Тьма перед рассветом - Макбейн Лори. Страница 2

Но с тех пор прошло несколько веков и род утратил былую славу и величие его забылось как прошлогодний снег. Это был год, когда Морской Дракон и его хозяин, годами бороздившие океан в поисках приключений, вернулись, наконец, домой. Данте Лейтон был твердо намерен вернуть все то, что оставили ему в наследство дед и прадед.

Ибо он был лордом и законным хозяином Мердрако.

Но годы и годы прошли с тех пор, как он покинул Англию и замок своих предков. Данте Лейтон уже не был больше тем нищим молодым аристократом, в одну долгую ночь безумного разгула промотавшим доставшееся от родителей наследство и проигравшим в карты фамильное состояние.

Изящный щеголь и обольстительный молодой фат, он долго не замечал, что по-юношески привлекательное лицо его уже носит отпечаток излишеств и пьяного беспутства. Молодость беспечна, и Данте продолжал с дьявольским упорством прожигать жизнь. Он шел по жизни, презрительно смеясь в лицо тем немногим, кто пытался образумить молодого распутника, взывая к его благородству.

К несчастью, юноша был глух к призыву тех немногих, которые ещё оставались ему истинными друзьями. Подобно слепцу, он не хотел замечать, что безумное мотовство и хмельной разгул уже наложили свой отпечаток на его свежее юношеское лицо. С элегантной беспечностью аристократа по праву рождения Данте продолжал предаваться распутной жизни, свято веря, что все лучшее у него впереди.

Тем тяжелее оказался удар, когда будущее предстало перед ним в своей неприглядной наготе. Прежние кумиры пали, развенчанные трагической действительностью, вероломный друг, кому он верил, как себе, предал, а ненависть и коварство врагов ввергли его в пучину позора и бесчестья.

Настал час расплаты. Потрясенный до глубины души, ужасаясь глубине собственного падения, молодой Лейтон внезапно исчез, словно растворился в ночи, провожаемый угрозами безжалостных кредиторов и презрительным смехом прежних друзей. Он стыдился самого себя и собственное имя стало для него символом позора.

Но прежде, чем исчезнуть навсегда, он в порыве отчаяния поставил на кон последнюю оставшуюся у него золотую гинею в безумной надежде одним ударом вернуть себе бесценное достояние семьи, которое, как вода, просочилось у него между пальцев. Но счастье повернулось к нему спиной и он проиграл все. И то, что веками принадлежало его предкам и было завещано ему, теперь стало собственностью другого.

Этот день стал самым мрачным в жизни Лейтона. Даже смерть в эту минуту показалась бы ему избавлением. Он и не догадывался, что именно с этого момента его жизнь круто изменится. Мысль о спасении показалась бы ему безумием. Ведь негодяй, ставший свидетелем его последнего унижения, грубый мужлан, полный презрения к никчемному аристократу, был несомненно счастлив видеть бесславный конец потомка некогда славного рода. Это был простой капитан, с дурными манерами, достаточно жестокосердый для того, чтобы не поверить в обещание джентльмена расплатиться при первой же возможности. Он лишь расхохотался в лицо Лейтону, заставив изнеженного, надушенного лорда стать простым слугой на Пердите, его корабле, чтобы отработать долг до последнего пенса.

А Пердита, бригантина капитана Седжвика Кристофера не имела ничего общего с пузатыми, изъеденными червоточиной купеческими кораблями. Это был шестнадцатипушечный корабль, а официальное каперское свидетельство, хранившееся у капитана, позволяло безнаказанно уничтожить любое судно, на которое пало бы подозрение в неповиновении Короне. И пока Англия и Франция, не в силах решить свои разногласия миром, истекали кровью в Семилетней войне, Пердита рыскала по морям, умножая славу своего короля и благополучие своего капитана.

Ничего не зная об этой стороне жизни, которая показалась ему сродни аду, ещё не придя в себя после собственного недавнего разорения, изнеженный юный лорд вдруг неожиданно почувствовал, что должен выжить любой ценой. Дав зарок исполнить все, к чему обязывали его честь и фамильная гордость, Лейтон принял свою судьбу, твердо зная, что придет однажды день, когда он вернется, чтобы отомстить за позор, выпавший на его долю. Его месть будет страшна и никому не удастся избежать возмездия.

