Отказной материал - Майоров Сергей. Страница 11

Матери о случившемся сообщили только рано утром, и теперь она, застывшая, как восковая фигура, сидела у двери отделения, куда поместили её дочь. Получив ещё одну справку с диагнозом, оперы разделились. Один направился в РУВД, а другой присел на диванчик недалеко от матери и стал ждать, стараясь не смотреть в её сторону.

Прибывшей в 14-е отделение милиции группе повезло больше. Совместно с участковым и оперативниками из отделения они отправились прочёсывать злополучный парк. Через полтора часа пошёл мелкий дождь. Ещё через некоторое время, то и дело поскальзываясь на мокрой траве и хватаясь замёрзшими пальцами за ветви кустов, едва не уронив фуражку и выматерившись по этому поводу, один из участковых вышел на небольшую полянку метрах в пятистах от главного входа, оглянулся по сторонам и понял: нашли. Трава на поляне была примята, а кое-где и вытоптана, виднелись чёткие следы волочения. Пузырилась под дождём серая вода крошечного озера. На кустах болталась разорванная блузка, в стороне валялись смятые голубые брюки и разорванные колготки.

Вызвали эксперта. В ожидании его приезда перекурили, обсуждая ситуацию и положение Ковалёва, а потом, пока дождь ещё не успел уничтожить все следы, сами ещё раз прочесали поляну и её окрестности. В траве нашли около двух десятков окурков, достаточно новых на вид, размокшую пачку из-под сигарет «Мальборо» и пластмассовую пробку от бутылки шампанского. Около кустов, за которые зацепилась блузка, на земле остался чёткий след автомобильного протектора, а рядом с ним валялись пара окурков и газовая зажигалка в белом пластмассовом корпусе. Немного в стороне, под деревом, лежали шёлковые трусики с порванной резинкой.

Бутылка из-под итальянской «спуманты», о которой упоминала Катя, когда её увозила «скорая помощь», покоилась на дне озера. Там же лежала и её сумочка, в которую Саша, прежде чем выбросить, положил кирпич. Но дно озера никто не проверял.

Прибывший эксперт сфотографировал общую картину места происшествия и упаковал найденные вещи. Поковыряв кучу размокших окурков, он досадливо покачал головой и надолго присел над оттиском протектора. Осмотрев его, он заявил, что для идентификации след не пойдёт, слишком малы фрагменты, да и те, что есть, сильно размыты дождём.

Составив протокол осмотра места происшествия, все двинулись в 14-е отделение. Вечерней смене участковых и оперативников было дано задание произвести обход прилегающей к парку территории и побеседовать с жильцами домов. Существовал какой-то мизерный шанс, что это даст результат.

К восьми часам вечера Катя пришла в себя, и врачи разрешили недолго переговорить с ней.

Лёжа на спине, накрытая до подбородка одеялом, Катя тихим, неживым голосом сообщила, что подать заявление категорически отказывается, претензий ни к кому не имеет и привлекать к ответственности никого не собирается, а единственное её желание заключается в том, чтобы её оставили в покое. Просто оставили в покое. Чтоб никто её не трогал и не приставал с дурацкими вопросами. Она не хочет никого видеть. Нет, она не боится — у неё ведь дядя милиционер, и он сможет защитить её не хуже, чем вся милиция города этой ночью. Да, она понимает, что такое может случиться с любой другой девушкой, но ей-то что, с ней уже случилось. Пусть каждый решает за себя. Она уже решила. Так что не надо больше приходить. И её героический дядя пусть не приходят, его она хочет видеть в самую последнюю очередь.

Вздохнув, опер встал, собрал свои бумаги, посоветовал ещё раз все обдумать и отправился в РУВД писать рапорт о результатах беседы.

* * *

В половине девятого вечера, через десять минут после того, как гориллоподобный молодой человек завёл в квартиру бухгалтера Иванова потрёпанную жизнью большеротую блондинку в облегающем платье, получил от него две банкноты по пятьдесят долларов и ушёл, пообещав вскоре вернуться, в дверь позвонили. Запертый на кухне сенбернар залаял и стал царапать дверь. Сначала Иванов, занятый волнующей процедурой знакомства, вообще не хотел открывать, но звонки продолжались, и он, выругавшись, направился в коридор. Блондинка, ухмыльнувшись, села на диван, вытянула короткие пухлые ноги и стала изучать «стрелку» на колготках.

