Тайные общества и секты: культовые убийцы, масоны, религиозные союзы и ордена, сатанисты и фанатики - Макарова Наталья Ивановна. Страница 17
Первые Великие ложи возникли в Англии в более мирную эпоху, когда огромное большинство людей высшего и среднего класса не помышляло уже ни о чем, кроме отдыха от бесконечных смут и борьбы предшествующих десятилетий. С водворением новой династии жизнь страны входила в мирное русло: все нужное для ее спокойствия казалось достигнутым. От былого увлечения политикой осталась лишь простая склонность к общественности, привычка находиться среди людей. Развилась страсть к разного рода кружкам и клубам.
Одной из таких великосветских и просто светских организаций явился, по-видимому, и орден свободных каменщиков.
Остатки «почетного франк-масонского общества» в начале XVIII столетия сохранились еще и в Лондоне, и в других английских городах. Ореол старины, окружавший их, и легендарная история масонства привлекли к ним внимание, соблазнили на попытку использовать их для организации интересного клуба.
Андерсен, автор «Новой Книги масонских конституций» во втором издании ее, вышедшем в 1738 году, следующим образом рассказывает об основании «Великой Лондонской Ложи»: «После торжественного въезда в Лондон короля Георга 1 и усмирения в 1716 году восстания (восстание 1715 года, произведенное „якобитами“, или сторонниками династии Стюартов (от имени Якова II и его сына Якова III) несколько Лондонских лож решили сплотиться вокруг одного Великого Мастера (Гроссмейстера), как центра единения и гармонии. Это были – ложа „Гуся и Противня“, ложа „Короны“, ложа „Яблони“ и ложа „Виноградной Кисти“ (название таверн, в которых они собирались)… Было решено устраивать ежегодные собрания всех четырех лож и каждые три месяца – собрания Великой Ложи, т.е. всех должностных лиц каждой ложи во главе с великим мастером и великими надзирателями…»
«В ожидании чести увидеть во главе всего общества представителя благородного сословия» Гроссмейстера выбрали пока из своей среды. «В день Св. Иоанна Крестителя» ( в 1717 году) в таверне «Гуся и Противня» состоялся первый общий банкет франк-масонов: «Старший мастер, занимавший председательское кресло, предложил собранию лист кандидатов и большинством голосов были выбраны – дворянин Антон Сойзр великим мастером, а капитан Джордж Элиот и столяр Яков Ламболь – великими надзирателями…»
Раньше других обратили внимание на вновь ожившую масонскую организацию члены Королевского Общества, вероятно заинтересовавшиеся ею и с археологической, и с социальной точки зрения. Первым из них примкнул к масонству доктор прав и придворный принца Уэльского – Теофиль Дезагюльэ, в 1719 году, выбранный третьим по счету Гроссмейстером Великой Ложи, в 1721 году его примеру последовал доктор Стэкли, – соблазненный, по его собственному признанию, надеждой открыть в масонстве пережитки античных мистерий, – а вскоре после него еще один член Королевского Общества, скрывавшийся под псевдонимом Филалет.
«Филалет известен как автор предисловия к вышедшему в 1722 году английскому переводу одного алхимичного трактата (О долговечных людях), предисловия очень характерного как для тогдашнего масонства, так и для успевших создаться вокруг него толков. В масонах видели уже носителей великих тайн – новый вид „розенкрейцерских братьев“, а с другой стороны подозревали атеистов и политически опасных людей. Несмотря на некоторый шум, успевший уже создаться вокруг масонства, в момент вступления в него Стэкли оно представляло собой еще очень скромную величину – было численно невелико и не привлекало новых членов: по словам Стэкли в его дневнике, прием его в Лондонскую ложу было первым за несколько лет случаем принятия в масонство нового члена, и для выполнения вступительных обрядов в Лондоне не сразу нашлось даже нужное количество посвященных.
