Другое утро - Макарова Людмила. Страница 7

– Про мальчишку и девчонку. Мальчишку зовут Толька-снайпер. Потому что он всех обходит в компьютерных играх. А девчонка чуть помладше. Дочь маминой подруги. Они попали внутрь, в программу. И оказались между человеком-охотником и его жертвой – монстром.

Еле выжили, пока не поняли, что ни тот, ни другой ни добр и ни зол, ни силен и ни слаб. Что они – просто придуманная кем-то программа. И самое трудное – перестать бояться, а попробовать понять логику того человека, который эту программу придумал. Во всех этих приключениях девчонка, казалось бы, только мешает – она ничего не понимает в компьютерных играх, потому что играет не в них, а на фортепиано, не умеет так быстро бегать и так здорово прятаться, как мальчишка. То, что она без него пропала бы, – само собой разумеется, но на самом деле и он бы без нее пропал. Ведь это для того, чтобы спасти ее, для того, чтобы не выглядеть перед ней размазней, он сумел не сдрейфить и вовремя включить не только ноги, но и мозги. В результате мальчик понимает, как важно для мужчины, чтобы рядом была женщина, а девочка – как нелегко приходится мужчине и как трудно научиться ему верить и его любить.

Аксенов молчал. Ира стала оправдываться за свой рассказ:

– Неоригинально и нравоучительно, да? Но я ведь вам смысл рассказала, а сказка – другое дело, она же в действии. Там никаких нравоучений нет. Дети нравоучений не любят, они любят, чтоб интересно было, это я точно знаю, недаром столько лет детскую страничку в журнале веду.

– Да что вы! Не смейте оправдываться. Это очень хорошо. Просто здорово! И ни капли не важно, оригинально или нет. Каждый ведь живет своей жизнью. Когда, например, рождается ребенок и человек счастлив в совсем неоригинальной ситуации, в которой так же счастливы миллионы людей, ему от этого хуже? В книге, как в музыке, главное – чтоб проняло. Я вообще не уверен, что действительно важные вещи бывают оригинальными.

Они смотрели на заметно бледнеющее небо и прорисовывающиеся границы зала, думая каждый о своем.

– Странно, – первой нарушила тишину Ира.

– Что странно? – моментально откликнулся он.

– А мне говорили, что вы терпеть не можете пустых разговоров.

– Правильно говорили. Я терпеть не могу пустых разговоров, – согласился он. А потом добавил:

– У вас все получится. Не сомневайтесь, ведь вы делаете очень нужное дело.

Она ему поверила. И тоже сказала:

– И у вас все получится. Вы сумеете. Потому что делаете очень нужное дело. Не только для себя. Хотя нет, вы это для себя. Просто каждому для себя разное нужно. Одним – особняки, другим – чистая совесть.

Сказала и смутилась – вряд ли такой человек нуждался в ее поддержке.

Глава 3

По пути из аэропорта домой Ира заглянула к Ленке.

В ответ на ее звонок за дверью послышался скоростной топот, словно слон сдавал кросс.

– Ой, теть Ир! Здорово, что ты пришла! – обрадовался неожиданному спасению распахнувший дверь Валерка.

Ну конечно, Ленка проводит воспитательную работу.

Выскочила из кухни, красная как рак. Мальчишка мгновенно сменил позу – поникла голова, опустились плечи, даже только что торчавшие во все стороны рыжие вихры покорно распрямились. Эту впечатляющую картину пробуждения сыновней совести портило только выражение Валеркиных глаз. Насколько они были небесно-голубыми, настолько же выражали тонкую хитрость и непоколебимое упрямство.

Ира млела от одного Валеркиного присутствия и заранее считала любые Ленкины придирки к сыну несправедливыми и ущемляющими человеческое достоинство.

Кроме тоски по умершей дочке и почти родственной близости к подруге, это весьма субъективное пристрастие объяснялось еще и тем, что Валерка уродился точной копией отца. А с этим самым отцом, то есть со своим одноклассником и соседом по бабушкиной коммуналке Вовкой Вороненком, у Иры в детстве много было исхожено заветных троп, исследовано окрестных подвалов и чердаков и отсижено утренних сеансов в ближайшем кинотеатрике.

