Отдушина - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 5
Каждый день, когда гость уходил на речку, Тамара Михайловна прибиралась на мансарде, хотя прибирать было особо и нечего, кроме как смахнуть пыль и подмести пол. Дмитрий Павлович любил порядок. Вещи аккуратно складывал в шкаф, и даже листы с напечатанным текстом, уходя, каждый раз убирал в чемодан, а не раскидывал по мансарде. Машинку тоже закрывал чехлом, чтобы лишний раз не пылилась.
Как-то раз с приехавшими на каникулы городскими мальчишками он отправился на рыбалку. Но вернулся с пустым ведром. Оказалось, всю добычу выпустил обратно в реку. Добрейший человек.
О своей личной жизни Дмитрий Павлович по-прежнему молчал, хотя Тамара Михайловна несколько раз пыталась вывести его на разговор. Ее любопытство вполне понятно, ей хотелось видеть в госте не просто постояльца. И соответственно, наоборот, она хотела быть в его глазах не просто хозяйкой, сдающей жилплощадь. Теперь каждое утро, прежде чем выйти во двор, она по полчаса проводила у зеркала, ежедневно меняла одежду, несмотря на небогатый выбор гардероба. И пыталась угадать, как к ней относится Дмитрий Павлович?
Угадать было довольно сложно. Он, разумеется, оказывал ей знаки внимания и говорил комплименты. Но кто знает, в силу чего? В силу интеллигентности и широкого характера или…?
Конечно, перемены в облике Тамары Михайловны заметили и деревенские. Тут же зачесались народные языки, поползли слухи, что хозяйка положила глаз на постояльца и желает его окрутить. Эти слухи взбудоражили спокойную деревенскую жизнь и наполнили ее смыслом. Теперь есть пища для разговоров. На целый год. Хозяйка на намеки односельчан не обижалась, пускай думают, что хотят.
Однажды, недели через две после приезда Дмитрия Павловича, к ней заглянула Аннушка – сорокалетняя балаболка, жившая на противоположном конце деревни. Зашла, якобы за лавровым листом, но осталась посплетничать. Доктор в это время сидел на мансарде и барабанил на машинке, Тамара Михайловна чистила печь. Аннушка шепотом принялась подталкивать подругу к откровенному разговору.
– А ко мне тут твой дачник заходил.
– Зачем?
– Ну, не знаю. Водички попросил попить. Мол, идет из лесу, устал… Я его в избу пригласила. Поболтали. Культурный мужчина. Не то, что наши – кроме мата и «дай выпить» ничего не услышишь. Обещал еще зайти…
– Зачем? – вновь переспросила насторожившаяся Тамара Михайловна.
– Да так, навестить… А ты никак ревнуешь? У тебя с ним отношения что ли?
Так ты скажи, не стесняйся.
– Какая разница? – с раздражением отмахнулась хозяйка, – человек отдыхать приехал, вот и все отношения.
– Ой, Том… Да я же все вижу, – перекосилась в улыбке толстая разведчица, – а ты-то как ему?
Тамара Михайловна хотела было осадить Аннушку без намеков, но внезапно за стенкой раздался какой-то загробный каркающий смех, перешедший в протяжный демонический стон. Если б здесь был доктор Ватсон, он подметил бы, что так кричит выпь на болотах. Или воет собака Баскервиллей.
Женщины переглянулись.
– Чего это? – испуганно прошептала Аннушка и перекрестилась.
– Дмитрий Павлович, – так же шепотом ответила Тамара Михайловна, – может, ему плохо?
Она вытерла руки о передник и бросилась на мансарду. Аннушка осталась в комнате.
Доктор сидел над машинкой, как ни в чем не бывало и, улыбаясь, читал написанный им текст.
– Дмитрий Павлович, что-то случилось?
– Нет, нет, все в порядке.
– Вы сейчас…, – Тамара Михайловна подобрала нужное слово, – так смеялись.
Страшно…
– Серьезно? – сложил брови домиком гость, – я даже и внимания не обратил. А что, действительно, страшно?
– Я думала, вам плохо…
– Извините, ради Бога, Тамара Михайловна. У меня это случается иногда.
Слишком плотно вхожу в шкуру своего героя. Эмоции захлестывают. Не обращайте внимания… Главное, из образа обратно выйти.
Дмитрий Павлович вновь вытянул губы в своей уютной улыбке.
– Может, водички хотите? – предложила хозяйка.
– Нет, благодарю… Я постараюсь вас больше не пугать.
