Горный ангел - Макаллистер Патриция. Страница 9

Сосновые иголки хрустели под его мокасинами, издавая острый пряный запах. Холт склонился над упавшей женщиной. Глаза Эйнджел были закрыты, и если бы не слезы, катившиеся по грязным щекам, Холт решил бы, что она успокоилась навсегда.

Он осторожно приподнял и ощупал ее правую ногу. Эйнджел вскрикнула от острой боли.

– Слава Богу! – облегченно вздохнул Холт. – Ну ты и дура! – вдруг взорвался он, увидев в кровь израненные ступни через огромные дыры в подошвах ее ботинок.

Эйнджел лежала на подтаявшем раннем снегу между двумя огромными валунами. Очевидно, она ударилась об один из них, и теперь ее лицо было запачкано кровью. Явно оглушенная падением, она только тихо застонала, когда Холт просунул под нее руку и поднял, прижав к груди.

Эйнджел почувствовала запах замши. Что-то щекотало ее щеки. Перья? Она чуть приоткрыла глаза и увидела, что прядь его шелковистых черных волос касалась ее лица. Значит, Холт все же вернулся за ней. Ей стало легче на душе, но она тут же вскрикнула от боли.

– Перестань воевать со мной, – повелительно сказал Холт.

Он донес ее до лошади, осторожно подсадил в седло и сам ловко устроился позади нее. Прижав Эйнджел к себе, он одной рукой обнял ее покрепче, чтобы она не упала с лошади, а другой взял поводья. Повинуясь хозяину, лошадь тронулась мягкой рысью.

Голова Эйнджел покачивалась из стороны в сторону на его груди. Она время от времени открывала глаза и поворачивалась, чтобы посмотреть на Холта. Вместо одного лица теперь у него их было целых три, но он все равно был красив. Эйнджел бессмысленно хихикнула, и все три Холта хмуро посмотрели на нее.

– Глупая женщина! – сказал он.

Это были не самые романтические слова, которые она когда-либо слышала от мужчин в свой адрес, но для начала это было совсем неплохо. Внезапно изнутри подступила тошнота, и она поспешно закрыла глаза.

– Только не на меня, – сказал Холт и наклонил ее голову в сторону, чтобы ее как следует прочистило.

Эйнджел не помнила, что было потом. Когда она наконец пришла в себя, то увидела, что лежит совершенно голая на узкой кровати, до самого подбородка укутанная подозрительно пахнувшими лоскутными одеялами. Она попыталась поднять гудевшую голову, но тут же застонала от боли, пронзившей ее. Дощатый потолок над ней стал вращаться. Проглотив комок в горле, она закрыла глаза, борясь с приступами тошноты.

– Здорово же ты упала, – сказал кто-то.

Она снова открыла глаза и не сразу узнала Холта. В этот раз у него было только одно лицо, но очень сердитое. Склонившись над ней, он положил ей на лоб что-то влажное и прохладное.

– Я недооценил тебя, Эйнджел Макклауд. Уж чего-чего, а гордости в тебе хватит на десяток ирландцев. И при этом ни единой капли здравого ума!

– Что случилось? – хрипло спросила она.

– Я услышал твой крик и поехал назад. Оказалось, что ты чуть не свалилась с горы. Очевидно, ты в своих бальных туфельках поскользнулась и со всего маху грохнулась на камень.

– Теперь я припоминаю. – Она слабо покачала головой. – Я пыталась забраться на большой валун.

– Забраться на... Какого черта?

– Там было так красиво, – совсем тихо проговорила она. Слабость в ее голосе насторожила Холта, и какое-то время он молча вглядывался в ее голубые глаза. – Облака рассеялись, и выглянуло солнце. Внизу я увидела долину. Ничего более прекрасного я еще в жизни не видела. И мне захотелось получше все рассмотреть...

– И едва не поплатилась за это жизнью, – сурово прервал ее Холт, отходя к окну. Только теперь она заметила, что на нем не было рубашки. В лучах солнечного света, проникавшими сквозь окно, его смуглая кожа отливала бронзой. Замшевые штаны плотно обтягивали мускулистые бедра, не доходя до талии. Внезапно она почувствовала чудный запах готовившейся пищи и глубоко втянула в себя воздух.

– Где это я, – спросила она, пытаясь приподняться на локтях. Неожиданно одеяла, которыми она была укрыта, сползли вниз, и Эйнджел поспешно легла снова, натягивая их на себя чуть ли не до подбородка.