Их с Вовкой отношения сложились еще с тех глубоко дошкольных времен, когда предметная деятельность интересует куда больше сексуальной. Эту первозданную простоту отношений она чувствовала даже сейчас, когда изредка встречалась с Вовкой – раздавшимся вширь, важным и, будто наперекор детской подвижности, обстоятельным мужчиной. Ире, не имевшей не только родного, но даже двоюродного брата, приятно было знать, что есть на свете хоть один мужик, с которым можно общаться просто так, не пряча за пазухой женский инстинкт и не рискуя нарваться на мужской. Какой тут, к черту, инстинкт, если в три года они вместе писали в кустах, в десять – гоняли в «казаки-разбойники», а в шестнадцать – готовились к выпускным. Все проведенные за одной партой десять лет Ира тянула Вовку по гуманитарным, а Вовка ее – по точным. Вернее, они даже не тянули друг дружку, а поступали проще. Ира писала по два сочинения, а Вовка по две контрольных. Странно, что учителя прекрасно это знали, но никому и в голову не пришло их рассадить, так все привыкли к их симбиозу, замечания делали привычно:

«Камышева – Вороненок, имейте совесть!»

Ленка, конечно, обижается, что после развода с «этим Вороненком», как она его теперь величает, Ира не проявила должной солидарности и не приняла безоговорочно ее сторону, захлопнув раз и навсегда перед его носом дверь, как это сделала сама Ленка. Глядя на подругу, Ире часто приходит в голову, что здорово повезло тем, у кого первая юношеская страсть закончилась полным крахом неразделенное™. Ну, положим, Ленка не особенно подвержена любовным страстям, зато для Вовки это была действительно первая и действительно страсть. Кому, как не Ире, это знать. Ведь Ленка и Вовка познакомились на первом курсе первого сентября не где-нибудь, а у нее дома. Ира, единственная в группе, была обладательницей отдельной квартиры. Понятно, что с первого дня учебы ее квартира стала местом сборищ. Вовка и так проводил у Иры куда больше времени, чем дома, а после встречи с Ленкой и вовсе переселился. Вовке тогда пришлось ох как туго. Почти год его крутило, ломало и било башкой о стенки, пока наконец перед армией Ленка не согласилась выйти за него замуж. Тогда как раз только-только ввели странный порядок забирать мальчишек в армию после первого курса.

Что заставило Ленку, недосягаемую, невероятную Ленку, выйти за рыжего Вороненка аккурат за две недели до призыва, одному Богу известно. Но уж точно не жалость.

Вовка, конечно, от страха, что за два армейских года Ленку он наверняка потеряет, почернел, насколько это возможно при его конопатости. Только Ленку такие вещи мало трогали. Она, в то время восходящая звезда знаменитого студенческого театра, страдальцам вроде Вовки даже учет не вела.

Может быть. Вороненок был настойчивее других? А может, из-за Иры оказался ближе других? В общем, Ленкино замужество так и осталось тайной за семью печатями.

Но Ире никогда не забыть, как Вовка влетел к ней в два часа ночи с громадной охапкой тюльпанов (клумбу, что ли, оборвал?), схватил ее, полусонную, в ночной рубашке, и как сумасшедший закружил по комнате. На лету Ира задевала ногами вазончики и конспекты и спросонья никак не могла уразуметь, почему клумба и стискивание до синяков предназначаются ей. Понятно, она ему как сестра, но ведь женится он все-таки на Ленке. Только потом, на свадьбе, до нее дошло. В Ленкину сторону Вовка и дышать-то боялся, сидел как истукан с негнущимися руками и ногами. То бледный, то красный, то бледный, то красный. Даже удивительно, что за две недели до его ухода в армию Ленка сумела забеременеть вот этим самым рыжим существом под именем Валерка.

Имя ему Ира придумала. Вовка служил черт-те в какой дали, его в отпуск не пустили, только письма каждый день строчил. И Ира, как его полномочный представитель, забирала Ленку с сыном из роддома. Ленке тогда пришлось хорошенько хлебнуть, потому что добрейшая (кто бы мог подумать!) тетя Нина, Вовкина мамаша, Ленку к себе не прописала и жить не пустила, несмотря на рождение внука. Это в универе Ленка была звездой, а тетя Нина Ленку воспринимала как наглую смоленскую девчонку, позарившуюся на московскую прописку. И то, что эта девчонка глядит как рублем одаривает, вину невестки только усугубляло. Приговор «эта ведьма его охмурила» тетя Нина вынесла один раз и навсегда.