Посмотрев в «глазок», Иванов увидел мужчину в милицейской форме, немолодого, поседевшего, но с лейтенантскими погонами.

— Кто там?

— Милиция. Участковый инспектор Данилин.

— Зачем? — Иванов заволновался. — Я никакую милицию не вызывал!

— Я сам пришёл, — устало объяснил Данилин. — Мне надо с вами поговорить.

— Не о чём нам с вами разговаривать, я все равно ничего не знаю, — волнуясь ещё больше, выпалил Иванов. — Вы лучше в сороковую квартиру сходите, там Караваевы уже третий день пьют. А если я нужен, так присылайте повестку, тогда приду. А так вы не имеете права!

— Послушайте, вы можете дверь открыть? — Данилин смотрел прямо в «рыбий глаз», дающий полный обзор лестничной площадки, и бухгалтеру казалось, что милиционер каким-то образом видит и его, и сидящую в спальне проститутку из «Жаннет». —Я по всем квартирам хожу. Откройте просто дверь, я внутрь заходить не буду. Мне надо у вас кое-что спросить.

— Спрашивайте так, — предложил Иванов, уже сожалея о том, что вообще оказался в этот вечер дома.

— Понимаете, я не хочу орать на всю лестницу. Много времени наш разговор не займёт. Честное слово. — Данилин снял фуражку и провёл ладонью по лбу. — Не верите мне, так позвоните в 14-е отделение милиции, телефон есть в любом справочнике. Там сидит дежурный, капитан Парфёнов. Он вам подтвердит, что я — это я и действительно пришёл по делу.

Иванов задумался. Настырный мент явно не собирался уходить ни с чем.

— Подождите, я сейчас открою.

Бухгалтер добежал до спальни. Блондинка сидела на диване, курила длинную сигарету и встретила его скучающим взглядом.

— Не выходи никуда и не шуми. Я сейчас приду.

Плотно прикрыв дверь, Иванов метнулся обратно в коридор, отпер два замка, снял цепочку и вышел за порог.

— Покажите ваше удостоверение.

Участковый достал из нагрудного кармана рубашки красную книжечку с гербом на обложке и протянул её Иванову. Глядя на сосредоточенное лицо бухгалтера, Данилин подумал, что тот наверняка не знает, как отличить подлинную «ксиву» от поддельной, и дай он ему «удостоверение рэкетира», которые некоторое время назад продавались во всех ларьках, жилец изучал бы его не менее дотошно и серьёзно.

Когда Иванов перевернул книжечку и стал рассматривать выдавленный на корочках герб СССР, Данилин мысленно посоветовал ему проверить и водяные знаки.

— Слушаю вас, Юрий Михайлович.

Иванов вернул удостоверение.

— Вы в этой квартире постоянно проживаете?

— Да, с женой.

— Вчера вечером из дома никуда не выходили? Может, собаку свою выгуливали?

— Да-а, выходил… А что случилось?

— Во сколько это было?

— Часов в десять, наверное. Точно не помню, я ж на часы-то не смотрел! А что…

— В сторону парка случайно не ходили? Может, обратили внимание на что-нибудь необычное: какие-нибудь машины, или люди интересные, или, может, кричал кто-то? Не помните ничего такого?

Иванов, конечно же, сразу вспомнил заехавший в парк «ниссан». Но говорить об этом почему-то не захотелось. Когда в голове промелькнула увиденная вчера картина, oн вдруг сообразил, что точно такой же, если вообще не этот самый, джип есть у «центровой» группировки, являющейся «крышей» его МП. И кому, как не ему, бухгалтеру знать, каким осторожным надо быть при общении с этими ребятами и во что может вылиться опрометчиво сказанное слово. Им ведь убить — раз плюнуть, и никакой участковый не поможет. Везде найдут и достанут.

— Нет, знаете, ничего такого не припоминаю… Люди как люди. И машины как машины, я на них вообще внимания не обращал. А кричать — так у нас во дворе каждый вечер кричат. А вчера… Нет, вчера спокойно всё было, ещё и погода такая приятная была.

— Значит, ничего? А супруга ваша? Она сейчас дома?