На короткой волне - Анисимова Александра Ивановна. Страница 23

Идет он бесшумно, будто летит. Переходим через мост и по узким улочкам пробираемся в центр города. Франта легко и уверенно выводит нас к большому дому. Слева от него пустырь, а справа продолжается улица.

— Подождите здесь, — говорит Франта. — Я пойду узнаю.

Мы стоим около высокой бревенчатой стены. За ней слышится стук копыт по перегородкам, храп коней и окрик на немецком языке.

Мы встревожено переглядываемся, но шуткой подбадриваем друг друга.

— Янек, я боюсь, — шепчу я.

— Не бойтесь, панна, я сам боюсь, — улыбаясь отвечает он.

И вдруг мы видим, как с противоположной стороны улицы через мостик почти кубарем катится Франта. Он, задыхаясь, добегает до нас и, успев шепнуть: «Скорей, немцы!», бежит дальше. Мы еле догоняем его и мчимся втроем по голому пустырю к одинокому дереву, метрах в ста от дома. Ох, эти проклятые сто метров! Ноги кажутся необыкновенно тяжелыми, земля особенно вязкой, луна, как нарочно выглянувшая из-за облаков, слишком яркой. И каждую секунду может прогреметь выстрел в спину.

Добежав до дерева, мы шлепаемся на землю около него, тяжело дыша, оглядываемся.

— Понимаете, — рассказывает Франта, — вчера только заходил я к ним — никого не было. А сейчас полна комната солдат! Новая часть пришла… Вот… передали вам. — Он протянул мне небольшой листок бумаги, на котором были записаны номер, численность и род войск прибывшего воинского соединения.

Отдохнув, отправились дальше, и без особых приключений мы пришли к дому Янички. Она выбежала на стук, стройная, худенькая, как девочка. Короткие волосы прихвачены платочком, поверх платья с короткими рукавами надет передник, — видно, только что от плиты. Франта и Янек ушли в бункер, меня Яничка пригласила в комнату. Я прошла вслед за ней. И первым, кого я увидела, был Юзеф. Я поздоровалась с ним так, как будто мы расстались только вчера. Вероятно, его это устраивало, потому что он дружелюбно протянул мне руку. Пока Яничка накрывала на стол, Юзеф приветливо разговаривал со мной. Я сообразила: «Движется фронт, вот чем объясняется его внимание к моей особе».

Яничка достала бутылку вина, малюсенькие, чуть побольше наперстка, стопочки и предложила выпить за скорое освобождение. Ну как тут отказаться? Потом мы пили еще за что-то, потом еще, и вскоре я почувствовала, что начинаю пьянеть.

— Панна Ася, — начал Юзеф, пристально глядя мне в глаза. — Через несколько дней ваши войска будут здесь… Мы ведь жили дружно. Я не обижал вас. Правда, панна Ася?

Я кивнула головой.

— И помогал вам. Помните, как вы первый раз пришли к нам в бункер?.. А потом, когда жили все вместе… Я ведь вас не обижал Правда?

Я опять кивнула головой, не понимая, к чему он клонит.

— Так вот, напишите, пожалуйста, такую бумажку… Ну, просто от себя, что я помогал вам.

Я в недоумении смотрю на него. Юзеф понимает мое молчание как согласие. Он велит Яничке подать бумагу, ручку и, подсовывая их мне, продолжает:

— Пишите: «Я, радистка разведгруппы такого-то штаба Красной Армии, подтверждаю, что Юзеф Гечко действительно в течение шести месяцев…»

— Знаете что, пан Юзеф, писать я ничего не буду. Не имею права. Обратитесь с этой просьбой к майору.

Юзеф явно разочарован.

В комнате, где мы находились, стояла кровать с пышной периной. Яничка предложила мне лечь. И едва я погрузилась в мягкий пух, как тут же уснула. Проснулась по привычке рано.

— Пани Яничка, — спросила я, — где у вас бункер? Где все партизаны живут?

— Тут же, под домом.

— Проводите меня к ним.

— Побудьте здесь еще. Успеете насидеться в бункере.

— Нет, пожалуйста, проводите. Непривычно мне днем в комнате находиться.

— Тогда пойдемте. Только я сначала посмотрю, нет ли кого на улице.

Мы стояли у приоткрытой двери. Я выглядывала, запоминая местность. Справа и слева тянулись длинные ряды домов. Далеко перед домом расстилалась большая равнина, заканчивающаяся лесом. А над лесом и краем равнины сиреневой дымкой уходила в мутное зимнее небо вершина горы.

