Тигр в стоге сена - Майнаев Борис Михайлович. Страница 65

Он горько усмехнулся над собой и вспомнил как молодым человеком мечтал пройтись по Парижу и посмотреть на бразильский карнавал. Недавно он провел целый месяц во Франции и приобрел виллу на Канарских островах и это были обычная страна и обычный дом, от которых в его душе осталось так же пусто, как и до того, как он все это увидел и купил. И это была не старость. Это было что-то другое… Может быть, бог, а он последнее время все чаще задумывался над сутью религии и ему казалось, что в его сознание приходит вера, давая человеку власть и деньги, взамен отнимает цвет жизни, которым щедро одаривает бедных и простых людей. Сейчас все прелести мира, которым он жил раньше объединились в его душе в одно – борьбу за власть. Только в этой борьбе и смертельном риске, связанном с ней, он находил удовольствие. Как-то раз он даже пожалел, что пристрелил Беспалова. Если бы тот был жив и охотился на Чабанова, жизнь была бы намного интереснее. Ведь в целом свете не осталось человека, который бы так хорошо знал Леонида Федоровича.

Прошло уже несколько лет с того дня, а ему все время кажется, что если бы он в тот злополучный день не дал бы волю своей ярости, то Беспалов повинился бы и вернулся к нем. Тогда было бы еще интереснее. Как это было ни странно, но Чабанов, в долгих ночных раздумьях и спорах с самим собой, понял, что за всю жизнь у него было только два близких ему человека – Аннушка и Беспалов. И обоих он убил своей рукой… Они не приходили к нему во снах, но он постоянно чувствовал их рядом с собой. Иногда ему казалось, что, если бы мог, то он отдал бы за их оживление все свои богатства, всю свою власть.

Тяжелые листья зашумели над его головой. Чабанов поднял глаза и долго смотрел в пыльную зелень. Действительно, в нынешней жизни ему не хватало только этих двоих людей.

– Прошу прощения, – прошелестел рядом с ним голос Приходько, – я не опаздал?

Чабанов опустил голову и понял, что Станислав Николаевич, с которым он собирался тут встретиться, давно стоит рядом и не решается нарушить его раздумья.

– Что же вы, – Леонид Федорович встал и пожал ему руку, – стоите, поди, давно, а одернуть старика не желаете? Присаживайтесь.

Бывший разведчик сел рядом с Чабановым и внимательно посмотрел на него. Леонид Федорович увидел, что в глазах Приходько появилось что-то жесткое, он чуть-чуть сощурился:

– Шутите?

Чабанов некоторое время смотрел на своего помощника, потом положил руку на его острое колено:

– Скажите, вам не жалко Москву? Смотрите во что она превратилась.

Приходько приподнял брови.

– Это проходяще. Город, как человек, переживает переходный период. Только, если мы, старея, не можем вернуть себе молодость и былую силу, то Москва, поверьте мне, скоро сбросит с себя эти рубища умирающего социализма и оденется в самый модный и дорогой наряд. Умрем мы, мостодонты уходящей эпохи, придут новые люди, как уже бывало сотни раз, и наша Москва станет, как всегда прекрасной и молодой царицей городов русских. Я много видел в этом мире и пришел к выводу, что все древние города имеют странную и необъяснимую способность с каждым новым поколением своих жителей молодеть. Может быть, люди отдают им часть своих сил, а, может, природа дарит им весну, помня о вековых страданиях, выпавших на долю этих городов. Париж, Вена, Берлин, Варшава… Вот Нью-Йорк, к примеру, не таков. Он, при всей своей красоте, вызывает у меня чувство чего-то искусственного, парадного, что ли.

Чабанов хмыкнул и снова вспомнил Беспалова. Сейчас рядом с ним сидел умный, образованный человек, с неординарным мышлением, но разговоры с ним походили на медицинскую операцию в стерильном блоке.

«Интересно, что он ответит, если спросить его сейчас, – Леонид Федорович хмыкнул себе под нос, – о том что он станет делать, если сейчас мы бы оказались в дремучем лесу, а я был бы ранен? Костя, не задумываясь ответил бы – взвалил бы на плечи и потащил к людям. А он – наверное бы пристрелил, чтобы не оставлять живого свидетеля и не мучиться, спасая меня?»

