Часовые свободы - Макбейн Эд. Страница 27

Итак, продолжаем размышлять, сказала она себе. Как же все-таки поступить?

Допустим, я возвращаюсь на Биг-Пайн, чтобы оттуда позвонить в полицию. А тем временем в ресторан придет мистер Пэрч, и тот, кто отвечал мне по телефону, скажет ему, что я буду в половине десятого. К тому времени, как я смотаюсь на Биг-Пайн и обратно, будет уже десять или даже четверть одиннадцатого, и вернусь я с копами, это уж точно. Мистер Пэрч будет просто в восторге увидеть полицейских, ни с того ни с сего явившихся в его заведение. Это как раз то, о чем он мечтал. Хотя, может, мы все вместе просто весело посмеемся над тем, что может взбрести в голову глупой подозрительной женщине... Как же, держи карман шире! Этот чертов Эймос развопится во всю свою негритянскую глотку из-за того, что в ресторане полно всякого лишнего народу, а клиентов обслуживать некому — если предположить, что эти шесть парней из «форда» вообще покажутся в ресторане. Но куда же еще они могут ехать? Может, на пристань Люка, чтобы нанять лодку для прогулки или рыбной ловли? Может случиться такое или нет?

Ну-ка, дурища, что скажешь на это?

Эти твои подозрительные типы всего-навсего бизнесмены, которые решили отдохнуть от дел, нанять лодку и выйти в море, чтобы половить рыбы, а потом выпить на берегу.

Джинни пожала плечами.

Да, пожалуй, это возможно, подумала она.

Ну конечно, половить рыбки, когда всем известно, что приближается ураган?

Гм-м...

Может, ей все-таки вернуться на Биг-Пайн и добраться до телефона, размышляла Джинни. Но допустим, позвонит она в полицию, а здесь ничего страшного не происходит? Наверное, лучше сначала самой это проверить.

Да, но как?

Я не могу отодвинуть барьер и въехать в деревню на машине, потому что, если там не в порядке, нужно же выяснить это потихоньку. Но я также не могу оставить машину здесь, на автостраде. Если в деревне все спокойно, то самое большее, что я получу за свои треволнения, это штраф за стоянку в неположенном месте, да еще выговор от мистера Пэрча за опоздание.

Так куда же мне!..

Ого, додумалась она, наконец, конечно в дом Уэстерфилда!

В это время года там никто не живет. Майрон Уэстерфилд с женой приедут сюда только после Рождества. Я просто оставлю машину у них на дорожке, а потом перейду через автостраду, а потом — в заросли — возможно, там меня заживо съедят дикие звери, но не могу же я спокойно пойти по S-811. Нет, конечно, если в деревне происходит что-то неладное. Что ж, может, вместо того чтобы лезть в кустарник, я смогу пробраться вдоль берега? Нужно посмотреть.

Джинни сложила губы трубочкой, напряженно раздумывая. Затем кивнула, пожала плечами, положила обе руки на руль и круто развернулась в обратную сторону.

Роджер Каммингс был высоким пятидесятичетырехлетним мужчиной с седеющими висками — ему очень нравилось, когда о нем так говорили, — с прекрасно сохранившимся мускулистым телом и манерой говорить так, что у его собеседника оставалось ощущение, будто ему строго выговорили за какой-то неведомый тяжелый проступок.

Когда к дому Уэстерфилда по ближней дорожке подъехала какая-то машина, он брился наверху в ванной. Он нахмурился, отложил бритву, а затем, поскольку в ванной было застекленное матовое окно, прошел в спальню, чтобы посмотреть наружу оттуда. Он не мог видеть дорожку, которая заворачивала за дом, но был уверен, что по ней подъехал автомобиль, потому что слышал, как замолк шум мотора. А потом воцарилась тишина.

— Что там? — спросила Сондра, лежа в постели.

— Тс-с! — резко зашипел он.

В спальне было тихо, пока они прислушивались. Машина не двигалась. Они слышали пение птиц в зарослях ризофоры, мягкий плеск волн, ударяющихся о пристань Уэстерфилда, гул самолета высоко в небе, звуки капающей где-то в доме воды и шелест пальмовых листьев во дворе — но только не стук работающего двигателя автомобиля.

— Это машина? — спросила Сондра.

— Думаю, да, — ответил Каммингс.

— Ты ее видишь?

— Нет.

— Ты что-нибудь заказывал привезти, Родж?

— Нет.

— Тогда кто это может быть?