– Боже... где моя одежда?

– Сохнет. – Холт ткнул пальцем в сторону. Ее одежда, развешанная на деревянных крючках, приделанных к стене хижины, была в таком же плачевном состоянии, что и сама хозяйка. Холт подошел к плите, на которой шипел, закипая, черный котелок, и помешал его содержимое. – Ты вся насквозь промокла и дрожала. Мне вовсе не хотелось, чтобы ты простудилась.

Холт осторожно попробовал горячие бобы, а Эйнджел еще выше натянула одеяла, оставив незакрытыми лишь широко распахнутые глаза. Значит, это Холт раз дел ее догола? Так он видел все ее женские прелести? Эйнджел представила себе, как это все происходило, и щеки вспыхнули ярким румянцем. Муж он ей или нет, все равно было неприятно даже думать о том, как его серые холодные глаза лениво разглядывали ее тело.

– И ты... смотрел? – прошептала она.

– Угу, – невнятно, но утвердительно промычал Холт, прожевывая бобы и недоуменно глядя на Эйнджел.

– Так да или нет? – не хотела понимать она. – От тебя просто можно сойти с ума!

– Ты ведешь себя как старая дева. – Он положил ложку обратно в котелок. – Что из того, смотрел я или нет? Ты же сама мне заявила, что мы с тобой муж и жена.

Эйнджел нахмурилась.

– Мне не нравится, что ты притащил меня в этот... этот хлев и раздел меня без моего согласия!

– Этот хлев, женщина, отныне и есть твой дом, – язвительно отозвался Холт. Его стальной взгляд приковал ее к постели. – Это хижина, которую построил Артур вместе с твоим отцом, чтобы жить в ней во время работ на прииске. Сдается мне, что она совсем не так уж плоха, особенно теперь, когда твое маленькое измученное тело...

– Хорошо! – оборвала его Эйнджел. – Считай, что я беру свои слова обратно.

– Что же касается того, что мне пришлось раздеть тебя, так это было совершенно необходимо, чтобы обсушить и согреть тебя. К тому же это облегчило перевязку твоих нежных ножек.

Удивленная Эйнджел приподняла край одеяла и увидела забинтованные ноги. Ступни еще болели, но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что была раньше.

– Спасибо, – неохотно пробормотала она.

Холт промолчал в ответ и с кошачьей грацией направился к двери. Когда он вышел из хижины и Эйнджел увидела через крошечное двойное окно, что он уда лился на порядочное расстояние, она привстала в постели и, скинув одеяла, осмотрела свои раны. Ее ноги были сплошь покрыты синяками и ссадинами, все тело ныло от ушибов и переутомления. Похоже, она чудом не сломала себе шею! Стараясь удержаться от падения, Эйнджел в кровь стерла ладони, и теперь они нещадно горели. Внимательно разглядывая их, Эйнджел заметила следы зеленоватой мази, втертой в кожу. Она подозрительно обнюхала свои ладони. Да! Это от них так ужасно пахло, а не от одеял! Больше всего на свете ей захотелось как следует вымыться с головы до ног.

Шатаясь, она поднялась с постели. Ступни ног были так туго забинтованы, что она никак не могла удержать равновесие. Сделав всего один шаг к одежде, она почувствовала, как колени подогнулись. Холт вошел в хижину как раз в тот момент, когда она уже почти упала на горячую плиту.

– Осторожно! – Холт схватил ее за талию, инстинктивно прижимая к себе, чтобы она не обожглась, но Эйнджел, как дикая кошка, стала вырываться из его объятий, до смерти напуганная прикосновением мужских рук к нагому телу. Золотистые волосы рас сыпались по плечам.

Пытаясь усмирить Эйнджел, Холт даже не смотрел на божественную красоту тела, оказавшегося в его руках, но его огрубелые ладони ощущали шелковистость ее нежной кожи. Он вспомнил, как давно у него не было женщины, и дрожь пробежала по всему телу...

– Эйнджел, – проговорил он хриплым голо сом, – сейчас же ложись в постель.

– Почему? – сопротивлялась она. – Я хочу одеться!

– Если ты сейчас же не ляжешь, то я...

– То ты что? – сердито спросила Эйнджел. – Что ты еще можешь сделать, чтобы унизить и оскорбить меня больше, чем ты это уже сделал?