Чабанов искоса взглянул на своего собеседника. Тот сидел рядом с ним и спокойно наблюдал за проходящими мимо них людьми. Его лицо было спокойным и приветливым.

«Нет, услышав этот вопрос он, как всякий нормальный человек, решит, что я немного не в себе.»

– Итак, – Леонид Федорович закинул ногу на ногу и повернулся к соседу, – что наши бараны?

– Что-то около десяти процентов оставляют в стране. Похоже, генсек понял, что надо не только готовить тихую заводь далеко от распадающейся родины, но и здесь что-то разместить. Деньги уже вложили в только что организованные банки, предприятия, превратили в золото и драгоценности. В основной массе, это средства, бывшие в поле зрения республиканских ЦК, обкомов, горкомов… Основная же масса того, что можно назвать остатком партийных денег, ускорено перебрасывается за рубеж. С большим трудом нам удалось выснить только несколько имен тех, кто непосредственно занимается размещением сокровищ за границей. Во-первых, – сам Николай Дружина и несколько особо преданных ему людей. К их услугам банки, работавшие с нашими еще с двадцатых-тридцатых годов. Некоторые из них принадлежат, на мой взгляд, так или иначе завербованным людям. Не агентам, в прямом смысле этого слова, а бизнесменам, которые каким-то образом попали в поле зрения наших спецслужб или решили, что тайные операции с большевиками выгоднее, чем обычное предпринимательство. Таким образом, часть средств ложится по старым адресам, часть вкладывается в совершенно новые и, вроде бы, не запачканные сотрудничеством с нами фирмы. Из своего опыта знаю, что документов о переброске, практически, не оставляют. Или их так мало и информация в них такова, что разобраться в ней могут только люди, посвященные в эти секреты. Конечно, их хранят в таких тайниках…

Чабанов задумчиво чертил что-то на земле:

– А люди, тот же Дружина или его ближайшее окружение?

– Туда, где на них лежит компромат, мы проникнуть не смогли. Но мне удалось выяснить, что его просто нет. Он всегда был скромен и честен. Тем и понравился Брежневу и досидел до нынешних времен.

– Жена, дети, родственники, – Чабанов отбросил в сторону веточку и заровнял подошвой свой рисунок, – не может же быть, чтобы люди не имели пороков, пристрастий, любви, наконец. Вы неограничены в средствах – тратьте столько, сколько посчитаете нужным.

Приходько поднял голову и посмотрел Чабанову прямо в глаза.

– Там ничего нет. Все они нормальные люди и с рождения пользовались всеми благами, дававшимися ответственным работникам ЦК КПСС. Среди их семей нет ни наркоманов, ни гомосексуалистов, ни собирателей драгоценностей, ни убийц. Это просто честные люди.

– А деньги? – Леонид Федорович дернул плечом, – им что деньги не нужны?

– Они у них есть. Кроме того, ни сам Дружина, ни его семья не страдают клептоманией и сундуки сокровищами не наполняют.Эти люди родились в сытых семьях, не страшаться остаться голодными и не страдают желанием делать запасы.

– Украдите его детей, внуков, черт побери, есть же чем его взять за горло!

Приходько покачал головой.

– Я обдумал и просчитал все варианты. Во-первых, их хорошо охраняют. Во-вторых, любой неординарный случай засветит посторонний интерес и, а там тоже умные люди, они тут же уберут его с этой должности и сменят номера счетов.

Чабанов встал и прошелся вдоль скамейки. По его лицу бродила легкая улыбка.

– Убирать его нельзя, – негромко проговорил, глядя на Леонида Федоровича, Станислав Николаевич, – у них, неприменно, на этот случай есть запасной вариант, тоже не оставляющим нам ни одной возможности выигрыша.

– Если мы снимем его с работы?

– Он так ценен, что на это никто не пойдет. Сейчас у нас нет времеени для маневра, да и в любом случае мы проигрываем.

– Чушь, – Чабанов чуть не взорвался, – он может получить инфаркт, попасть в аварию, наконец. А вот на его место мы должны посадить нашего человека, кристально чистого и честного, но нашего. Нам нельзя упускать такую возможность. Тем более, что в этом вселенском бардаке, похоже, мы единственная нормальная сила.