— Не знаю.

Встревоженная Сондра Лэски села в постели. Это была тоненькая девушка с красивым бледным личиком, маленьким ртом и большими вопрошающими глазами. Она казалась моложе своих двадцати лет. Светлые, коротко остриженные волосы, плотно прилегающие к ее головке на грациозной, как у олененка, шее, еще больше усиливали впечатление ее юности. У нее были маленькие груди с едва обозначившимися сосками. От всей ее внешности веяло какой-то трогательной незащищенностью, что было не так уж далеко от истины и что во многом объясняло ее привлекательность для мужчин. Сидя в постели полуобнаженной, так как простыня закрывала ее только до узкой талии, она казалась невинным испуганным ребенком.

— Ты не думаешь, что твоя жена... — начала она.

Каммингс тут же прервал ее:

— Нет!

— Тогда...

— Не знаю, Сондра. Я спущусь и проверю, кто там.

— Хорошо, — кивнула она.

Он вернулся в ванную, где брился, затем умылся и энергично растер лицо жестким полотенцем. Швырнув его в корзину для грязного белья, он вошел в спальню и надел рубашку и, выходя, бросил:

— Одевайся, Сондра.

— Будь осторожен, — сказала она.

Он не хотел признаваться себе, что его встревожило неожиданное появление этого автомобиля. Он еще даже не видел машину, поэтому только мог представить себе какие-то варианты, но ни один ему не нравился. Первое, что ему представилось, что это была машина воображаемого частного детектива, нанятого Фэй, который следовал за ним и Сондрой сюда, буквально на конец света. Он мог нанять машину, чтобы она ожидала его в аэропорту Майами. Так что он тут же сел в нее и поехал за ними в Охо-Пуэртос. Сейчас он наверняка шел по дорожке к дому, вооруженный фотоаппаратом и в сопровождении свидетелей, но Каммингс намерен увидеть его, встретив на полпути, а не в постели с Сондрой. Возможно и такое: это могла быть машина, принадлежащая дорожному патрулю Флориды, который заметил, что дом Уэстерфилда обитаем, и решил выяснить, кто в нем, поскольку сами Уэстерфилды никогда не приезжают сюда раньше конца декабря. Вероятно, полицейские оставили патрульную машину в самом начале подъездной дорожки, потому что не хотели переезжать узкую канаву как раз перед поворотом. Сейчас они вышагивают, направляясь к парадному входу, залитому солнцем, где намерены постучаться и — в излюбленной манере полиции — вежливо поинтересоваться, что здесь происходит. И тогда Каммингсу придется как можно потолковее объяснить им, что здесь происходит.

Ему придется объяснить, что он — очень хороший приятель Майрона Уэстерфилда, который был налоговым инспектором в одном городишке в Коннектикуте, где Каммингсу принадлежит большой каменный дом и сорок акров земли, доставшиеся его прапрапрадедушке во время американской революции. Далее ему придется рассказать, что обычно он живет в этом доме со своей женой и дочерью девятнадцати лет, когда она приезжает из Вэссера на каникулы, но что, кроме того, у него есть квартира в Арлингтоне, штат Вирджиния, потому что... Стоп, он должен быть особенно осторожен насчет этого, может, даже, решил он, вообще не упоминать об Арлингтоне. Правильно, Арлингтон можно оставить в стороне, нет никакой необходимости говорить о нем. Он может просто сказать, что является старым другом Уэстерфилда, который предоставил ему свой дом на время отпуска — на девять дней, начиная со вчерашнего, пятого октября, и вплоть до тринадцатого октября, включая воскресенье, когда он рассчитывает покинуть Охо-Пуэртос и снова вернуться на север. Может, ему поостеречься и не говорить, что Уэстерфилд его приятель?.. Но если это полиция, как-то же он должен объяснить, что он делает в Уэстерфилд-Хаус.

Он пообещал Фанни, что будет звонить ей на ферму в Коннектикут, когда бы ни представилась возможность, только пусть она не волнуется, если они не смогут поговорить в течение следующей недели, потому что, скорее всего, он будет почти все время занят на встречах. Он планировал позвонить ей из Охо-Пуэртос во вторник, а потом в четверг, каждый раз делая вид, что звонит из Арлингтона. Вообще говоря, он не был уверен, что это чертовски много значило, то есть если бы Фанни узнала, что он ей изменяет, это как-то отразилось бы на их совместной жизни. Ему казалось, что для этого они слишком долго прожили вместе.