Повесть о Старом Поселке - Маканин Владимир Семенович. Страница 20

— Ну, а откуда же?.. Конечно, из Москвы. Ты что, батя, спал?

— Это хорошо.

— Что хорошо? — раздражается Ключарев.

— Приехал, это хорошо. И давно ты там, сынок?

— Батя, дай-ка мне маму.

Берет трубку мать, и теперь все проще и быстрее.

— Я-то что просила, сделал, сынок?

— Еще нет. Я только с поезда... Ты подскажи мне. Я помню и, ясное дело, найду. Но все-таки подскажи.

— От третьего барака тропкой кверху, — быстро заговорила, заторопилась она.

— Это я помню.

— И дубок помнишь?.. Ну, ты его сразу найдешь. Там дядька Ваня лежит. От него ровно десять шагов до Юрочки.

— Так...

— А мерить эти десять шагов — прямо, как будто вдоль реки идти.

— Так...

— И еще тебе, сынок, примета. Если с Юрочкиной могилки смотреть, дуб тот стоит разворотом... Ну, как будто он раскрылся — веток с твоей стороны совсем мало.

Вновь берет трубку отец. Он уже не сонный, и они спокойно говорят — отец жалуется на здоровье.

Ключарев платит за дополнительные минуты разговора. В вокзальном буфетике он пьет кофе — руки непривычно свободны, ни чемодана, ни портфеля, легко и освобожденно. Он еще выкуривает сигарету у вокзального входа — скромный ритуал, теперь можно идти.

Как скоро здесь темнеет!

Он переходит реку и уже с моста — ни огонька — чувствует настораживающую пустоту. Ноги ведут дальше сами собой, и все оказывается так просто, что проще и не бывает. Старый Поселок мертв. Пуст. Ни бараков, ни котельной, а дорожки превратились в тропки.

Он не заметил, как сошел с тропы, — как скоро темнеет, — он идет по грудь в бурьяне, долго идет и выходит к остаткам двух бараков. Бараки, как искрошившиеся и сработавшиеся зубы, — остатки стен, развалины. Или совсем ничего. Остатки остатков... А это кто? Ключарев замечает в полутьме какого-то старика: тот собирает возле развалин доски, сидя на корточках.

— Нет, — хрипло отвечает ему старик, даже головы не повернув. — Никто не живет.

— Переехали?

— Ага. Переехали. Или поумирали.

Ключарев растерянно усмехается, в мыслях непонимание и несоответствие минуте — вот ведь приехал. В горле что-то схватило и держит. Ком в горле. И Ключарев говорит с ненужным, нервным смешком:

— А хоть кладбище за горкой осталось?

— Кладбище осталось. Куда оно денется.

— Всякое бывает...

— Осталось, осталось! — угрюмо подтверждает старик, показывая, что уже поговорили, хватит.

Ключарев шагает, так себе, без направления — и все улыбается застывшей улыбкой. Как-нибудь и боль будет, и печаль тоже, а сейчас нет — пустота.

Вот его, Ключарева, барак. Предположительно, конечно. Тут уже вовсе развалины: тропка, бурьян и темные поросшие камни. А глянуть назад, перед глазами в обратном порядке — камни, бурьян и еле видная тропа. Ключарев бродит и каждую минуту ловит себя на том, что никак не может совместиться с этим вымершим местом.