Семейный роман - Анисимова Ольга. Страница 35

Алле хотелось поскорее попрощаться с гостями и, прижавшись на заднем сиденье машины к плечу Макса, понестись на всей скорости по темным улицам домой. Ей понравился праздник, устроенный для неё Максом, она была ему очень благодарна, но более всего сейчас ей хотелось остаться с ним наедине, услышать вместо громкой музыки его мягкий спокойный голос, увидеть близко его глаза. Хотя он не отходил от неё весь вечер, ей все равно было его мало в этой суете и шуме.

А гости расходиться не торопились. Но ведь не обязательно всех пережидать и уходить последними. Пусть веселятся, сколько будет сил, а им двоим нужно просто незаметно исчезнуть. Алла посмотрела по сторонам. Макс только что был рядом, держал её за руку, улыбался ей в ответ, но теперь его не видно. Он, конечно, ненадолго её покинул, он сейчас вернётся, он не заставит её долго себя ждать. Но Алла уже успела по нему соскучиться.

— Полина, Полинушка…идём сюда, иди ко мне. Вот так, здесь… и не дрожи, пожалуйста, я просто тебя целую.

Полина чувствовала, как мужские губы ласкали шею, а мужские руки тянули в омут, стискивая грудь. А ещё твёрдое как камень колено, упорно раздвигая бедра, подсаживало на какой-то стол в темном безлюдном закутке ресторана. Сюда почти не долетали звуки музыки, здесь было тихо и поэтому отчётливо было слышно каждое слово, сказанное горячим свистящим шёпотом бесстыдно раздевающего её мужчины.

— Я тебя всего лишь целую… не отталкивай меня, не сопротивляйся, я знаю, что ты этого хочешь!

И она, вместо того, чтобы высвободиться, убежать, вдруг, подавленно всхлипнув, обвила его шею руками и уткнулась разгорячённым лицом ему в грудь.

— Максим… Макс… я разревусь сейчас… я так тебя долго ждала, я так тебя всегда любила, Максим… — Полина нервно коснулась его губ своими и не смогла оторваться.

Она почти плакала, в то время, как его пальцы несуетливо расстёгивали ей блузку. Она не хотела сопротивляться, она не могла сопротивляться.

— Поляша… — она непроизвольно вздрогнула. Так он называл её, тогда, очень давно, когда казалось, любил. Но не любил ведь, не любил! Мучил, обманывал, играл, но не любил. А поцелуи и объятия были такие же требовательные и страстные, шёпот такой же одурманивающе-трепетный, подчиняющий сердце и разум.

Полина чуть отстранилась и перехватив пальцы Макса на бёдрах сжала их своими. В ответ он резким движением притиснул её к себе, а пальцы стали просто каменными. Юбка поползла вверх, Макс вцепился ртом в обнажившийся из-под кружева сосок. Полина качнулась, тело сделалось послушным и гибким. А мысль тянулась вяло, как мягкая жевательная конфета. Да и не мысль это была вовсе, а какая-то сумятица слов, звуков, чувств. Она знала, что неминуемо произойдёт дальше и даже не удивлялась своей готовности подчиниться. Этот мужчина никогда не давал своей жертве времени на раздумье. Ему нужна была молниеносная победа, приправленная вяжущим вкусом покорности жертвы в минуты её падения.

Полина закрыла глаза. Ей не было дела ни до чего, она снова целовала его сухие жесткие губы.

Неожиданно на них наплыл звук из банкетного зала, словно они переместились в пространстве, сблизившись. Потерявшая ориентацию во времени и пространстве Полина Дмитриевна, вдруг в недоумении заглянула Максу через плечо. Она ничего не увидела в темноте закутка, кроме двери, не известно куда ведущей. Её позолоченная ручка слабо отблескивала, отражая свет из зала. Полина сосредоточенно всматривалась в неё и медленно возвращалась на грешную землю.

Через мгновение Полина отшатнулась от Макса, как от прокажённого, но выпутаться из его рук сумела не сразу.

— Куда ты, рыбка моя, ускользаешь? — томно протянул он.

Полина вырвалась и судорожными движениями принялась приводить себя в порядок. Ноги и руки одномоментно задрожали, лицо загорелось, во рту пересохло от ужаса всего произошедшего.

— Ты… Ты… понимаешь, что мы делаем? — задыхаясь прошептала она.

