Тигр в стоге сена - Майнаев Борис Михайлович. Страница 39

ГЛАВА 13

Душанбе плавился от июльского зноя. Даже сидя в «мерседесе», оборудованном кондиционером, полковник Никитин чувствовал, как по его спине бегут ручейки горячего пота. Он любил этот городом, город, в котором много лет назад поцеловал свою первую девушку, где выбрал свой жизненный путь. Куда бы не заносила его судьба разведчика, он, если можно было, то вслух , если нельзя – то в глубине души, всегда повторял: «А вот у нас в Душанбе…»

Сейчас, проезжая мимо городского базара, он вдруг вспомнил, как много лет назад таким же июльским днем пришел сюда со своей молодой женой за покупками. Он принялся выбирать дыни, а жена встала в длинную очередь за газированной водой. Вдруг сзади кто-то вскрикнул. Он оглянулся и увидел, что его жена, закинув голову, медленно падает. К ней кинулся здоровенный мужчина-таджик и успел подхватить ее у самой земли. Никитин забыл о дыне и бросился к жене. От киоска с газводой к ним уже бежала продавщица со стаканом холодной воды. Двое незнакомых мужчин помогли ему донести жену до ворот какого-то склада, в котором было относительно прохладно. Из его глубины выскочила женщина со стулом в руках. Откуда-то появился лед, завернутый в носовой платок.

– Она же русская, – проговорил кто-то из окружавших их людей, – разве ей можно ходить с открытой головой под нашим солнцем?!

– Эй, – отмахнулась от этих слов продавщица газводы, забывшая о своей работе и огромной очереди, часть которой тоже стояла здесь и помогала приводить в чувство жену Никитина, – духтар баче дор.

«Девочка беременна, – перевел про себя с таджикского Никитин и удивился, – какая девочка, но если она говорит о его жене, то почему он не знает об этом? «

Продавшица прикладывала лед к прозрачным вискам его Веры и что-то шептала уже по-русски. Не сразу, но он понял, что она ругает его.

– Разве можно таскать ее по базару? – бормотала женщина. – Все мужчины дураки. Только дурак не заметит, что она носит под сердцем ребенка…

Собравшиеся люди сочувственно вздыхали.

Жена открыла глаза и, виновато улыбнувшись, протянула ему руку.

– Эй, – властно взмахнул снятой с головы фуражкой милицейский сержант, – разойдитесь, дайте человеку воздухом подышать.

Он вытер лоб и принялся махать перед лицом уже пришедшей в себя женщины свой фуражкой.

– Как ты? – Только сейчас, когда посторонние немного разошлись, Никитину удалось склонился к ней.

– Все уже прошло, – она подняла глаза и смутилась от того, что стала центром внимания стольких людей. – Спасибо.

– У тебя будет мальчик, – громко возвестила продавшица газводы, – только они так мучают нас.

Вера смутилась еще сильнее и встала. Люди принялись расходиться, а он, поддерживая жену под руку, заглянул в ее глаза.

– Я сразу сказала бы тебе, – ямочки на ее щеках вызвали в его душе щенячий восторг , – но сама не была в этом уверена. А какие тут прекрасные люди, чуть ли не весь базар кинулся мне помогать!..

Сейчас их Лешке уже шестнадцатый год. Он не только маму, но и его перерос. Да и он за эти годы из молодого учителя стал полковником комитета государственной безопаности и живет в Москве – столице Советского Союза.

Вспомнив о Москве, Никитин помрачнел. Союз разваливался. Лично он считал, что в этом виноват Горбачев и его окружение, начавшие перестройку здания с крыши – идеологии, а не с фундамента – экономики. Никитин, как-то, объясняя сыну суть реформ Ден Сяо Пина, сказал, что Китай выбрал единственный правильный путь возврата к капитализму. Ден решил сначала неспешно восстановить слой мелких собственников – владельцев парикмахерских, магазинчиков, бань, пекарен. Потом создать такую же частнособственническую основу на селе, восстановив класс тех, кого в России называли кулаками. И только потом переходить к приватизации средней и крупной промышленности. Это займет много лет, но даст возможность без крови и революций, без обнищания и трагедии ломки человеческих судеб медленно ввести рынок. Так, по его мнению, и должен работать, переделывая государство, настоящий отец нации, патриот своего отечества.

