было лучшее, что она могла сейчас сделать для Долли.

Она на самом деле не думала, что ее могут ограбить. Хортон не показался ей человеком, которого заинтересовали бы эзотерические произведения искусства. Машины — да. Может быть, он просто влюбился в шикарный автомобиль, как женщина может влюбиться в платье или драгоценность, и убедил кое-каких своих друзей помочь ему завладеть предметом, к которому он так неудержимо стремился. Если бы Карен не переживала так сильно за миссис МакДугал, она бы посмеялась, вспомнив, как с Хортона внезапно слетел внешний лоск манер наемного работника. А его последняя реплика была откровенно вызывающей... Пятидолларовые чаевые, должно быть, показались ему ужасно смешными, если учесть, что он собирался присвоить машину стоимостью в сотни тысяч.

Но пока Карен принимала душ и одевалась, у нее перед глазами стоял Хортон — как тогда в холле, он широко улыбнулся ей: грубые черты лица, широкая грудь, его руки, по размеру в два раза больше ее рук. Вполне безобиден, сомнения нет, но его не хотелось бы встретить в темном переулке или в комнате своего дома.

Из-за телефонного звонка она опоздала на встречу. Задыхающаяся после быстрой ходьбы, она стояла у порога дома миссис Феррис. Внешне дом на улице напоминал дом Рут — джорджтаунское строение из красного кирпича примерно того же периода. В отличие от соседних домов, на которые он тоже походил, у дома миссис Феррис вид был заброшенный, лужайка перед ним заросла сорняками, а окна на первом этаже были занавешены гардинами или закрыты ставнями, напоминая ослепшие белые глаза.

Карен постучалась, на ее стук сразу ответила полная улыбающаяся женщина, чьи седые волосы были уложены в удивительно высокую прическу. Она провела Карен внутрь.

— Я так рада видеть вас, милочка. Я всех рада видеть, честно говоря! Вы не будете возражать, если я буду звать вас Карен, не правда ли? Миссис МакДугал столько о вас говорила, что я как будто уже с вами знакома. Она — почти единственная, кто еще ходит сюда, благослови ее Господь. Я бы совсем рехнулась здесь от одиночества, если бы не она.

Вестибюль казался мрачной пещерой, освещенной единственной лампочкой в люстре.

— Извините за темноту, — вполголоса продолжала экономка. — Она, — многозначительный кивок в сторону темного дверного проема, — она не любит зря расходовать электричество. К старости люди иногда становятся такими. Жадными. Не давайте ей взять с вас лишние деньги за те старые тряпки, которые она пытается продать.

— Не дам. — Карен была довольна, что у нее есть союзница.

Дрожащий ворчливый голос донесся из пещерной темноты гостиной:

— Кто это? С кем ты говоришь, Бетси? Это та самая девушка? Веди ее сюда, веди ее сюда; а то ты стоишь там и сплетничаешь обо мне. Я тебя слышу. Я слышу, как ты обо мне болтаешь.

На первый взгляд миссис Феррис была бесформенным узлом, состоящим из шалей и пледов, в которые она была закутана, несмотря на удушливую жару, царившую в комнате. Экономка включила верхний свет, и в горе пледов стала различимой человеческая фигура. На Карен уставилось морщинистое лицо, она увидела почти совсем облысевшую голову, кожа на которой была прикрыта лишь несколькими сухими белыми клочками волос; но глаза, поймавшие ее взгляд, были живыми и проницательными.

— Выключи это, Бетси, — проскрипела старуха. — Транжиришь, всегда все транжиришь!

Бетси подмигнула Карен.

— Ну же, миссис Феррис, как молодая дама сможет посмотреть на ваше барахло в темноте?

Миссис Феррис ворча признала правоту суждения. Ее высохшие руки зашевелились на коленях, что-то отыскивая.

Мигая от света, в общем довольно слабого, но ослепляющего после мрака, который царил до него, Карен боялась отойти от порога. Комната была настолько забита мебелью, что едва ли хватило бы места, чтобы пройти между маленькими столиками и стульями с выпирающей обивкой, диванчиками на конском волосе, книжными шкафами, бюро и письменными столами. И со всего свисали ткани. Мятые шелка и порванный лен висели на стульях, обрывки вышивок и кружев, черных от грязи, кучами лежали на столах и подставках для ног.

Сердце Карен ушло в пятки. Это действительно было барахло. Как она сможет уйти отсюда, не купив что-нибудь, и что она потом будет делать с этими бесполезными вещами?

Миссис Феррис подняла руки. С ее искривленных пальцев свисало легкое, как паутинка, кремовое кружево.