Месть Акулы - Майоров Сергей. Страница 59

— Нет. Имя достаточно редкое, я бы запомнила.

— А Юрик — местный? Наш, городской?

Ирина Константиновна задумалась.

— Не могу сказать точно. Мне вообще казалось, что я ничего этого не знаю, а ты из меня вон сколько подробностей выудил! Боюсь ошибиться, но мне кажется, что он откуда-то приехал.

На площадке перед клиникой стоял «плимут» Градского. Андрей припарковал свою машину рядом, помог матери выйти, взял у неё пакет с постельными принадлежностями, одеждой и фруктами, который она наскоро собрала.

— Ты знакома с «Железным Феликсом»?

Ирина Константиновна внимательно посмотрела на минивен и кивнула:

— Когда Вика ещё жила вместе со мной, он несколько раз подвозил её домой. И в клубе, когда ходила смотреть выступление, я его видела.

— Ты была в «Ливне»?

— Нет, в КВД.

Акулов представил мать в заведении, пропагандирующем нетрадиционные виды отдыха и раскованное застолье. Нет, положительно, он отстал от жизни. Или жизнь повернула куда-то налево?

— Лёгок на помине! — Ирина Константиновна раньше сына заметила Градского, быстрым шагом двигающегося им навстречу по асфальтированной дорожке от крыльца клиники к автостоянке.

— Ага. Помяни черта, он и появится… Как Вика о нём отзывалась?

— Говорила, он талантливый продюсер.

— А как человек?

— Не безгрешен.

— Опять без подробностей?

— Почему ж? Собирается жениться по расчёту. Вроде бы он как-то хвастался, что оторвал богатую невесту и собирается уехать из страны. Её отец — из бывших цеховиков, в советские времена отсидел десять лет. Сейчас — один из самых влиятельных предпринимателей города.

— Алфераки? Никогда не слышал такой фамилии.

— При твоей профессии подобное незнание не делает тебе чести. Он старается держаться в тени, но оперирует колоссальными суммами, которым позавидовало бы большинство публичных богатеев. Его дочь, Нина, одно время подвизалась на эстраде; там-то её Градский и зацепил. Говорят, Старый Афёра категорически возражал против брака, однако Нина настояла на своём. Мать умерла рано, отец в то время сидел. Когда освободился, не мог отказать Нине ни в чём, так что она выросла на редкость капризной и своенравной девушкой. Отец готов на что угодно, лишь бы обеспечить её счастье.

— А профинансировать пластическую операцию он не желает?

— Ты это к чему?

— Я слышал, Нина не слишком красива.

— У них это семейное. Может быть, они даже гордятся такой фамильной чертой. Уродиной её не назовёшь, но в целом лицо подкачало. Особенно нос.

— Не знаешь, она сейчас в городе?

— Сегодня днём улетела в Афины.

— Никогда бы не подумал, что ты отслеживаешь светские новости.

— Иногда это бывает полезно. И не слишком сложно. В нашей редакции есть журналист, который только этим и занимается. Ни одна более-менее открытая тусовка высшего общества не обходится без него, он всегда в курсе, кто с кем спит и сколько выпил. А что касается самого Алфераки — он один из тех, кто стоит за скандалом с Первым кабельным телевидением, о котором я сейчас пишу.

— Хочет прикарманить ПКТ?

— Да, в преддверии выборов ему потребовался популярный телеканал. Как и обычно, своими руками он ничего не делает и своей подписи ни на одном документе не ставит…

Она замолчала — Градский подошёл близко и уже мог расслышать слова.

Остановившись, Феликс Платонович поздоровался. Ирина Константиновна ответила, Андрей промолчал.

— Операция прошла успешно, — сообщил Градский. — Сейчас Виктория спит. Я привёз лекарства — мне сказали, какие надо купить. И договорился, чтобы ей уделяли побольше внимания. Её охраняют два милиционера. Андрей Виталич, наверное, это ваша заслуга?

Акулов не ответил.

— Приношу соболезнования… Надеюсь, всё обойдётся. Говорят, здешние хирурги умеют творить чудеса. Если что-нибудь потребуется, сразу звоните. Сейчас я больше не нужен?