– Партийные функционеры, – говорил сыну Никитин, – вывернут руки любому реформатору, а если понадобиться, то и начнут гражданскую войну, только бы сохранить свое привилегированное положение. Поэтому им надо дать четко понять, что перестройка будет идти долго, почти не затрагивая их. Если они в это поверят, то и не заметят, как рядом с ними медленно вырос и укрепился слой независимых, привыкших самостоятельно мыслить и работать собственников. Со временем эти хозяева создадут свои партии, пошлют своих сыновей в армию и службу безопасности, тогда и можно будет говорить о создании нормальных рыночных отношений и переделке идеологической надстройки.

– Я не совсем уверен, что нынешний капитализм – это лучшее, что есть на нашей земле, – сказал сыну полковник, – но и из той трясины экономики, куда нас завели наши нерадивые генсеки, похоже, другого выхода нет.

– А вы – армия, – набычился юноша, – вы разве не можете взять власть в свои руки и переделать государство? Ведь чилийский диктатор Пиночет, ты мне сам это говорил, вывел страну в десятку развитых стран мира?

– У нас нет такого лидера, я не говорю, что Россия оскудела умами, но сейчас нет даже второго Андропова, – ответил Никитин, – да и тот не смог бы перестроить государство без крови. И еще не известно, кто в этой бы борьбе победил. Ведь и те, кто был против нас, тоже имеют свою службу безопасности и даже свою армию. Незримая гражданская война идет уже давно, только сейчас, слава богу, в ней гибнут профессионалы, псы войны, а не простой люд, женщины и дети. Я страшусь того, что она может выплеснуться на улицы городов. В этот раз наши «миролюбивые» соседи-демократы раздерут Русь по кускам. Русский народ слишком устал от войн, нищеты и болтавни, чтобы снова погрузиться в очередной кровавый кошмар. Страна и так едва удерживается на пороге гражданской бойни.

Он говорил с сыном достаточно откровенно не от того, что никого не боялся, Никитин знал – Алешка не был болтуном. Бывали случаи, когда сын даже дома предпочитал молчать, нежели бессмысленно сотрясать воздух.

Кроме того, люди Никитина раз в неделю проверяли всю его квартиру и за все эти годы ни разу не находил в ней подслушивающей аппаратуры. Обо всем остальном он бы узнал неприменно, потому что уже лет десять осторожно рассаживал преданных лично ему людей на различные посты не только в своем управлении, но и в любых структурах комитета, где только было можно. Дело в том, что полковник Никитин не был офицером комитета государственной безопасности в обычном понятии этого слова. Он работал в системе добывавшей деньги для КПСС и боровшейся с империализмом другими, не стандартными методами. Вот и сейчас он приехал в столицу Таджикистана не как сотрудник КГБ, а как преподаватель МГУ, участвующий в отборе студентов для факультета ядерной физики. И никто из местного руководства не знал, что он прибыл в Душанбе для проведения секретного совещания.

Разброд и шатание всех государственных структур, порожденные ежедневными нововведениями и хождением вокруг самого себя главного перестройщика – породили неуверенность в завтрашнем дне даже среди элиты Союза и, конечно, не обошли КГБ. Здесь тоже появились люди, решившие, что наступило время передала сложившихся структур, перераспределения власти и источников обогащения. Полковник хотел поговорить с людьми, которых знал много лет, которым верил, прежде чем заняться всей проблемой. Он сам считал положение катастрофическим – ведь то, что привело его в республику, было настоящим бунтом офицеров службы безопасности…

Через Таджикистан люди Чабанова отправляли за кардон туркменский каракуль. Поэтому Леонид Федорович всегда внимательно отслеживал обстановку в Душанбе и нежданно возникшее напряжении в местной службе безопасности озадачило его. Он понимал, что сейчас не то время, чтобы кто-то мог всерьез помешать его бизнесу, но не хотел никаких неожиданностей. С большим трудом из случайно подслушенного телефонного разговора удалось выяснить, что речь идет о приезде какого-то физика из Дубны.