— Как называется эта гора?

— Чантория, — ответила Яничка.

К дому Янички пристроен деревянный сарай. В углу его за поленницами находился вход в бункер. Пройти к нему из дома можно было и по улице — из двери в дверь, и по чердаку дома. Бункер маленький, тесный, а людей в нем прячется много. Яничка готовила еду партизанам и ловко бегала с кастрюлями по лестницам. Она же сообщала партизанам обо всем, что творилось в городе.

Первое, что бросилось мне в глаза, едва я спустилась в бункер, это большое красное полотнище. Партизаны спарывали с него белый круг с черной свастикой посредине.

— Вот, панна Ася, — сказал Янек, размахивая полотнищем, — видите, мы почти готовы… Эх, сейчас бы отряд кавалерии, да с этим знаменем галопом по городу… Вот была бы картина!..

— Да, — засмеялся Франта, — картина была бы хорошая, но Красная Армия еще далеко. Позавчера только Краков освободили.

Заметив, что я пригорюнилась, Франта подсел ко мне и сказал, что майор должен прийти вечером. Ему уже сообщили, что я здесь. Я благодарно посмотрела на Франту. Как хорошо, что он догадался, о чем я думаю! Мне опять уступили место в уголке, и опять я лежу и наблюдаю за всеми незаметно. Вот сидит, о чем-то задумавшись, Янек — сын Франты. У него высокий чистый лоб, светлые волосы. На руке вытатуирован номер узника Освенцима — память на всю жизнь. Я знаю, ему есть о чем вспомнить… Вот Карел, брат Юзефа, спорит с Михалом, по прозвищу Крук (Ворон). Михалу очень подходит это прозвище — он маленький и черный. А Юрек почему-то не пришел сюда…

Юзеф является в бункер после обеда. Сразу настраивает приемник: слушает Лондон и Нью-Йорк. Слушает и гадает, кто же раньше придет в Устронь: советские войска или союзники? И я понимаю, что союзники были бы ему милее.

Вечером заявляются Василий и Антон. Василий передает мне рацию и говорит:

— Майор не смог сегодня прийти, там сейчас такие дела творятся, в Бренне! Пока ничего не скажу. Подожди день-два, потом узнаешь.

Партизаны помогают мне разбросать по бункеру антенну. Подключаю питание, даю позывные — моргает, сияет индикаторная лампочка… Перехожу на прием. Не знаю, есть ли на свете что-нибудь дороже ответных позывных! «Та-та, ти-та, та-ти-та…» Молчат, замерли вокруг товарищи. Быстро бегает по бумаге карандаш… Радиограмма. Несколько строчек — привет родины. Передаю и я новые сведения:

«Гора Климчук гражданским населением производятся оборонительные работы. Станция Бельско прибыло четыре эшелона с боеприпасами: авиабомбы, снаряды, патроны. Ежедневно подвозят автотранспортом. Три склада имеются около железнодорожной станции. Центр Бельско улица Элизабеты склады с боеприпасами, занята вся улица. В ночь 22 января проследовало четыре эшелона с пехотой, один эшелон с артиллерией 30 платформ по две пушки 75-мм…»

Бункер такой маленький, что ходить по нему совершенно нельзя. По обе стороны от прохода двухэтажные нары длиной в два метра. На каждых нарах могут поместиться три-четыре человека. Яничка регулярно носит нам еду. Я уже знаю, что она живет с матерью и сыном. Мужа убили на фронте.

Несколько дней я живу в напряженном ожидании вечера. Где майор? Что там в Бренне? Придут или не придут сегодня мои товарищи? Прислушиваюсь к каждому стуку. Но они приходят неожиданно, когда, уже устав ждать, я начала читать какую-то книгу, оказавшуюся в бункере.

Хмуро взглянув на Юзефа, майор рассказывает:

— Много солдат дезертировали и пришли к нам в лес. Партизанские группы присоединились. В общем, собралось около двухсот человек. Полицаи отстреливались долго, но в конце концов удрали. Осталось несколько человек убитыми. Мы заняли полицейский участок, вывесили над ним красный флаг, объявили в селе народную власть. Приготовились к встрече Красной Армии… А на третий день разведчики доложили: по шоссе к Бренне движется колонна немецких танков. Мы ушли в лес… Солдат пригнали — забили все село… А фронт остановился. Теперь нового наступления ждать.