Война 1870 года. Заметки и впечатления русского офицера - Анненков Михаил Николаевич. Страница 12
До какой степени пруссаки умели пользоваться услугами своей кавалерии и закрывал ею от внимания неприятеля все передвижения своих войск, можно видеть из того, что после седанской капитуляции, император Наполеон, разговаривая с графом Бисмарком и прусскими генералами о последних военных событиях, был весьма удивлен, когда узнал, что под Седаном против него дрались не войска принца Фридриха-Карла, а армии наследных принцев прусского и саксонского; между тем как по сведениям, полученным в главной квартире французской армии, наследный принц прусский продолжал свое движение на Париж, а принц Фридрих-Карл принужден был оставить свои позиции под Метцом.
Вот что говорит, по поводу действий прусской кавалерии, автор брошюры, о которой мы уже несколько раз говорили:
«К несчастью, в эту войну, как будто все элементы успеха должны были изменить нам. Кроме того, что соединение армии было приостановлено делом под Шпикереном (сражение, которое пруссаки называют саарбюккенским), — все действия наши были парализованы постоянным неведением, относительно расположения и движения неприятеля. Пруссаки так тщательно скрывали все свои движения под густою завесою кавалерии, которую они развернули по всем направлениям, что не смотря на все наши усилия, мы никогда не узнавали где находятся главные их силы и откуда следует ожидать наиболее значительного действия.
«Ни 14, ли 16 августа (н. с), мы никак не думали иметь перед собою всю прусскую армию, а в сражении при Гравелоте никто не сомневался, что на другой день легко будет достигнуть Вердена; в Париже точно также не имели никаких сведений о движениях пруссаков.»
Трудно, кажется, сделать более полное сознание об уменье и искусстве неприятеля распоряжаться своею кавалериею.
С своей стороны мы считаем не лишним заметить, что пресловутая прусская кавалерия, приобревшая, в настоящую войну, под названием улан (Uhlanen), столь громкую известность, не составляет, так сказать — природной кавалерии, как например, наши казаки или французские спаги, с раннего детства свыкшиеся с лошадью. Кавалерия эта набирается обыкновенным рекрутским порядком; причем даже и сорт лошадей этой конницы, по нашему мнению, ниже посредственного, — хотя, в тоже время, все кавалерийские части, которые нам случалось встречать, были в весьма удовлетворительном состоянии.
Что касается французской кавалерии, то некоторые ее части гораздо более соответствуют требованиям аванпостной службы, как, например, конно-егерские полки, имеющие африканских степных коней, весьма легких и в высшей степени выносливых.
Французские кавалерийские офицеры, с которыми нам приходилось говорить об отличительных качествах французской кавалерии, следующим образом объясняли причины внезапного нападения на корпуса Фальи и Фроссара: — в Алжире, во время походов, вся аванпостная служба возлагается на спагов — иррегулярную конницу, выставляемую мирными арабскими племенами, так что французская кавалерия совершенно не приучена к аванпостной и разъездной службе. Между тем спаги, — люди незаменимые в африканских степях, обладающие удивительною способностью ориентироваться в самой глухой, пустынной и степной местности, и по самым ничтожным признакам, точно чутьем, угадывающие о близости неприятеля, — почти терялись во Франции, среди многочисленных городов, деревень, ферм, садов и полей и в особенности при совершенном незнании языка.
В прусской армии, напротив, вся кавалерия, за исключением кирасиров, безразлично употреблялась для аванпостной службы и название уланов (Uhland) присвоенное французами всем прусским кавалерийским разъездам, произошло, по всей вероятности, оттого, что первые разъезды и аванпосты пруссаков, по переходе ими французской границы, были посланы и выставлены случайно от уланских полков.
Обращаясь, затем, к замечаниям о действии кавалерии в бою, следует сказать, что в настоящую кампанию, блистательным образом, опровергнуто мнение тех людей, которые полагали, что преобразования в вооружении пехоты и вновь введенные системы в артиллерии отняли у кавалерии все прежнее ее значение и не позволят уже ей более появляться на полях битв.
