Парус любви - Макбейн Лори. Страница 92

Хаустон Кёрби громко фыркнул, дабы капитан не сомневался в том, что он действительно убежден в своей правоте.

– Я думаю, что девушка очень скоро докажет вам, что заблуждаетесь именно вы.

– Не хочешь ли ты заключить со мной пари по этому поводу? Нет? Я так и полагал, – рассмеялся Данте. – Но пожалуй, это будет несправедливо, если я получу и девушку, и твои деньги. Поживем – увидим, не так ли, Кёрби?

– Да, капитан, поживем – увидим, – пробормотал коротышка-стюард. – Если у нас будет время, – добавил он про себя, оглядываясь на корму: не преследует ли их кто-нибудь? Затем он повернулся на запад, сощуренными глазами наблюдая, как скатывается солнце к черте горизонта, и стал размышлять о том, что ждет впереди «Морского дракона» и есть ли основания беспокоиться за будущее. Возможно, они с капитаном так никогда и не увидят, как первые лучи утренней зари заглядывают в амбразуры серых каменных башен Мердрако...

Пока что паруса «Морского дракона» вздувал попутный ветер, но Кёрби хорошо знал, что их плавание вряд ли будет проходить так же гладко, когда корабль повернет свой бушприт на норд-вест. Погода, как судьба, переменчива, ровный попутный ветер в любой миг может смениться шквалом, за одним парусом на горизонте вполне может появиться второй, третий, и тогда Данте Лейтон и экипаж «Морского дракона» окажутся перед грозным вызовом.

Ри Клэр Доминик, однако, ничего не знала о спорах по поводу ее будущего. Не ощущала она и тех тревог, которые терзали Хаустона Кёрби, когда глядела на пестро-цветное небо на западе. В этот момент ее мысли были заняты узлами грубых веревок, которые она мужественно, но безуспешно пыталась распутать.

– Сдаюсь, – наконец вымолвила она с улыбкой, предназначенной всем окружавшим ее мужчинам. – Я всегда гордилась, что могу сделать прямой шов, но оказывается, этого недостаточно.

– Это дело требует практики, – великодушно оправдал ее Мак-Доналд. – Главное – стараться, а уж там что получится.

– Мистеру Мак-Доналду понадобилась чуть ли не четверть столетия, чтобы научиться вязать некоторые морские узлы, а чтобы научиться развязывать их, Лонгакру понадобилось вдвое больше времени, – хохотнул Ссймус Фицсиммонс.

– Смейся, смейся, но, будь со мной здесь мои старые приятели, мы бы научили кое-кого из ирландцев, как вязать узлы. Было бы забавно видеть, как сам Сеймус Фицсиммонс ковыляет по шканцам со своими длинными ногами, завязанными тройным узлом, – ответил Лонгакр, открыв в улыбке свой щербатый рот. Только Ри Клэр, помня предостережение Данте Лейтона, что ей следует опасаться бывшего пирата, смеялась не так весело, как все остальные.

Заметив, что она с некоторой тревогой смотрит на поседевшего шлюпочного, Аластер взял на себя смелость успокоительно похлопать ее по руке. Этот, казалось бы, невинный жест отнюдь не казался таким человеку, который наблюдал за ними с верхней палубы.

– Не тревожьтесь, леди Ри. Эти два завзятых спорщика – хорошие приятели. Они просто любят шутить друг с другом, – объяснил Аластер, снисходительно поглядывая на шутников, продолжавших подкалывать один другого.

– Он и правда был пиратом? – тихо спросила Ри.

– Это было давным-давно, лаять он по-прежнему лает, а вот кусать ему трудно, – с усмешкой сказал Аластер, намекая на отсутствие у Лонгакра двух передних зубов.

– Да, но он рассказывает такие интересные истории, леди Ри! – воскликнул юный Конни Брейди. – Чего только он не повидал на своем веку! Он был в Чарлз-Тауне, когда вздернули Стида Боинста.

– Должно быть, ему было всего два годика в то время, – не поверил Аластер.

– У мистера Лонгакра прекрасная память, сэр, – поспешил Конни на защиту своего героя, ибо верил каждому слову исправившегося пирата.

– Ты еще скажешь, что он служил на борту шлюпа «Приключение», которым командовал Черная Борода, – сказал Аластер, подмигивая Ри Клэр, которая с широко открытыми глазами слушала юнгу.

