Ожидая тебя - Майклз Кейси. Страница 4

В ответ Джек опять зарычал и чуть больше приподнял над полом тяжелый меч, хотя на это ушел почти весь остаток его слабых сил.

— Еще одно слово, господа, и я убью вас. Сейчас же убирайтесь отсюда!

Клэнси сделал еще шаг в комнату. Потом еще два. — Пожалуй, я рискну, сынок. Двум смертям не бывать, одной — не миновать. Все в руках Божьих. — Клэнси выглядел вполне миролюбиво, размахивая жареной куриной ножкой. — Может, храбрый малый опустит свой меч, мы все хорошенько поужинаем и доживем до завтрашнего утра?

— Не стоит искушать голодного человека, — сказал Клуни и совсем смутил Джека, достав откуда-то из глубин своего костюма яблоко и протягивая его мальчику.

— Уходите! — снова приказал мальчик, хотя аромат жареного цыпленка щекотал ему ноздри, вызывая голодные спазмы. — Вас предупредили, господа. Уходите сейчас же или я проткну вас мечом за ваши странные речи.

— Вы хотите убить нас за наши странные речи? — воскликнул Клуни, прижимая руки к груди. — Ты слышал, Клэнси? Да этот мальчик — критик. Послушай, сынок, — продолжал Клуни, с улыбкой обращаясь к Джеку, — мы не такие уж плохие актеры, ей-богу! Мы хорошо знаем текст, мы всегда вовремя уносим ноги, и мы с большим уважением относимся к Барду. Это я о Шекспире, сынок. Уил Шекспир, слыхал о таком? А мы — Клуни и Клэнси из бродячей труппы актеров, играющих Шекспира. Надо было сразу тебе об этом сказать, не так ли? Клэнси, почему ты не рассказал об этом мальчику?

— Я собирался это сделать, Клуни, — сказал Клэнси, снимая свою дурацкую бархатную шляпу, обнажив довольно лысый череп и длинные, свисающие до плеч седеющие волосы. — Но потом я подумал: мы покажем мальчику, что умеем. Всем известно, что мы умеем великолепно декламировать, но можем жонглировать и много чего еще. Правда, Клуни?

— Верно, Клэнси.

Клуни извлек еще одно яблоко из недр своей бархатной куртки, потом еще одно. Он подбросил их в воздух одно за другим, а затем стал ими жонглировать, да так быстро, что у Джека, наблюдавшего за ним, даже немного закружилась голова. Он не мог понять, как этот человек так ловко управляется с тремя яблоками, если у него только две руки. Были ли тому причиной необычная одежда Клэнси и Клуни, их странные речи, а может, куриная ножка — этого Джек понять не мог, но он наконец расслабился и опустил тяжелый меч. Потом, устало вздохнув, сел на пол. У него было слишком мало сил, чтобы биться или… чтобы пуститься наутек.

— Вы ведь не с ним, да? — тихо спросил он и потер рукой глаза. — Нет, конечно, хотя и кажетесь такими же пьяными, как остальные. — Мальчик вопросительно смотрел на актеров. В его глазах светилась печаль, а нижняя губа дрожала. — Это будет продолжаться еще шесть дней и шесть ночей. Я этого не перенесу. Я так устал.

— Храбрый мальчик. — Клэнси сел возле Джека на корточки, вынул из слабых рук ребенка тяжелый меч и нежно погладил его по голове. Джек вздрогнул. Никто никогда к нему не прикасался, разве что для того, чтобы дернуть за ухо или хлопнуть по спине. Но чтобы гладить по голове… этого он не понимал.

— Клуни, — услышал он, — полагаю, мы вторглись в детскую. Да, сынок? Не хочется в это верить, малыш, но я должен тебя спросить. Неужели ты — Боже, не допусти этого — сын Ужасного Августа?

Ужасный Август. Это имя вызвало подобие улыбки на губах Джека, и он еще больше расслабился. Он кивнул и медленно поднялся на ноги.

— Я — Джек, сэры. Джек Колтрейн. Август Колтрейн — мой отец. Как вы понимаете, я ненавижу его. И очень сильно. Сегодня я не смог пробраться вниз за едой, а слуги все разбежались. Если, сэр, вы спросите меня, не хочу ли я кусочек куриной ножки…

— Ты здесь один? Сколько вас? — спросил Клэнси, протягивая Джеку куриную ножку. — Сколько детей у Августа Колтрейна?

Джек больше не мог сдерживаться. Он схватил куриную ножку и начал быстро ее обгладывать. — Здесь только я. Кроме отца, я здесь единственный Колтрейн.

