Когда сияние нисходит - Макбейн Лори. Страница 90

— О чем ты?

— Сейчас ты говоришь, как прежний Гай, который ничуть не заботился о чувствах других. Помню, как ты гордился количеством разбитых сердец!

— Прежний Гай, — повторил он мягко, с любопытством, словно говоря о совершенно незнакомом человеке. — Прежний Гай Треверс, хотя временами и был человеком не слишком приятным, о чем я глубоко сожалею, все же имел не менее чем три преимущества над нынешним. У него было зрение. У него были деньги, как наследственные, так и те, что он мог заработать адвокатской практикой, и уже хотя бы поэтому мог вести достаточно роскошный образ жизни. И у него был дом. Очень ценный дом. Дом, в котором он родился. Именно в Треверс-Хилл я надеялся когда-нибудь привести невесту и растить там будущих детей. У меня больше не осталось ничего, дорогая, так что и будущего тоже нет. Или ты забыла?

— Гай…

— Нет, это чистая правда. Очевидно, кое в чем я более зрячий, чем ты. Я живу здесь, в Ройял-Риверз, из милости, и только потому, что прихожусь тебе братом. Ты теперь Брейдон, а не Треверс и, следовательно, член семейства. Я же по-прежнему Треверс, хотя и не имею ничего. И могу навсегда остаться инвалидом. Но даже если снова обрету возможность видеть, что смогу предложить женщине, особенно Лис Хелен? Мои перспективы достаточно ограниченны. Мы потеряли все. И даже если Адам заплатил налоги на Треверс-Хилл, что будет в следующем году? Где я возьму денег, если нечего продать, а поля либо не засеяны, либо сожжены? Разве я смогу обеспечить Лис Хелен тот образ жизни, к которому она привыкла? Раньше я смело попросил бы ее стать моей женой, но не сейчас. И не стану ставить никого в неловкое положение, заговаривая о чем-то подобном. Думаю, вряд ли Натаниел Брейдон будет доволен таким предложением. Вероятно, посчитает меня охотником за приданым и вышвырнет из дома, не успею глазом моргнуть.

— А если зрение не восстановится? — спросила Ли, желая заставить его увидеть истину. — Не можешь же ты отрицать, что подумываешь…

— О женитьбе? — докончил Гай, не в силах скрыть горечи.

— Да! Ты молодой человек, у тебя вся жизнь впереди. Хочешь провести ее в одиночестве?

— О, Ли, конечно, нет. Пусть я и потерял зрение, но остался мужчиной. И у меня, как у всякого мужчины, есть потребности. Лис Хелен — женщина, с мягким душистым телом и шелковистыми волосами. Конечно, я желал ее, но это не значит, что в голову приходили мысли о женитьбе. Я не сделаю предложения ни ей и никакой другой женщине, — твердо заключил он, и упрямо выдвинутый подбородок напомнил Ли отца в те минуты, когда тот принимал какое-то твердое решение.

— Гордость Треверсов, — вздохнула она.

— Последнее, что у меня осталось, не так ли? — чуть улыбнулся он.

— Да, и ты еще пожалеешь об этом.

— Да ну? А как насчет твоей гордости Треверсов? — парировал он.

— Кажется, ты сам заявил, что я теперь Брейдон, — легко включилась в давнюю перепалку Ли.

— Только по имени, дорогая, но гордость Треверсов всегда при тебе останется. Она у нас в крови. Но что будет, когда вернется твой муж? Для тебя возврата нет, Ли, надеюсь, ты это понимаешь?

— А может, я не желаю возвращаться!

— В Виргинию? Или снова становиться Ли Треверс?

— Возможно, и то и другое, — призналась Ли, вставая и подходя к окну, откуда открывался вид на горы.

— Тебе здесь нравится, верно? — неожиданно спросил он без всякого удивления.

— Да, хотя сама не знаю почему. Я любила Виргинию и тоскую по Треверс-Хиллу, причем иногда так сильно, что сердце ноет. И все же вряд ли я сумею вернуться обратно. Просто не смогу снова смотреть на разруху и гибель, зная, что всех, кого я так любила, больше нет. И в то же время нельзя сказать, что я несчастлива здесь. И совсем не чувствую, что нахожусь в изгнании. Собственно говоря, я еще в жизни не ощущала себя… ах, не знаю, — пробормотала Ли, пожав плечами.