Первые дни и месяцы в открытом море стали для него не только тяжким испытанием, они сослужили и хорошую службу, ибо закалили его и сделали зрелым мужчиной, способным переносить лишения без единого слова жалобы. Он, от рождения стоявший на самой вершине социальной лестницы, теперь безропотно драил палубу, смывая кровь и грязь, а рядом с ним орудовал шваброй загорелый оборванец. Лейтон узнал, каково закоченевшими руками убирать паруса, когда от усталости и соленых брызг режет в глазах и уже невозможно отличить холодное серое небо от серо-стальной пучины моря. Вскоре он стал канониром, и в бою, когда матросы готовились кинуться на абордаж, от Лейтона зависело многое. И когда, промерзнув до костей и полуживой от усталости, он валился на койку в тесном и душном кубрике, единственное, что давало ему силы выжить, была мысль о мести.

Проходили годы, он доказал и другим и самому себе, что вполне способен выжить на борту Пердиты, став из обычного матроса, драившего палубу, сначала марсовым, затем рулевым и, наконец, капитаном брига. И, что самое важное, ему удалось заслужить уважение своей команды.

Но ещё удивительнее было то, что Данте Лейтон уважали не только матросы. Даже в глазах Седжвика Кристофера появилось нечто похожее на восхищение этим человеком. А ведь дружбой с ним могли похвастать немногие. Суровый, угрюмый, иногда даже жестокий, Седжвик Кристофер стал признанным командиром, едва ступив на палубу корабля. Его маленькие, пронзительно-синие, как морские глубины, глаза замечали все вокруг, а когда он, окинув недовольным взглядом такелаж или палубу, переводил мрачный взгляд на кого-то из матросов, даже закаленных морских волков бросало в дрожь. Его приказы ловили на лету. Он не прощал ни малейшего промаха, всегда карал жестоко за малейшую провинность, но команда молилась на него и не променяла бы ни на кого другого, ведь Седжвик Кристофер слыл справедливым и честным человеком, а кроме того, лучшим капитаном из всех, кто когда-либо ступал по палубе каперского корабля. А это было, пожалуй, самое главное, ведь не было дня, когда бы смертельная опасность не грозила капитану и команде брига.

А потом храбрый капитан пал смертью храбрых в одной из схваток, и команда, не скрывая слез, предала его прах волнам, как велит морской обычай. Плакали даже закаленные в боях суровые морские волки. Но сильнее всех горевал его первый помощник. Ему, своему ближайшему другу и надежному товарищу капитан оставил все то небольшое имущество, что нажил за долгую жизнь моряка. Разбирая после краткой церемонии похорон маленький просоленный рундучок капитана, Данте Лейтон почувствовал, как у него сжимается сердце: в рундуке он нашел драгоценный секстант Седжвика, его старый верный компас и ещё одну вещицу, которая, на первый взгляд, не представляла никакой ценности. Только двое людей в целом мире дорожили ею. Один из них как бесценное сокровище хранил её долгие годы. А другой был тот, кому она принадлежала по праву, и чьей она стала наконец.

Это была крошечная миниатюра, портрет женщины потрясающей красоты с прильнувшим к ней ребенком. Золотоволосая, с огромными серыми глазами, женщина казалась неземным созданием, ангелом или видением, на один лишь краткий миг коснувшимся бушующей морской пучины. Она, похоже, парила между небом и землей, бесплотный дух, подхваченный морским ветром и неизвестностью ожидавшей её судьбы. К ней прижимался ребенок, мальчик лет десяти. Подняв к матери лицо, он не сводил с неё полных обожания глаз. Маленькая ручонка зарылась в складки пышного шелкового платья, как будто он тщетно пытался схватить и удержать что-то неуловимое.

То был портрет леди Элейн Джейкоби и её сына, Данте Лейтона.

Не в силах оторвать застывшего взгляда от портрета, который он долгие годы считал навеки потерянным для себя, Данте Лейтон невольно содрогнулся. Он не был бы удивлен сильнее, если бы мать внезапно возникла перед ним живой, из плоти и крови. Прошло столько лет, до краев наполненных горечью, когда он переворачивал небо и землю в поисках портрета любимой матери и теперь, обнаружив его в рундуке старого морского волка, столько долгих лет хранившего медальон, Лейтон от изумления просто не находил слов.