Джек взглянул на розовощекого Клуни, который так ловко жонглировал яблоками, потом на Клэнси, который дал ему куриную ножку. Он понял, что может довериться этим людям. Да и был ли у него выбор? — Ну и потом, есть еще Мери, — тихо добавил он.

— Мери? Твоя няня? — Клуни посмотрел на открытую дверь за спиной мальчика. — Она там?

— Она не няня, — поправил Джек, направляясь к двери. — Мне не нужна няня, да и Мери — тоже. Нам хорошо вместе. О нас заботятся слуги и мистер Шерлок. Когда они о нас вспоминают. — Он пожал плечами. Взяв в руки свечу, он знаком пригласил мужчин следовать за ним в соседнюю комнату.

Джек остановился посередине скудно обставленного помещения перед колыбелью.

— Это Мери. Мой отец — ее опекун. Так говорит мистер Шерлок, но я считаю ее своей сестрой. Это ведь правильно, что я называю ее сестрой, правда? Она здорова, потому что мне удается пробираться на молочную ферму и доставать ей молока. Она такая хорошая, спокойная, никогда не плачет и не капризничает. Мне не очень нравится менять ей пеленки, но я это делаю. — Он пристально посмотрел на Клэнси и Клуни. — Предупреждаю вас, сэры, я поклялся убить всякого, кто попытается причинить ей боль.

— Ах, Клэнси, ты только посмотри, — сказал Клуни, опускаясь на колени около колыбельки.

Мери не спала, но не плакала, а просто лежала на спинке и гулила. Легкий пушок огненного цвета покрывал ее головку. Большие, ясные, ярко-голубые глаза внимательно смотрели на посетителей.

— Я влюбился в нее, Клэнси, вот-те крест. Она просто ангелочек, — прошептал Клуни и в благоговейном страхе дотронулся пальцем до ее мягкой розовой щечки.

Мери захихикала. Клэнси поцокал пару раз языком и положил руку на худенькое плечо мальчика.

— Ты совсем не спал уже несколько дней, мой храбрый воин, я прав? Да и как бы ты смог заснуть при таком пьяном гвалте. Какой позор, приглашать всякий сброд в дом, где находятся невинные дети! Клуни, у нас появилось настоящее дело. Мы защитим их, этих невинных младенцев с мечами, этих…

— Я не младенец, — горячо возразил Джек, вырываясь из объятий Клэнси.

— И тебе, я полагаю, никогда не позволяли им быть, — мрачно согласился Клэнси. — Садись и ешь. Мы с тобой поговорим, а Клуни приглядит за малышкой.

Глава 3

В ту ночь родилась дружба. Приятели приняли решение остаться в Колтрейн-Хаусе. Днем они прятались вместе с Джеком и Мери, а по ночам весьма неохотно тащились вниз, чтобы обеспечить всех ужином. И каждый вечер осторожно заглядывали в большую гостиную, чтобы посмотреть, что там творится, а потом снова уползали в детскую, не произнеся ни единой строчки Шекспира.

Сегодня должно было состояться их первое представление, хотя ни одному из них не хотелось выступать перед отупевшими от пьянства мужчинами и их грубыми женщинами. Даже сейчас, подчинившись приказу Августа Колтрейна начать с того места, где он закончил в первый день, Клуни не мог выбросить из головы мысли о двух детях наверху и их несчастной судьбе.

Колтрейн-Хаус был полон противоречий. Большим, великолепным поместьем управлял ужасный хозяин. Подлый, бессердечный, грубый. У которого был такой храбрый, такой преданный сын, а под опекой такая милая, красивая девчушка. Два совершенных создания, лишенных какого бы то ни было внимания и заботы.

Возможно, это было к лучшему. Клуни не мог себе представить ничего более страшного, чем если бы Август Колтрейн вздумал продемонстрировать детей своим пьяным гостям. Мери, которой, по словам Джека, было всего шесть месяцев от роду, особенно бы могла пострадать — от пьяных женщин, которые, не ровен час, решили бы поиграть с ней в дочки-матери.

Как человек может так попирать все законы приличия? Привезти в свой дом кучу пьяных друзей и бесстыжих, развратных женщин, которых могли увидеть дети? Позволить такому сброду распоряжаться своим домом? Разорять его?

Как это печально. Сердце Клуни разрывалось при мысли о Джеке, который упрямо охраняет дверь в детскую уже столько дней. Мальчик лишил себя сна, не ел столько времени, боясь оставить девочку одну хотя бы на минуту, пока он спустится на кухню. Клэнси просто расплакался, наблюдая за Джеком в их первую ночь, когда они убедили мальчика поспать, заверив его, что будут охранять Мери вместо него. За все те годы, что они были вместе, Клуни ни разу не видел, чтобы Клэнси уронил хоть слезу.