Решительные атаки прусской гвардейской драгунской бригады и дивизии Рейнгабена под Марс-ла-Туром, 16 августа, — напоминают самые блестящие подвиги Зейдлица и Цитена; а атаки четырех французских полков, под Вертом, сделанные Мак-Магоном, для задержания наступления неприятеля, — по общим отзывам, как французов, так и пруссаков, напоминают лучшие времена закованных в железо латников, которых Мюрат, Лассаль, Латур-Мобур и Бессьер водили к победам на полях почти всей Европы{.
Действительно, потери в атакующих частях были громадны: от гвардейской драгунской бригады осталась горсть всадников; почти все офицеры были перебиты или переранены; но зато и результаты достигнутые повторительными атаками этих храбрых полков, были немаловажны. Нет никакого сомнения, что отчасти вследствие этих атак французская армия не прошла на Верден, а была принуждена последовательно, вводить в дело свои войска одни за другими, и наконец — принять бой под фортами Метца. Точно также и под Вертом: французские кирасиры, своею блистательною атакою дали возможность отступить, хотя в некотором порядке, части разбитой пехоты. Действительно, они были почти совершенно уничтожены. Но без гибели их, остатки корпуса Мак-Магона, может быть, никогда не дошли бы до Шалона.
Как приведенные два примера, так и подобные им, из настоящей войны, доказывают, что за кавалериею остается та же почетная роль, какую она играла и во всех предшествовавших войнах, в продолжение нескольких столетий. Губительное действие новых скорострельных ружей и усовершенствованной артиллерии, причиняет ныне кавалерии большия потери; но атаки ее не только что доходят до неприятельских линий, но, повторенные несколько раз, — прорывают их, чему были неоднократные примеры в настоящую поучительную кампанию. [33] Все дело заключается в том только, чтобы суметь выбрать соответствующий момент атаки и тогда потери, понесенные кавалериею, далеко вознаградятся результатами боя.
Говоря о кавалерии вообще, нельзя не упомянуть о том, что в прусской армии обращается особенное внимание на то, чтобы адъютанты сидели на отличных лошадях и, притом, были бы хорошими ездоками. Само собою разумеется, что кроме этих двух условий, от офицеров, назначаемых адъютантами, требуется также уменье вполне толково передавать полученные ими приказания и сообщать сведения.
По нашему мнению, требования эти весьма рациональны и полное удовлетворение им, со стороны офицеров, избираемых адъютантами, положительно необходимо.
При значительных пространствах, на которых ныне даются сражения, и при тех массах войск, какие сосредоточиваются на поле битвы, для решительной встречи с неприятелем, — лица передающие приказания должны сидеть на хороших и сильных лошадях, иначе до отдельных частей, в особенности действующих на отдаленных флангах, приказания эти никогда не будут доходить своевременно.
О совершенной точности, с какою должны быть передаваемы приказания или представляемы донесения и сведения, — нечего уже и говорить; самое незначащее, повидимому, изменение в приказании, иногда пропуск одного слова, — могут повести не только к неудаче битвы, но и к полному поражению.
IX. Общий очерк способа действий противников
Помните, что весь успех на войне составляют: глазомер, быстрота, натиск.
В главе о подготовлении театра военных действий мы старались показать как глубоко был задуман и всесторонне изучен пруссаками общий план кампании. Все было подготовлено ими, рассчитано, обдумано заранее; но вместе с тем, нельзя сказать, чтобы и внезапные обстоятельства, совершенно неимевшиеся в виду при составлении этого плана, — заставали их врасплох.
Один из любимейших рассказов, в прусской армии, — это рассказ о том, при каких обстоятельствах совершилось движение на север (к Седану), двух армий: наследных принцев — прусского и саксонского.
33
Ниже, в главе IX, будет упомянуто о замечательных атаках французских кирасиров под Седаном.