— Что мы делаем? Ничего, — спокойно ответил Макс, — ты хотела заняться со мной любовью, прямо здесь, на помолвке твоей дочери, чтобы таким вот экстравагантным способом помянуть прошлое. Ну что же ты убежала? Духу не хватило?

Полина смотрела на Макса и с трудом вникала в смысл того, о чём он хладнокровно и цинично ей говорит.

— А я думал, что ты отчаянная и ради «спасения» дочки от такого монстра, как я, пойдёшь до конца, — безжалостно продолжал он. — А мне вот стало любопытно — получилось бы у тебя что-нибудь или нет? Я подыграл тебе, но ты вдруг испугалась.

— Что ты говоришь? — со стоном произнесла Полина, — ты ведь знаешь, что всё не так, всё неправда, ты ведь всё прекрасно знаешь… Боже мой, ты на самом деле монстр, Елхов…

— Ах вот как, Полина Дмитриевна… — Макс смерил её мрачным взглядом, ожесточенно переходя на Вы, — вы всерьёз намерены меня убедить в том, что у вас и в мыслях не было опорочить меня в глазах Аллы? А как назвать все эти штучки, на которые вы оказались прямо мастерицей?..

— К-какие штучки? — с трудом выговаривая слова заплетающимся языком, прошептала Полина.

— Эти бесконечные пронзительные и томные взгляды, преисполненные не то любовью, не то ненавистью, обрывистые фразы, произносимые со вселенской грустью и подозрительной доверительностью… а румянец на скулах, а дрожь в пальцах? Вы просто роковая женщина, Полина Дмитриевна! Коварная, хитрая, расчётливая соблазнительница! Вот не предполагал в тебе таких талантов, Поляша. Прояви ты их раньше, неизвестно, как бы тогда сложились наши отношения! Вполне возможно, что и не делся бы я от тебя никуда, на свою погибель. Но к счастью, на моем месте оказался другой. Бедный полковник исстрадался по тебе, иссох, смотреть жалко. Это ж надо — прожить с человеком столько лет, чтобы потом так по нему проехаться! За что ты его, милая?

Голос Макса отдавался зловещим эхом в глухом закутке и каждое слова впивалось в мозг, пронзало до озноба, безжалостно било. Полина сжала пальцами виски и низко опустила голову.

— Ничего не можешь мне возразить? Или просто не желаешь говорить с таким отъявленным негодяем, как я? — Макс усмехнулся, — Да, я — негодяй, но ты прости, дорогая — моя девочка останется со мной, чего бы мне это ни стоило и на какие бы ухищрения не шла её мамочка. Давай, примем это за неопровержимый факт и перестанем ломать по этому поводу копия.

Полина медленно подняла голову. Она почти ничего не видела перед собой из-за слёз, стоявших в глазах. Она хотела что-нибудь ему ответить, возразить, но не могла подобрать слов. Что она могла ему теперь сказать? То что никакая она не роковая обманщица, а всего лишь глупая стареющая тётка, выжившая из ума от своей идиотской любви к мужчине, который всегда был для неё недосягаем? И упрекать его сейчас в бесчувственности — ещё глупее, ещё бессмысленнее. Разве можно винить человека в том, что он не любил её, не любит и никогда не будет любить? Она ведь сама прошла школу этой нелюбви и «на отлично» сдала экзамен! Ей самой теперь в пору уподобиться бывшему мужу и требовать, просить, умолять об ответном чувстве?

Полина проглотила подступившие слёзы, выпрямилась, заставив себя не дрожать. Она с собой почти справилась, только было очень холодно, а сердце немного ныло, вздрагивая не в такт самому себе и кровь ещё бешено стучала в висках.

Ей очень хотелось сейчас оправдаться, сказать, что она вовсе не хотела разлучать Макса с Аллой, что виной всему её безудержное чувство к нему, которому давно пора перегореть и изжить самое себя, но Полина понимала, что оправдание выйдет неуклюжее, натянутое — на что-то ведь она всё же рассчитывала, уединяясь с Максом в темном коридоре, самозабвенно обнимая его и целуя? Она хотела их разлучить, чтобы Макс достался ей! А тот ошибся лишь, приписав её действиям не коварство и расчёт, а заботу о дочке. Полине было очень больно от этого, но задним умом она понимала, что так — даже лучше. Она всего лишь заботливая мать, оберегающая своё дитя от хищника, а не похотливая сука, уводящая от дочери любимого мужчину.