– О нет, сэр. Если бы это было так, он вряд ли остался бы в живых, но он видел отрубленную голову Черной Бороды, висящую на бушприте «Жемчужины», принадлежащей флоту его величества. Говорят, он все еще продолжал смеяться, а его черная борода извергала огонь. Он походил на безумного адского пса, – проговорил Конни Брейди точно таким же голосом, каким Лонгакр рассказывал свои пиратские истории.

– Мистер Брейди, – с необычной резкостью упрекнул его Аластер, заметив, как побледнела Ри Клэр, – ты не должен говорить так неуважительно в присутствии леди.

Конни Брейди был явно раздосадован, так как ему нечасто приходилось бывать в обществе знатных дам, а леди Ри Клэр никогда не важничала, как некоторые другие. Конечно, она могла бы и поважничать, с обожанием подумал Копии Брейди, ибо была прекраснее любой принцессы, о которых ему доводилось слышать. Конни даже захотелось прикоснуться к ней, чтобы удостовериться, что она реально существует, но, взглянув на свою грубую, мозолистую руку, он тотчас же ее отдернул. Нет, она слишком утонченное существо, чтобы ее могли касаться такие, как он.

– Простите, леди Клэр, – смутился он, и щеки его запылали ярким, болезненным румянцем. – Я не хотел вас обидеть, честное слово, не хотел.

Не раздумывая, поддавшись естественному импульсу, Ри обвила тонкие мальчишеские плечи Конни Брейди. От удивления он застыл в неподвижности, затем вдруг расслабился, прижался к ее плечу, ощущая щекой прикосновение толстой золотой косы. Какие узкие плечи, думала Ри, но они несут на себе бремя взрослого мужчины. В этот миг робким выражением лица Конни Брейди напомнил ей Робина, и она вдруг ощутила сильную тоску по Камарею и свободе.

Подняв глаза, она поймала на себе понимающий взгляд Аластера. И ему тоже случалось тосковать по родине, по дому, который, однако, он покинул не при таких драматических обстоятельствах, как леди Ри Клэр. В конце концов, он уехал из Англии по своей доброй воле. А ведь схвати его тогда вербовщики, все могло бы сложиться по-другому; он оказался бы на борту судна, принадлежащего к флоту его величества, выходившего в открытое море. Вместе с оставшимися позади берегами Англии исчезла бы и всякая надежда на возможное бегство.

Аластер знал людей, которым повезло меньше, чем ему, ибо они так и не смогли вырваться из лап вербовщиков, нагонявших на всех страх одним своим появлением. Они хватали всех подряд: клерков с их мягкими манерами, лавочников, фермеров и даже юношей, малопригодных для требующей больших сил и часто опасной службы на борту военного корабля. Они нередко заканчивали эту службу сломленными телесно и духовно, не выдержав жестокого обращения начальников и тягот постоянной борьбы с морем. Участь моряка, особенно того, кто служит по принуждению, очень тяжела, существует большая вероятность, что он никогда больше не увидит знакомых берегов Англии. Если он не погибнет, сорвавшись с высокой реи или под ядрами и картечью, внизу, под бушпритом, всегда волнуется голодное море, готовое поглотить несчастного.

Но вот у них на борту «Морского дракона» оказалась хорошо воспитанная леди, перенесшая тягчайшие испытания... Она изведала жестокий страх смерти, пока пересекала Атлантический океан, а когда их корабль достиг порта, где она вроде бы могла рассчитывать на безопасность, едва не пала от ножа убийцы. И все-таки выжила, все перенесенное не сломило ее.

Аластер все более восхищался девушкой, и это восхищение ярко отражалось в его глазах.

Каждый день отдаляясь от семьи и дома, она, верно, думала, что этот кошмар никогда не кончится. Если бы только он мог успокоить ее. Аластер поклялся, что, пока он дышит, будет стараться уберечь ее от всех опасностей и сделает все возможное для ее благополучного возвращения домой. Эту клятву он стремился соблюдать, хотя его озадачивала одинокая фигура, стоящая над трапом.

Он нечасто подвергал сомнению действия капитана, но сейчас страдал от неопределенности и знал, что то же самое испытывает Хаустон Кёрби. С Данте бывало порой нелегко иметь дело, но до сих пор Аластер всегда доверял его суждениям. Многие – и не без основания – думали, что капитан – человек жестокий, никому не дает пощады и сам ее не просит. Он и впрямь никого не жалел, и прежде всего самого себя. Ставил перед собой трудновыполнимые задачи, любой ценой стремился осуществить их и умел собирать свои силы в один кулак, особенно когда надо было окончательно одолеть врага, с которым пришлось долго сражаться.