— Зато знаю я. Ты ощущаешь себя свободной. Именно ты всегда была мятежной душой. И никогда не походила на Алтею, которой для полного счастья было достаточно сидеть на веранде, вышивать или рисовать, навещать друзей, сплетничать, обмениваться рецептами или фасонами платьев и от нечего делать болтать о литературе и политике. Правда, Алтея достаточно умна, пусть и притворяется, что все ее интересы заключаются в доме и семье. Не думаю, чтобы она когда-нибудь испытывала душевную неудовлетворенность. А малышка Люси… хотя она больше походила на тебя и то и дело умудрялась попадать в беду, просто резвилась, как длинноногий жеребенок, и всегда брала с тебя пример. Находила величайшее удовлетворение во всем, что бы ни делала и где бы ни находилась. Она была бы счастлива повсюду. Всегда полна жизни и энергии. Но никогда не искала чего-то другого. Но ты, Ли… ты всегда казалась неудовлетворенной. Я не говорю, что ты была несчастна. Просто тебе чего-то не хватало. Иногда я сомневаюсь, нашла бы ты свое счастье с Мэтью. Да, ты стала бы хозяйкой собственного дома в Чарлстоне, имела бы все что пожелаешь, включая любящего мужа, а потом и детей, но всегда гонялась бы за чем-то неуловимым. Не представляю тебя разливающей чай и сплетничающей с избалованными, холеными дамами или стоящей неподвижно на примерке, пока модистка втыкает булавки в один из бесчисленных нарядов, которые Мэтью покупал бы тебе. Да в Треверс-Хилле ты не вылезала из старенького муслинового платьишка! Никогда еще не видел женщину, столь равнодушную к модам, и все же ты всегда так чудесно выглядела. Сама сказала, что мне нравилось разбивать сердца. А вот ты обожала шокировать людей. Помню, как матушка надеялась, что в пансионе тебя превратят в истинную леди, и все твердила, что это единственный твой шанс сделать блестящую партию. Но, получая отчеты от директрисы, впадала в истерику и принималась обмахиваться веером, а потом звала Джоли и удалялась в спальню с очередной мигренью. Отец грозил вызвать на дуэль директрису за то, что расстраивает жену, что-то бормотал насчет нервных француженок и всегда находил для тебя оправдания. Он так тобой гордился. Любил твой неукротимый характер, считая его совершенно таким, как у его жеребят. Но сомневаюсь, чтобы Мэтью при всей своей привязанности к тебе понял бы твою нелюбовь к правилам этикета и приличиям. И ты нисколько не изменилась. Я слышал, что ты скачешь верхом по-мужски, носишь широкие шаровары, от которых мисс Симону и мисс Клариссу чуть удар не хватил!

— Вижу, ты уже успел потолковать с Джоли, — задумчиво протянула Ли, все еще пораженная речью брата. Она и не знала, что он настолько проницателен! Значит, ошибалась в Гае, считая, что тот не замечает ничего, кроме собственных развлечений.

— Джоли толковала, а я слушал. Больше мне ничего не остается делать.

Ли с трудом раздвинула губы в улыбке.

— Иногда я чувствовала себя кем-то вроде кобылы на пастбище. Всегда за оградой, и нечего делать, кроме как щипать сладкую травку в ожидании, когда ко мне подведут жеребца. Иного выбора не было, и я поступила бы, как от меня ожидали. Но мне так хотелось отпустить на волю этих жирных ленивых кобыл! Правда, это было бы несправедливо, поскольку иного образа жизни они не знали да и этот казался неплохим. Их хорошо кормили, выгуливали, ухаживали. Только вот свободы у них не было. Именно ее мне недоставало. Нет, я любила свою жизнь, она была чудесной. Я вышла бы за Мэтью и была бы с ним счастлива. И пообещала себе, что моя новая семья будет такой же прекрасной и дружной, как прежняя. Ах, то были изумительные дни! Я дала слово, что стану настоящей светской дамой и буду строго следовать законам общества. В детстве я часто забиралась на самую высокую яблоню и смотрела в сторону Шенандоа. Горы казались такими синими, окутанными дымкой тумана, который ранним утром спускался в долины, и я все время гадала, что лежит за ними. Что со мной такого неладного, Гай?

— Ничего, — едва слышно прошептал он, потрясенный душевными страданиями сестры.

— Не знаю, сколько раз здесь, в Ройял-Риверз, я стояла у окна, наблюдая, как над снежными пиками нависают грозовые облака. И я могу скакать по склонам холмов, забираться в дремучие леса, скакать часами, не встретив ни единой души. А в Виргинии я вечно сталкивалась с соседями и знала, что, прежде чем успею добраться до дома, они уже побегут к маме и расскажут, что ее дочь скакала верхом без седла или босиком бродила в ручье. Здесь мне позволено делать все, что я хочу. Ты, возможно, не поймешь меня, потому что мужчинам даны все привилегии. Но для женщин все иначе, и общество строго регламентирует все мои действия. Я должна ездить только в дамском седле, хотя это небезопасно, особенно в такой местности, как эта. Но я слишком ценю жизнь, чтобы следовать старомодным обычаям и погибнуть из-за чьей-то глупости. Здесь правила диктуют не они, а умение выживать. И после первого потрясения даже мисс Симона и мисс Кларисса признали, что жизнь здесь совершенно иная, даже для женщины. И все же я никогда не совершила поступка, которого могла бы стыдиться. И не запятнала ни имени Треверсов, ни имени Брейдонов. И если я женщина, это не означает, что у меня нет ни гордости, ни здравого смысла.