Он снова склонился над машинкой. Тамара Михайловна вернулась в комнату.
– Ну, что там?
– Это он книжку свою пишет. Говорит, в образ вошел, – успокоила хозяйка гостью… Мол, бывает у него такое.
– Да? – недоверчиво посмотрела на подругу Аннушка, – а сам с собой он не разговаривает, случайно?
– Не замечала.
Аннушка поднялась и поплотнее прикрыла дверь.
– А, по-моему, он странный какой-то. Я тебе не хотела говорить, но уж раз такое дело…
Соседка осторожно покосилась на стену мансарды и едва слышно рассказала.
– Третьего дня мой Рыжик домой не вернулся. Обычно к вечеру он к своему блюдцу с молоком как штык, хоть часы сверяй… Я затревожилась. Слышала, у нас волки объявились. Котов таскают гулящих. Я до часа ночи ждала, потом не выдержала, решила ко Мсте сходить, покликать. Он, бывает, на берегу кротов ловит. Взяла фонарь, пошла. Кличу, кличу, нет Рыжика. А луна яркая, небо чистое, все и без фонаря видно. Подхожу к обрыву, знаешь, который напротив старой конюшни, и вижу твоего постояльца! Я хотела, было, поздороваться, и тут замечаю, он как-то руками странно водит. Словно колдует! Вот так.
Аннушка, выпучив глаза и раскорячив пальцы, разогнала воздух круговыми движениями.
– Да тебе не померещилось ли? – изумилась Тамара Михайловна.
– Я его, как тебя сейчас вижу! Стоит, на луну таращится, руками крутит и какую-то абракадабру шепчет! Я тихонько на дорожку, и бегом домой… Рыжик, кстати, до сих пор не вернулся.
– При чем здесь твой Рыжик и Дмитрий Павлович?
– А при том… Не он ли его?
– Что?
– Съел!
– Тьфу ты, типун тебе на язык… Мелешь всякую чепуху!
Тамара Михайловна вновь принялась за печь.
– Ты погоди, – не успокаивалась Аннушка, – у нас в деревне бобыль жил.
Сейчас то уж помер. Мне хоть и было семь годков, но я все помню. Вот он запирался в доме и так же, как твой дачник каркал и выл. Сама слышала. И глаза у него тоже зеленые были. А по ночам в лес уходил. В сторону болот. Так вот мать говорила, что он самый настоящий ведьмак. С пропавшей купеческой дочкой дружбу водил. Его вся деревня боялась… И кошки пропадали!
– К чему это ты клонишь?
– А не ведьмак ли твой Дмитрий Павлович?
– Перестань пугать, – отмахнулась хозяйка, – он приличный человек, культурный. Врач, в конце концов.
– А что, культурный и приличный человек не может быть ведьмаком? Это он на людях приличный. А в душу не заглянешь. Обратно, какой нормальный человек просто так, за даром, пишет книжки? Вдруг это заговоры тайные?
– Да какой еще ведьмак? Он же добрый. Мне помогает, людей бесплатно лечит. А книжки для него отдушина.
– Еще неизвестно, что там за отдушина. Ты его всего две недели знаешь. А целиком хороших людей не бывает. Если в чем-то он добрый, значит, в другом – злой. Это я тебе точно говорю. И сердцем чую, не чистое здесь дело. Не чистое.
Аннушка еще раз осенила себя крестным знамением. Тамара Михайловна растерянно посмотрела на соседку.
Тишину вновь нарушил знакомый уже смех. Правда, теперь он был каким-то лающим.
– Да разве может так смеяться нормальный человек? То вороной каркает, то собакой лает.
Аннушка на всякий случай отошла от стены, за которой находилась мансарда.
Суеверная Тамара Михайловна заметно побледнела.
– Точно тебе говорю – ведьмак он. А то и оборотень. Вот уедет, а потом изба сгорит, тьфу– тьфу, – постучала по столу Аннушка, – или, не дай Бог, коза сдохнет. Или картошка погниет. Бабка Настасья, покойница, говорила, что аккурат в первом високосном году нового века появиться в наших местах оборотень. А бабке Настасье верить можно, она сколько гадала – никогда не ошибалась.
– Что ж мне теперь его из дома выгнать? А вдруг, глупости все это? И Рыжик твой еще вернется.
– Проверить можно, глупости или нет. Мне мать верный способ рассказывала, как ведьмака выявить. Возьми клочок козьей шерсти и подложи ему под матрас. А утром проверь, на месте ли? Если не будет – значит, ведьмак, к гадалке не ходи! Учуял!