Печать обходила масонство полным молчанием. Но именно в это время уже намечалась перемена: в масонство начали вступать представители знати и весь социальный состав его постоянно менялся. Дезагюльэ и его преемник и предшественник Пэн были последними нетитулованными гроссмейстерами Великой Ложи: за ними следовали уже герцог Монтагю, герцог Уартон, граф Долькес и другие герцоги, графы и лорды, непрерывно следующие друг за другом вплоть до наших дней. После 1723 года и в составе «великих надзирателей» не встречается уже лиц, не носящих по крайней мере звания сквайра (сельского дворянина).
В декабре 1721 года в газетах распространялся слух о предстоящем принятии в масонство наследника престола (принца Уэльского). Известия о масонах вообще все чаще заполняли теперь страницы Лондонских газет: то такой герцог вступил в масонскую ложу и «возвращался с собрания в белом кожаном фартуке», то масоны праздновали в такой-то день закладку новой церкви и «щедро угощали рабочих». Масонство решительно входило в моду. По выражению упомянутой выше книги Андерсена (1723 г.) «свободорожденные британские нации, вкушая после внешних и внутренних войн сладкие плоды мира и свободы, проявили счастливую склонность к масонству во всех видах, и запустевшие было Лондонские ложи наполнились новой жизнью».
Одним из проявлений этой «новой жизни» было издание кодекса масонских уставов, обычаев и традиций – так называемой «Новой Книги Конституций». Она была составлена в 1721 году пресвитерианским пастором и доктором богословия Андерсеном и посвящалась первому титулованному гроссмейстеру франк-масонов герцогу Монтагю. В 1723 году с одобрения Великой Ложи ее издали как официальное «руководство для Лондонских лож и братьев, живущих в Лондоне и его окрестностях».
Самой важной и интересной частью Книги является глава об «Обязанностях франк-масона», отразившая в себе современную культурную и политическую физиономию английского масонства. «Масон по самому положению своему, – гласит первый № „Обязанностей“, – подчиняется законам морали, и не может стать ни бессмысленным атеистом, ни лишенным нравственности нечестивцем. В старые времена масоны поневоле держались в каждой стране ее местной религии, какова бы она ни была, но в наше время человек свободно выбирает себе веру, и лишь одна религия действительно обязательна для всех, это – та всеобщая, всех людей объединяющая религия, которая состоит в обязанности каждого из нас быть добрым и верным долгу, быть человеком чести и совести, каким бы именем ни называлось наше вероисповедание и какие бы религиозные догматы ни отличали нас от других людей. Верность этим началам превратит масонство в объединяющий центр, поможет ему связать узами искренней дружбы людей доселе бывших друг другу чужими».
Тем же настроением проникнуты и параграфы о гражданских обязанностях масонства: «Масон является мирным подданным гражданской власти, где бы ни приходилось ему жить и работать. Он не примет участия ни в каких замыслах против мира и блага народа» (№ 2). В ложах запрещались всякие религиозные, национальные и политические споры: «как масоны мы принадлежим лишь к упомянутой выше всеобщей религии и, заключая в своей среде людей всех языков, племен и наречий, объявляем себя врагами всякой политической распри (№ 6). Под „всеми племенами“ тут разумелись, как полагает Бегеман, нации британской империи: никакого иного смысла это выражение в то время иметь, конечно, не могло…
В июне 1722 года к государственному секретарю лорду Таунсгснду явилась депутация лондонских масонов, чтобы уведомить его о предстоящем годичном собрании Великой Ложи и по этому поводу лишний раз засвидетельствовать перед правительством свою безусловную лояльность и преданность престолу. «Его Сиятельство, – рассказывала об этом событии газета (London Journal, 16 июня 1722 года), – отнесся к депутации благосклонно и заявил, что франк-масоны могут спокойно продолжать свою деятельность, пока в ней нет ничего более опасного, чем старые масонские тайны, носящие, очевидно, самый невинный характер».
Единственной отраслью деятельности масонства, носившей общественный характер, была благотворительность, завещанная новому масонству еще старыми ремесленными гильдиями, в действительность которых всегда входила забота о нуждающихся в поддержке «братьях».