— Нет.

— Поеду домой… Господи, как ужасно всё получилось!

На крыльце клиники Акулов обернулся. Градский, облокотившись на открытую левую дверь минивена, отряхивал брюки.

Ничего сверх того, что рассказал Феликс Платонович, Андрею с матерью узнать не удалось. Виктория находилась в палате реанимации, отходила от наркоза. Врач, которого удалось перехватить в коридоре, уклонился от обстоятельного разговора, но сделал осторожный прогноз: если не случится неожиданных осложнений, через два-три дня её переведут на хирургическое отделение. Не меньше, чем состояние здоровья сестры, Акулова интересовало, когда представится возможность с ней поговорить. Доктор советовал не торопиться и привёл множество доводов в пользу своей рекомендации. В частности, упомянул частичную потерю памяти, которой, вполне вероятно, будет подвержена Виктория первое время после того, как придёт в сознание.

Мать задержалась уточнить ещё какие-то вопросы, Андрей же, получив необходимую для уголовного дела справку с уточнённым диагнозом, прошёл в вестибюль, где видел телефон-автомат. Набирая номер мобильника Волгина, тоскливо подумал, что на одну свою зарплату поднять сестру на ноги он бы не смог. Хватило бы на несколько приличных продуктовых передач или чтобы три-четыре раза закупить лекарства, а дальше — хоть на паперть выходи. Впрочем, один чёрт зарплату задерживают…

— Да!

— Серёга?

— Нет, это не я.

— Закончили?

— Практически да. Ничего интересного не нашли, так что можешь к нам не спешить. Минут через десять мы отсюда снимаемся. Я в отдел заеду, посмотрю, как Ритка с Михаилом закончила.

— Знаешь, мне тут мысль в голову пришла. У Борисова пропали сигареты, у Тростинкиной — ручка. Это не адвокат Мамаев по кабинету прошёлся?

Глава восьмая

С кружкой кофе в руке Акулов встал возле окна кабинета.

— Ты представляешь, сколько наших коллег по всему миру делают сейчас то же самое? — спросил он Волгина, сидевшего за столом; перед ним стояли гранёный стакан в металлическом подстаканнике и маленькая чашечка с холодной кипячёной водой. — В Петербурге и на Сахалине. В полицейских участках Чикаго и Сиднея. В парижском комиссариате на набережной Орфевр. В Колумбии и ЮАР…

— А в Гонконге «китайский городовой» ругает чайник тайваньского производства. Он хочет, но не может присоединиться к всемирной акции полицейских — пожирателей кофе. Наверное, завидует нам. Андрей, во всех этих странах разные часовые пояса. Ты не подумал об этом?

— Я имел в виду десять часов утра по местному времени.

Ежедневное совещание, обычно именуемое сотрудниками «сходка» или «развод», начиналось в 09.30 и проводилось Катышевым либо одним из его заместителей. И Волгин, и Акулов опоздали, хотя каждый намеревался прибыть вовремя. Сергей вульгарно проспал, Андрей, отвыкший от поездок по городу в часы пик, много времени потерял в пробках. Он прибыл в РУВД минутой позже и догнал напарника уже в коридоре третьего этажа, когда Волгин подходил к кабинету ББ. Даже через закрытую дверь был слышен голос начальника, распекавшего подчинённых за нерадивость и лень — так происходило практически каждое, утро, вне зависимости от проколов или успехов, достигнутых накануне.

— Привет! Как сестра?

— Со вчерашнего вечера — ничего нового.

— Мать в порядке?

— Да.

— Не стал я вчера с Мишей о Мамаеве говорить. Когда приехал, Ритка уже все закончила. Адвокат давно смылся…

— Ты его хотел обыскать?

— Дурацкая ситуация.

Они вошли в кабинет. Кое-как примостились на одном жёстком стуле, остававшемся незанятым. На «сходняке» присутствовал почти весь ОУР — около двадцати человек.

Катышев строго посмотрел на опоздавших, однако замечаний делать не стал. Захлопнул лежащий перед ним скоросшиватель с металлическими зажимами, придавил картонную обложку кулаком со сбитыми костяшками и объявил: