Возвращение в Эдем. Книга 1 - Майлз Розалин. Страница 82

Идет ко мне?

Сиреневое вино,

Я готова встретить свою любовь…

Завороженная музыкой, наслаждаясь теплой ванной, Тара впервые в жизни предалась чувственному и прекрасному ритуалу подготовки к любви. Ее тело вожделело Грега Марсдена — ее тело получит его. Но оно должно быть совершенным. Она с любовью намылила тело, расправила руки и ноги, лаская каждый сустав, каждую складку на коже. Тара ухаживала за своим телом с наслаждением и с гордостью, растирая, вытирая, намазывая кремом и лосьонами каждый его дюйм, пока оно не стало мягким, нежным и благоуханным, ее избавление от смерти придало новое значение ее физической сущности и научило ее любить себя и свое тело как одно из наслаждений жизни. Но любовь мужчины — это другое. И она будет готова, готова к любви.

В соседней комнате Грег тоже выполнял свой собственный ритуал. Сначала он приготовил спальню, убрав свидетельства своего присутствия, взбив подушки на кровати. Затем он прошел на кухню, нашел там в холодильнике бутылку шампанского и принес ее вместе с двумя бокалами. Потом он разделся и встал под душ. Он поднял голову и с удовольствием подставил лицо под струю воды, дал воде стекать струйкой по всему телу. Он наслаждался душем, как ребенок, плескался и играл, смывая с себя все напряжение и отдаваясь предвкушению того, что должно было произойти. Отдельные фразы из песни, которую он услышал под дверью Тары, приходили ему в голову. «Сиреневое вино… где моя любовь?» С растущим интересом он намылил руки, грудь, все тело, его желание усиливалось каждую секунду. «Я готов… готов к любви».

Буря над Эдемом достигла наивысшей разрушительной силы, она атаковала поместье с юга, запада и востока. Но для Криса в теплой глубине конюшни весь кошмар этой ужасной ночи был не страшен. Он знал, что это просто шутки громовержца, который путешествует на тучах и поливает сухую землю внизу животворным дождем. Без громовержца не было бы жизни, потому что в его тучах живут также души детей, которые спускаются на землю с каплями дождя, чтобы найти свою земную мать. Присев на корточки в деннике Кинга, Крис начал тихо напевать свои песни как часть ритуала общения со священными силами, ритуала, который он должен выполнить этой ночью, а огромный конь рядом с ним спокойно прислушивался к его напевам.

«Бано нато банжири, кулпернатомо Байаме, я слышу голос предков, я взываю к тебе. Отец Всего, пусть великие духи благословят сегодня женщину в ее ночных трудах. Ты научил нас чуду и красоте женщины и ее силе любви, когда ты создал Куннаварра Черного Лебедя и дал ей спутника, потому что женщина не может без мужчины, а мужчина не может без женщины и без огня жизни, горящего в главном танце, когда мужчина и женщина обнимают друг друга, все живое погибнет, тьма и холод вернутся, чтобы завоевать мир О Жулун-ггул, великий Змей Радуги, когда жизнь только зародилась в песнях и танцах духов наших предков, ты выгнул свое тело вверх к небу и благословил их. Змей Радуги, отец и мать всех живых существ, ты и фаллос, и утроба, и жизнь, которая в них, будь с этой женщиной, и так же, как ты правишь лунами и приливами, пусть твои воды наполнят ее реки и ее реки победно побегут к морю!»

Тара была готова. Только что из ванны, почти переполненная томной любовной музыкой, опьянев от запаха мускуса и роз, которым она ароматизировала свою ванну, она чувствовала, что тело ее переполнилось предвкушением любви. Она достала из ящика белое неглиже, обильно отделанное кружевом на вороте и рукавах, с розовым шелковым поясом, и надела его. В зеркале она увидела женщину с горящими глазами, раскрасневшуюся и безусловно прекрасную. «Я готова», — наконец сказала она себе.

Пройдя через комнату, она вышла на веранду. Оттуда буря предстала перед ней во всем величии, вспышки огня разрывали небо, потоки дождя не могли усмирить их. Ее пульс участился в ответ на дикие ритмы природы, и она рассмеялась вслух от возбуждения. Затем она повернулась и пошла вдоль веранды к комнате Грега.

Завернувшись в мягкое банное полотенце, Грег только что вышел из душа и осматривал комнату, проверяя, все ли в порядке. Когда он увидел через открытые окна фигуру в белом, идущую по веранде, у него перехватило дыхание. Она была настолько красива, что могла служить воплощением идеального представления о женщине. Пока он в трансе смотрел на нее, Тара повернулась и вошла в комнату. Он пошел навстречу ей без слов, взял ее за руку и подвел к креслу. Это простое действие имело для него сексуальный смысл, ее теплые пальцы в его руке наэлектризовали его. Он пошел открыть шампанское, но это ему плохо удавалось, так как он не мог отвести oт нее глаз. Сияющая, благоухающая и свежая, она тоже была заряжена новым тонким эротизмом, которого он не видел в ней раньше. Слегка смутившись, он почувствовал, как его член поднялся под банным полотенцем. «Не спеши, — сказал он себе, — тебе ведь не четырнадцать».

Тара наблюдала, как он открывает шампанское: с нескрываемым восхищением первый раз в жизни она позволила себе удовольствие рассматривать мужское тело. Он был великолепен: от его хорошо посаженной головы до длинных красивых пальцев ног. Плечи его были широки, с хорошо развитыми сильными мышцами, грудь покрыта золотистыми волосами, как золотая крошка на столе у ювелира. У него был ровный втянутый живот, полотенце держалось низко на его узких бедрах, его белизна только подчеркивала загар. Он улыбнулся ее взгляду — ему было приятно, что она смотрит на него, — и, налив шампанского, он поднес ей пенящийся бокал.

— За тебя, — прошептал он, поднимая бокал, — и за твою красоту.

Они молча выпили, снова налили и снова выпили. Грегу было почти достаточно сидеть и смотреть на нее всю ночь, но желание дотронуться до нее было всепоглощающим. Поставив бокал на столик у кровати, он подошел к ней, забрал у нее бокал и нежно взял ее на руки. Потом прижал ее к себе и поцеловал.

Его поцелуй был теплым и мягким, как зрелый плод. Он засунул язык ей в рот, глубже и глубже, она начала отвечать ему. Тара с жадностью приняла его язык, пробуя на вкус, посасывая, она чувствовала, что пьет его. Она легонько покусывала его язык, слегка придержала, потом отпустила; вырвавшись, начала покрывать его губы, подбородок, шею быстрыми горячими поцелуями, пока он снова не приблизился ко рту.

Стоя так, он опустил руки и принялся ласкать ее ягодицы и прижимать ее живот к своему. Она ощутила длину и силу его стоящего члена и почувствовала возбуждение от своей власти над ним. Она легко провела руками по его спине вдоль лопаток, наслаждаясь его гладкой кожей. Отпустив ее, он отошел на шаг назад и посмотрел на ее груди, как бы желая сорвать легкую ткань, скрывавшую их. Подведя к постели, он нежно усадил ее и мягко коснулся грудей, сначала одной, потом другой. Ее соски, розовые и полные, стояли прямо под тонким шелком белья. Он развязал пояс и отодвинул материю, чтобы освободить ее. Никогда прежде Тара не сталкивалась с молитвенным почтением, с каким мужчина относится к телу любимой женщины. Умело и нежно он ласкал ее груди так, что она впервые почувствовала, что они — часть ее. Встав перед ней на колени, он повторял губами очертание ее грудей, попеременно брал каждый сосок в рот и сосал его ритмично. Радость Тары была безмерна. Она испытывала волнение, горевшее в глубине ее существа. Потом, взяв ее груди в обе руки, он прижался лицом к ложбине между ними, электрический ток пробежал сквозь нее при прикосновении его жесткого подбородка к ее шелковистой чувствительной коже.

Затем он толкнул ее в постель и распахнул шелково-кружевное неглиже. Он гладил, ласкал ее живот и бедра, его губы и руки будили в ней ощущения, о которых она никогда раньше даже не подозревала. Ее желание росло, и, взяв его руку, она положила ее на треугольник внизу живота, покрытый шелковистыми коричневыми волосами, влажными от любовной росы. Его длинные пальцы исследовали ее лоно, нащупали заветный нежный бугорок и почувствовали, как он задрожал в ответ на его прикосновения. Он осторожно раздвинул губы и опустился на нее, и вдруг сама не понимая, что с ней и что она делает, она схватила его голову, прижалась к твердому подбородку и достигла оргазма. После она закрыла рукой лицо, как бы желая спрятаться, и прошептала: «Прости».